Когда мы встретились следующим вечером, Дэн выглядел мрачным, но тем не менее на удивление спокойным.

— Пол, я могу тебе подтвердить твои слова об Ирэн и Андре. У них это действительно длится уже несколько лет, — сразу же сказал он мне.

— У тебя, что – информация не только от меня появилась что ли?

— Они снимали хоум-видео о своих забавах. У них целый архив. Самый ранний файл – с датой пятилетней давности.

— Ты что — видел это сам?

— У нас дома есть внешний накопитель для данных. Но фактически им пользуется почти исключительно только Ирэн из-за увлечения съемкой бесконечных видео-сэлфи о своей жизни. Ну ты знаешь, это сейчас модный тренд у девушек. Но вот у Ирэн это, на мой взгляд, с явным перебором.

— Дэн, у нее есть в характере черты нарциссизма, когда человек не способен любить никого, кроме самого себя? – поинтересовался я, — или это просто игра в свою статусность, демонстрируемая в социальных сетях? Ирэн тянет к публичной жизни? Она что – и дня не может прожить без выставления своих фоток в интернет?

— Да сейчас почти всех девушек ее возраста тянет быть к статусности в кругу виртуальных поклонников. Не мне тебе объяснять, что пристрастие к сэлфи порождено одиночеством и нереализованной потребностью к любви. Эстетизация себя в виртуальном мире для девушек стала защитным механизмом от мира реального, – с сожалением вздохнул Дэн, — но что касается Ирен, то она больше снимает сэлфи для самой себя и своего узкого круга общения, а не для широкой публики. Она не из тех, кто хочет позиционировать себя всему миру. Для нее важнее ближний круг тех, кто ее понимает или может понять.

— У каждого свой масштаб потребности во внимании и поддержке. Если ради высокообсуждаемого сэлфи с множеством лайков человек не готов фотографироваться на грани падения с обрыва, то это можно назвать здоровой психотерапией. Перемелится – мука будет.

— Ну так вот, Пол. Сам я внешним накопителем пользуюсь очень редко, даже не каждый год. Сегодня утром остался дома один и взбрело мне в голову посмотреть, есть ли на ее последних сэлфи твой Дэвид.

— И как? Нашел такое?

— Не нашел. Точнее сказать, не успел найти. Потому что наткнулся на запароленную папку большего объема с названием 12345. Попробовал наугад несколько вариантов паролей. Папка открылось на слово: «Инцест». А там у нее с Андре такое во всех подробностях и крупных планах, что и хотел бы сохранить относительно их отношений отцовские иллюзии, — да теперь уж точно не получится.

За столом воцарилось тяжелое молчание. Потом я спросил просто так, чтобы не молчать:

— И ты скопировал эту папку к себе?

Дэн мрачно уставился на меня. Потом усмехнулся.

— А ты как думаешь? Это у тебя вопрос, так сказать, просто по Фрейду сейчас был? У кого чего болит, тот о том и говорит. На уровне своего травмированного подсознания.

— Извини. Не очень умно было с моей стороны.

— Ну почему же не умно? Мы же с тобой как отцы сейчас в одной лодке оказались. Может быть, даже нужно как бы вместе и выгребать эту проблемную ситуацию. Хотя твое положение, наверное, полегче моего.

— Это почему же? – удивился я.

— Ну ты сам сравни. Над твоими детьми основная гроза родительского гнева уже пронеслась – мои дети не знают о том, что мне известно об их шалостях. Твоя Кэти уже оправилась от шока и заняла позицию, которая, по крайней мере, не выглядит деструктивной. А если об этой ситуации как-то узнает моя Энн, то она для начала просто разбомбит все подряд. Мне вообще страшно даже вообразить, что будет! По этому поводу у Энн не будет никакой попытки диалога. Будет только монолог и очень громкий… У правоведов Древнего Рима был девиз: «Пусть погибнет мир, но восторжествует закон!» Я не хочу, что моя семья была разрушена во имя торжества принципов общественной морали.

— Дэн, может быть самое умное в твоей ситуации – делать вид, что тебе ничего не известно и ты пребываешь в счастливом неведении об инцестных отношениях Ирэн и Андре?

— Умолчание — конечно тоже вариант выхода для меня. По крайней мере, на какое-то первое время. Но я вовсе не уверен, что мне удастся надежно и надолго выкинуть это из головы. Потому что я уже не могу перед самим собой делать вид, что в моей семье ничего не изменилось за последние два дня.

Дэн в сердцах шлепнул ладонью по краю стола.

— Пол, я не знаю, что мне делать. Единственно, что я понимаю, — так это то, что ты в этой ситуации с детьми как бы на шаг впереди меня. И что мне, возможно, стоит опереться на опыт твоего продвижения к выходу из этого лабиринта. Раз уж наши дети и мы с тобой как их отцы оказались так причудливо связаны обстоятельствами.

— Дэн, давай тогда будем абсолютно честными друг перед другом. Скажи, в твоей голове сейчас есть какие-то предосудительные с точки зрения общепринятой морали виды на свою дочку?

— Раньше ничего такого точно не было. Но сейчас, когда я уже знаю, для меня всплыл в полный рост вполне логичный вопрос: «Если Ирэн позволяет это брату, то почему бы ей не позволить это и своему отцу?» В конце концов, теоретически у меня больше прав на это, чем у Андре. Потому что именно я, а не Андре дал ей жизнь со всеми ее удовольствиями.

— Дэн, ты ревнуешь сейчас Ирэн к Андре?

— Нет. В этой ситуации с моей стороны ревность точно является несусветной. Скорее это умозрительное оправдание моим неуместным фантазиям об Ирэн. В сущности, любое оправдание самого себя — это хорошо подготовленная на уровне подсознания ложь, выгодная сделка с самим собой и своей совестью.

— Оправдываться тебе перед собой или не оправдываться, но в любом случае ты единственный, кто решает, как тебе жить.

— Ох, Пол, — усмехнулся Дэн, — ты профессионал и ты прекрасно освоил ключевой прием психоаналитика. А именно умение сказать что-то интонационно-глубокомысленное с участием ключевого слова из предыдущей фразы клиента. Я знаю, что ты знаешь, что я знаю…

— Дэн, психоанализ – это исповедь без отпущения грехов. Мы не святые и не священники. В лучшем случае мы можем только помочь человеку отпустить от себя свои фобии. Или вытеснить в актуальном поле его сознания более деструктивные факторы менее деструктивными факторами. Недаром про нас клиенты шутят, что психоанализ – это болезнь, притворяющаяся лекарством.

— Пол, искренняя исповедь другому – она всегда глубже, запредельнее и мощнее, чем исповедь самому себе. Поэтому мы с тобой и обращаемся сейчас друг к другу за помощью. В сложившейся ситуации ты — зеркало меня, а — я зеркало тебя. Можно тебе задать вопрос из-за зазеркалья?

— Валяй.

— Когда ты спросил меня, скопировал ли я себе ту запароленную папку с видео инцеста Ирэн и Андре, ты ведь обозначил мне свое желание посмотреть эти видео?

— Вообще-то, я просто ляпнул первое, что пришло на ум. Но, в сущности, ты прав в своей гипотезе и я это признаю. Я хотел бы увидеть эти видео. И прожить эту реальность, пожалуй, мне лучше в полном одиночестве – без психологической помехи в виде присутствия другого человека.

— Нормальные люди в душе должны быть немного застенчивы. И не стоит формировать свое окружение из тех, в ком нет ни малейшего признака застенчивости. Так что я понимаю и принимаю твое желание, Пол. Я скопирую на флешку эти видео для тебя. Но давай договоримся о двух вещах. Во-первых, эти видео никто кроме тебя должен видеть. И во-вторых, для симметрии: если вдруг в твоем распоряжении окажется подобное видео о Сьюзен и Дэвиде, то я тоже бы не отказался взглянуть на него. Это будет честный обмен.

— Договорились, Дэн. Не думаю, что у моих детей уже есть такое видео. Но есть оно появится, то ты его увидишь и оценишь, дружище…