Лежа в больнице я окончательно убедился в неискренности своих былых любовниц. Никто из них даже не потрудились прийти и хотя бы проведать меня. Но за то почти, каждое свободное время ко мне теперь по очереди или вместе приходили Алиса и Лариса.

Дни шли, за ними тянулись и недели, я уже начал идти на поправку. Грузы с моей натяжки постепенно снимали. Я начал разрабатывать ногу и другие части тела. Лежать всё время порядком надоело.

Уже настала середина декабря. Грузы и натяжку с ноги моей сняли. Кости понемногу начали срастаться. Меня готовили к выписке для лечения на дому. На ноге была жёсткая, фиксирующая шина. Я периодически пил анальгетики вперемешку с витаминами и кальцием, так же у меня было повышенное кальциевое питание. Иногда мне становилось очень дурно от этого меню, я даже отказывался есть, но мама, Лариса и Алиса заставляли меня и я покорно продолжал диету. Когда идёт скудное питание и не особо разнообразное начинаешь ценить даже простые немудрёные супы, что мне позволяли редко…

Мой лечащий врач был в восторге от моей опеки, такого интенсивного лечения и послушания его диет и схем лечения у него наблюдалось в отделении крайне редко. Он каждое утро самым первым влетал ко мне, назначал процедуры, производил осмотры и уходил к другим. Меня на каталке возили на рентгены, перевязки, ставили системы, последнее редко.

Алиса и Лариса приходили уже в зимних нарядах. Но при этом сохраняли свою женственность и привлекательность на высоком уровне. Они ходили в шубах и теплых юбках и кофтах, или водолазках. Юбки были из плотных материалов, но такие же широченные и длиной от колена и до пола. Я видя их каждый раз в новы нарядах задавался вопросом «Сколько же у них одежды?!», и главное всё было одинаковым. Но мне эти их наряды очень нравились. Лариса и Алиса молодые женщины, и не смотря на то, что многие люди такой стиль одежды относили к «бабушкиным нарядам», на них, на мой взгляд, это всё смотрелось очень красиво, безгранично женственно и даже имела сексуальность. Это предаёт загадочность, плавность, грациозность и подчёркивало их женское начало. На ногах плотные колготки, которые спасали их от холодной зимы. Но под толщей юбки было наверное тоже очень тепло, тем более сверху обязательно одевалась меховая шуба.

— Не люблю зиму — говорила Лариса, — нужно одевать верхнюю одежду, а она движение начинает ограничивать. Чуть подвигалась лишнего и уже вспотела…

Мама моя вначале противилась близняшек. Но её можно было понять. Они чуть не лишили меня жизни, но они её и приукрасили.

Теперь моя жизнь была разделена на две главы. До и после…

До наезда я много работал, помимо своей официальной работы, я гулял. У меня было много любовниц, и вообще я вёл относительно не спокойную жизнь. После же я остепенился, работаю только на официальной работе, на которой меня ценили высоко за глубокие знания и уже некоторый опыт. Я абсолютно не гуляю и не общаюсь с чужими, малознакомыми мне людьми. Жизнь стала спокойной, размеренной. Но честно, мне такая спокойная жизнь пришлась больше по душе, чем та.

В середине декабря меня наконец-то выписали на дом. Я попросился к себе домой, хотя Алиса и Лариса очень хотели меня к себе на Лебяжье. Там у них был свой коттедж с баней, гаражом, приусадебным участком, а главное во круг никого, кроме старенького дома по соседству. Дом их располагался на опушке леса, за озером Большое Лебяжье. На картах его не найти, его тщательно стирали службы безопасности из-за судейского положения Ларисы.

Жизнь Ларисы и Алисы была вообще неординарная и необычная. У них нет подруг, родители их скончались в автокатастрофе, при поездке в Соль-Илецк на отдых. Жили они в этом коттедже только втроём. Коттедж был не до конца достроен. По проекту он планировался двухэтажным. Он уже был пригоден для жилья, но только на первом этаже. Второй этаж требовал доработок. Не был постелен до конца пол, стены были голыми, не было некоторых дверей в комнаты, но было отопление. Электричество тоже было не везде.

Это всё я узнал из их рассказов. Но я всё же при выписке попросился к себе, в родную квартиру, там мне было привычно, были мои любимые пластинки, книги, радиоаппаратура.

Лариса и Алиса собрали меня в день выписки и погрузили в автомобиль, на котором меня и сбили. Какое это было счастье видеть снова Казань не из окна палаты, а непосредственно, вдохнуть воздух улиц, пропитанный выхлопами автомобилей. Город уже готовился ко встрече нового года. Мимо пролетел красный автобус городского транспорта вкапывая свои колёса в снежную кашу. Снега тогда помню выпало немало в городе. Я так радовался, хоть и скакал на здоровой ноге. Меня усадили назад. Алиса села на пассажирское кресло, Лариса за руль. Тронулись. Улица замелькала огнями, опорами освещения, окнами домов, светофорами и другими автомобилями. Я наслаждался видами Казанского Кремля, замерзшей рекой Казанкой. Наконец появилась вывеска «ТатМедиа», метро «Козья слобода». Я повернул голову налево и увидел свой родной энергетический университет. В дали мелькал торгово-развлекательный центр «Тандем». Наконец проехав дальше мы заехали на улицу Ибрагимова и свернули на дорогу ко двору. Вот он родной двор предстал перед моими глазами.

Лариса ловко припарковала машину и они обе вышли. Алиса открыла мою дверь и я начал толкаться и выходить. Алиса помогала мне. Лариса доставала пакеты и вещи из багажника. Я встал и на костылях чуть прошёл на середину двора. Я вдохнул. Поднял глаза на пятиэтажные дома, вслушался в шум автомобилей на улицах Ибрагимова и Чистопольской. Раньше я не обращал внимания на мелочи, но теперь я видел каждое окошко в домах, каждое дерево во дворе, как отдельную историю. Так было хорошо. Лариса заперла машину и позвала к моему подъезду махнув рукой. Они обе были высокие, крупные. Я опираясь на костыли и Алису пошёл к подъезду. Мы вошли. Поднялись и вот она родная дверь квартиры. Меня охватило некоторое волнение даже. Ларис позвонила в дверь. Через пять секунд дверь открылась. За дверью была Вера. Из дверей сразу запахло вкусной, домашней едой. Лариса прошла вперёд, затем домой закостылял я. Алиса войдя последней заперла дверь. Все разделись. Из кухни вышла мама.

— Сынок, наконец-то дома — она поцеловала меня в губы, в щёки и крепко обняла. Мне помогли раздеться. Я встал в коридоре. Всё казалось небольшим, непривычным, но запах в квартире меня быстро вернул домой. Я вдохнул и улыбнулся. Лариса пошла на кухню с мамой, а Алиса помогла мне пройти в комнату, где стояла моя кровать, мои книги, пластинки, письменный стол с паяльниками и радиоаппаратурой.

— Всё так же в тот день, когда ты тут в последний раз был, сына — вошла она.

И правда на столе всё так же лежала радио-плата, которую я начал паять в то самое утро, того самого дня. Паяльная станция, только лишь отключенная от розетки мной перед уходом. Радиола с открытым корпусом, которую я ремонтировал, точнее пытался вернуть к жизни. Я сел за стол. Все замерли в ожидании чего-то. Я прибрался на столе, убрал плату в ящик, чуть отложил в сторону радиолу, собрал паяльную станцию.

— Всё такое родное — сказал вдруг я, сам от себя не ожидая слов. Они сами вырвались из груди.

— Сын, пойдём на кухню.

Мама ушла, за ней Вера. Алиса и Лариса расправили свои синие плиссированные юбки из бархатного велюра, поправили алые блузки на плечах. Алиса немного задрав юбку подтянула колготки на левой колене ноги. Колготки были снова плотные, только уже темно-синие. Я наконец оценил мощь и размеры ног близняшек. На взгляд они носили сорок третий или даже четвёртый размер. Настоящие великанши. Они были высокие, мощные, крупные, но при этом очень женственные, красивые для меня. Я не мог оторвать глаза от их грациозности.

Я встал и сам, отказавшись от помощи близняшек на отрез вышел за ними на кухню.

На кухне был накрыт стол. Стояли салаты, жаренная в духовке курица с картошкой, были расставлены стулья. Стояли бутылки красного вина «Шато-Тамань» и Армянский коньяк. Мама уже раскладывала курицу по тарелкам. Я сел в начале стола, так мне велела все. Слева сидела Вера и мама, справа близняшки. Мама села, я, на правах мужчины, взял в руки коньяк и открыв его разлил по рюмкам. Вере налили сок. Первая поздравила меня со слезами на глазах мама.

— Афоня, наконец-то ты вернулся домой, и идёшь на поправку. Судьба теперь разделила твою жизнь на две части. Но слава Богу, какими бы они не были, ты жив и идёшь стремительно на поправку — мама вытерла слезу, — Я сначала очень ругалась и даже проклинала Егоровых, то есть Алису и Ларису. Но сейчас я иного мнения об этих людях. Они очень помогли мне вернуться к привычной жизни. Да-да, они меня старались, в перерывах между посещениями тебя, веселить меня. Возили в разные места. Они были с самого начала уверены, что ты быстро поправишься. Возможно эти прелестные девушки молились ночами за тебя. Но я им всё же говорю «спасибо». Хоть они и являются виновными в том, что с тобой случилось, но они же всё исправили обратно, почти. Таких удивительных людей, как они я не встречала ещё. За тебя сын, и за Вас девочки!

Мама всегда могла сказать длинный тост на застольях. Но сегодня тост её был не таким длинным. Она залпом опрокинула рюмку в себя и села за стол, даже не зажмурившись коньяка. Все вслед за ней выпили.

Я с непривычки выпив залпом рюмку, сразу же ощутил жжение в горле и во рту. Лицо моё само собой зажмурилось я сразу закусил картошкой. Все приступили к трапезе переглядываясь в тишине друг на друга. Я снова разлил по рюмке коньяка.

— Может вина? — спросила мама.

— А теперь смысл? — спросил я, — После коньяка вдруг слабее вино. Утром дурно будет.

— Правильно, Афоня — указала на меня вилкой Лариса, — может уберём его вообще, девчата?

— Да, Лариса — поддержали её и тут же мама взяла бутылку вина со стола и убрала в шкаф.

Далее тост подняла Лариса.

— Как корень зла хочу сказать и от себя с Алисой. Мы уж такие с ней — одно целое, — все усмехнулись, — Афанасий, мы рады, что ты идёшь на поправку. Ты очень хороший человек и мы это узнали с Алисой, когда ездили на твою работу, в военкомат. Тебя все ждут на работе, интересуются, тебя ставят в ценность, а это важно в жизни человека мы считаем. Прости нас за это… Но я хочу сказать ещё, что не было бы счастья да не счастья помогло. Ты узнал кто тебе друг, а кто враг. Кому ты действительно ценен, а кому нет. И ещё люди заявят о себе, даже не сомневайся. Хочу выпить за тебя Афанасий, среди молодёжи теперь крайне редко встретишь такого, кто будет умным. Многие полагаются на инстинкты и рвение в неизвестном направлении. Сколько тебе сейчас лет?

— Двадцать три.

— Такой молодой и одновременно такой взрослый по уму. Я знаю о чём говорю. Я работаю с людьми уже много лет. Так что видала виды…

— Ладно, хватит меня расхваливать, от этого, не дай Бог загоржусь и потом это не ускоряет моё выздоровление. Давайте просто выпьем за Вас. Таких красавиц. Вам спасибо большое за уход и заботу в больнице. И Вы очень красивые и элегантные девушки!

— Тоже мне нашёл элегантных девушек! — засмеялась Алиса, — Нам по тридцать девять лет, Афоня!

Все посмеялись, я жестом всем сказал «Тихо!»

— Нет, я не шучу. Вы очень красивые и выглядите молодо. Вы привлекательные. Спасибо Вам. Таких девушек сегодня тоже редко найдёшь.

— Что-то все тут такие добрые, разошлись прямо — сказала мама и все снова посмеялись, — как в басне «Кукушка и петух».

Мы все поняв нелепость происходящего совсем рассмеялись. В итоге каждый выпил рюмку снова залпом. Вторую я принял уже легче.

После мы сидели шутили, беседовали, выпили ещё по две рюмочки. Мама вдруг встала и пошла в комнату. Вернулась она с гитарой в руках. Так как я уже был пьяный я без возражений взял гитару в руки и покрутив колки немного привёл строй в порядок. Алиса и Лариса были ещё трезвыми. Мама тоже шаталась от четвёртой рюмки.

— Спой сынок — сказала она и сама налила пятые рюмки уже до конца бутылки и выкинула её в мусорное ведро.

Я перебрал пальцами аккорды и запел что-то из Сергея Никитина. Алиса и Лариса сидели слушали разглядывая меня своими серыми глазами. Они ласкали свои волосы, подсознательно пытаясь меня привлечь их красотой. Мама сидела расслабленная, она уже расстегнула верхнюю пуговицу рубашки и махала веером себе воздух. Ей всегда становилось жарко от крепкого алкоголя, она даже покраснела и вспотела от коньяка. Вера сидела молча весь вечер и только застенчиво улыбалась, а после и вовсе ушла в комнату и смотрела там мои книги. Остались только взрослые люди за столом.

— Ой, девочки — выдохнула мама, — Если вдруг Вы захотите дружить с моим сыном я не против.

Близняшки посмотрели на неё, потом друг на друга и заулыбались ещё ярче. Потом их взгляды упали на меня, который сидел и перебирал струны на гитаре выводя разные мелодии.

— Что бы Вам ещё спеть?

— Спой песню из кино «Весна на Заречной улице».

После песни Алиса поманила меня к себе ближе.

— Афоня, иди сюда — шепнула она низким альтом.

Я без задних мыслей приблизился к ней, а она схватила меня за ворот крепкой сильной рукой и крепко чмокнула прямо в губы. Не успел я опомниться, как меня уже так же чмокнула Лариса. Для меня это было словно удар током. Всё перевернулась, я даже протрезвел от коньяка. Губы у Ларисы и Алисы были сильные, мягкие и очень горячие. Я был в шоке после поцелуя. Эти краткие поцелую были не похожи ни на что из предыдущего. Не сравнимое ощущение, словно душа моя дернулась с места. Алиса отпустила меня. Мама сидела уже вялая. Она не обратила даже внимания на происходящее.

В тот момент, признаться, я был напуган. От Алисы и Ларисы повеяло чем-то опасным, на мой взгляд. Нет, они мне обе нравились уже тогда. Я не мог сказать что люблю их, но симпатия была сильная, но этот захват Алисы, крепкий, уверенный, сильный, и поцелуй большими для меня губами, горячее дыхание теперь горели на моём лице. Но с другой стороны это меня теперь манило к запретному плоду сильнее, я почувствовал, что начинается что-то большее к близняшкам, чем просто симпатия. Я не понимал это смешанное волнение в своей груди и хаос чувств.

Алиса и Лариса после поцелуя предложили маме пойти на балкон.

— Юля, покурим немного? — вдруг заявила Лариса.

— Покурим?! — удивился я, — Вы что курите.

— Ну да, попробуй с нашей работой не покурить — сказала спокойно поправляя плиссированную юбку Алиса, — а тебя это напрягает.

— Афоня, успокойся и не задавай кривые вопросы — сказала мама и поцеловала меня в губы, схватив за голову, — мы скоро, любимый, не скучай.

Я остался один за столом и отложил гитару в сторону, прислонив к столу. Алиса, Лариса и мама весело шагая по квартире и хохоча вышли на балкон. Их резвые разговоры были слышны и на кухне, так как они открыли окно перед уходом, но не учли что я могу всё слышать.

— Алиса, где та зажигалочка нормальная, у меня камень вылетел? — спросила Лариса.

— На бери. Юльке тоже дай огонёк.

Они обращались с моей мамой, словно она подружка. Но моя мама примерно и выглядела как они. Аккуратная, со стройной фигурой, вечно в колготках, юбках и красивых платьях, правда прямого и строгого фасона, не как Алиса и Лариса с широченными юбками, с большой буквы.

— Афанасий, конечно, классный парень — сказал кто-то из близняшек, — такой серьёзный, умный, а самое главное молодой и красивый.

— Девочки, я не против, если кто-то из Вас захочет с ним быть — сказала мама, — Правда ему нужна твёрдая рука, что бы не расслаблялся. Я не могла всё время быть рядом с ним, ну он и гулял с девушками и даже женщинами. Он соседку Аллу однажды окучивал прямо на моей кровати, я с рейса внезапно вернулась.

— Да ладно! — удивилась Алиса.

— Ничего себе парень даёт! Алиса, ты его поцеловала.

— Вы уже успели его поцеловать? — удивилась мама, — Я вздремнула просто от коньяка. Но молодцы, не теряете время зря.

— Ну да, поцеловала, не удержала себя просто.

— Правда не знаю, — начала совсем низким тоном Лариса, — захочет ли он быть с нами, мне кажется от твоих резкостей он немного насторожился?

— Девочки, мой Вам совет, как мать Афанасия — начала мама, было слышно как она сделала очень глубокий затяг сигаретой, — Вы его хотите соблазнить и поиграться с ним или хотите что-то серьёзнее?

— Ну я бы хотела не только секса — сказала Лариса.

— Я бы тоже хотела с ним отношений. Парень золотой, таких крайне мало. Но он слишком молод и примет ли он нас обеих сразу. Мы просто привыкли делить всё поровну в жизни. Ну ты знаешь Юлия…

— Ну путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Но готовите Вы отменно, да и он сам прекрасно готовит, этим его не удивишь. А вот сексуально завлечь его и раскрутить легко. Он фетишист по колготкам и юбкам. Вам повезло. Вы уже и так постоянно в широченных роскошных юбках и колготках ходите. Я вижу как он смотрит на ваши ноги, юбки, фигуру. Его это очень заводит, он любит таких женщин. Раскрою Вам тайну о нём, но только между нами девочки.

— Хорошо, Юлия, говори — сказала Алиса. Я начал их узнавать по голосу, голос Алисы был немного выше по тону, чем у Ларисы.

— Он со школы часто мастурбировал, я часто видела его за этим делом, и делал он это колготками.

— Это как?

— Вы что порно не смотрите?

— Алиса я тебе показывала однажды, как мужчины дрочат колготками — сказала Лариса.

— Ну вот он любит это дело. И так же он делал это и юбками. Так что дальше думайте сами.

Услышав такое я сначала не поверил ушам. Моя мама торгует мной. Она раскрыла все мои тайны близняшкам. Мне стало очень стыдно, но я постарался взять себя в руки и мне это удалось. Краска с лица ушла.

— Я тоже часто мастурбирую, девчата. В этом нет ничего плохого. Уж лучше порой так, чем с кем попало. Но с мужчиной, конечно, в разы интереснее.

— Я вообще девственница до сих пор — заявила Алиса.

— Господи, как ты терпишь? — спросила мама.

— Тоже нахожу выход через мастурбацию. После того, что сделали с Ларисой у меня долго было отвращение к мужчинам тоже. Мы с ней в серьёз начали учиться, работать и построили отличную карьеру.

— Но я не о чём теперь уже не жалею — продолжила Лариса, — у меня прекрасная дочь, и в ней ни одной капли от тех подонков. Она вся в меня. Я часто думаю, что я сама себе его зачала, мне так легче. Хотя это бред.

— Но отвращение было к мужчинам до Афанасия. Сейчас я чувствую — я его хочу, лично — сказал Алиса, — конечно, я говорю сейчас как последняя шалава, но я не в силах держать уже в себя этот сорокалетний кипяток страсти.

— Я когда держала его за руку в палате, я ощущала, какое-то тепло в своих венах от него, оно расползалось по всему телу. Не знаю как это описать даже…

— Ну, девочки, я вам дала краткий инструктаж, дальше сами. Если что, звоните мне, проконсультирую вас.

— Правда, я не могу иметь детей — сказала Лариса, — у меня удалены яичники. После того, как я родила Веру начались осложнения и началась метастаза. Заметили вовремя, но яичники уже было не спасти… Но я интерес к сексу не потеряла ни грамму, очень его хочу и часто само удовлетворяюсь.

— Ничего, Лора, главное ты жива, здорова, прекрасная дочь у тебя. Остальное приложится. Ладно, пойдём-те обратно. В одних колготках холодно тут стоять.

— Пошли — поддержала Алиса.

Они зашевелились, закрыли дверь на балкон, я сделал вид, что уничтожаю салат из крабовых палочек. Через считанные мгновения они уже друг за другом вошли на кухню, сначала одни из близняшек, потом шатаясь мама, а после вторая сестричка. Мама прошли и села, поставила на стол новую бутылку коньяка. Алиса и Лариса демонстративно лаская свои юбки передо мной сели на стулья, расправив кроя юбок так, что бы я обратил на это внимание. Алиса даже выставила колено за стол, передо мной и задрав юбку до бедра демонстративно подтянула колготки и расправила юбку лаская бедро рукой. Я конечно, не мог не смотреть на это и смотрел на её действия не способный оторвать глаза. Такие крепкие, плотные колготки спокойного темно-синего тона, поблёскивали на её ногах на свету, своими нейлоновыми нитками. Колготки сразу было видно высококачественные. Алиса немного переборщила с юбкой и оголила почти всю свою мощную ногу до основания так, что я даже увидел уже узоры на «шортах» колготок. Они были равномерные, после полоски на основании бёдер, перекрещивались, были точки. Я сразу понял — колготки дорогие и крепкие. Возможно с добавлением лайкры, что придаёт легкий блеск. Алиса нежно прогладила и вернула юбку на место и похлопала своё бедро ладонью, что вернуло меня на землю. Когда я оторвал глаза от её бёдер и юбки, я сразу посмотрел в её глаза. Алиса смотрела на меня улыбаясь и с хитростью, мне стало снова стыдно и я отвёл глаза на Ларису, и уловив тот же взгляд перевёл взгляд на маму и свою тарелку.

Мы просидели ещё долго допоздна. Мама ушла спать, окончательно опьянев от коньяка. Алиса уложила её. Лариса и Алиса после седьмой-восьмой рюмки тоже опьянели. Я больше не пил. Лариса и Алиса начали заигрывать со мной. Теперь я остался с ними один на один. Но я не отвечал на их игры взаимностью. Всё же что-то внутри меня останавливало. Был какой-то необъяснимый барьер. Я боялся чего-то. Лариса и Алиса уловив это не стали меня больше принуждать к этим играм. Они принялись убирать всё со стола. А я вышел на костылях в комнату и сел рядом с Верой, которая уже засыпала сидя на кресле.