Юрий Семёныч, зорко наблюдая за ней, твердил сам себе:

– Ничего – ничего, вернётся! Вернётся! Ничего!

– Господи, что это? – беспорядочно шептала Наталья, задавая вопросы и тут же отвечая на них. – Это слёзы? Да, слёзы. Почему? Потому что ты хочешь лететь. Хочешь? Да, хочу. О, Господи, я же – настоящая тварь. Разве я могу быть тварью? Да, можешь, потому что ты предала Костика. Почему предала? Потому что ХОЧЕШЬ, ХОЧЕШЬ, ХОЧЕШЬ ЛЕТЕТЬ. А как же Костик? Костик – писатель, он тоже обязательно улетит куда – нибудь. Костик, улети куда – нибудь, я тебя очень прошу. Господи, помоги ему куда – нибудь улететь.

Она опустила глаза с вечерних небес и метнулась обратно к машине.

Юрий Семёныч был наготове, мгновенно нагнулся к дальней дверце и открыл её – Наталья проворно забралась в кресло, плаксиво шмыгнула носом и спросила, не глядя на него:

– И как же с такой у р о д и н о й лететь в Эль – Фуджейру?

– Прекрати, Наташенька! Кто тебе сказал?! Я вырву язык каждому, кто повторит о тебе это гадкое слово! Для меня ты всегда была милым созданием!

Она вдруг прокричала в паническом замешательстве:

– О, Господи, Юрий Семёныч, у меня осталось пять минут до электрички!

– У тебя осталось пять минут, чтобы принять решенье: летишь или нет! От этого зависит всё – подавать мне новые документы или распрощаться раз и навсегда со своей хрустальной мечтой!

– Но Юрий Семёныч! – завопила она от нестерпимых мучений и своей глупой нерешительности. – Вы посмотрите, сколько на улице прелестных девушек, которые жаждут уехать отсюда да ещё в придачу с новоявленным бизнесменом! При чём здесь я со своей рожей?! Я что – не вижу её в зеркало каждый божий день?!

– Я не хочу подбирать с улиц всякий мусор, понимаешь ты или нет?! За мной стоят такие ВЕЛИКИЕ ТУЗЫ, что предлагать подобную поездку незнакомой девушке с Комсомольской площади – значит быть без мозгов и царя в голове! Неужели не ясно?! И прекрати позорить себя какой – то «рожей», как тебе несовместно! Всё! Я лечу с тобой и только с тобой!

Она откинула голову на спинку кресла, прикрыла глаза, секунду помолчала, а потом уже тихо спросила:

– С чего я должна начать?. .

Юрий Семёныч облегчённо и даже со свистом выдохнул:

– Во – первых, Наташенька…

– Вы всё время «Наташенька» и «Наташенька»… – оборвала она и повернулась к нему. – Это очень приятно, но я пока не привыкла, лучше… Наталья…

– Наталья, во – первых, позвони на дачу и скажи своим друзьям, что сегодня не приедешь. Я во что бы то ни стало должен сделать за сегодняшний вечер эскиз твоего портрета, чтобы завтра написать уже сам потрет, а послезавтра отправить с пробными документами. Времени совсем мало.

– Почему послать портрет, а не фото?. .

– Таково условие Эль – Фуджейры. Они там перво – наперво хотят знать каков образ моей будущей помощницы и спутницы. Не забывай, это – не промышленный, а художественный бизнес.

– Ольгин портрет вы тоже когда – то отсылали?. .

– Когда – то отсылал. Теперь всё заново и как можно быстрей.

– И что же они скажут, увидав портрет «новой спутницы»?. .

– По закону они дают право выбора, и окончательное решение за мной.

– А фото тоже отправите?. .

– Конечно, чуть позже, следом за портретом, вместе с официальными документами.

– Вот тут – то, Юрий Семёныч, и откроется вся ложь: вы на бумаге меня подмажете, подкрасите, а фото возьмёт и всю истину скажет:

– Я тебя очень прошу, не возвращайся к старому разбитому зеркалу! Сколько можно?! Зачем ты заставляешь меня как китайского болванчика постоянно тюкать головой то вниз, то вверх и повторять одно и то же: нет, это – неправда, ты высокая, стройная, милая девушка… ты высокая, стройная, милая… Хорошо, чтобы ты бросила свои комплексы, я готов уже завтра тратить деньги на твоего парикмахера, визажиста, массажиста… кто там ещё существует?! Делай какую угодно супер – причёску, массаж и макияж лица, оденься по самым лучшим образцам модных журналов, и вот тогда, наконец, ты полюбишь совсем другое зеркало и совершенно новую фотографию, которую мы немедленно отправим в Эль – Фуджейру! Но учти, времени мало, если этим заниматься, то уже завтра! Ты поняла меня?! К тому же, я естественно обещаю тебе личного парикмахера, личного визажиста, массажиста, кутюрье и в самой Эль – Фуджейре в придачу к чистейшему воздуху бесподобного оазиса неповторимой природы, лучезарному берегу Индийского океана, прогулкам на яхте, подводным путешествиям среди сказочных караловых рифов и прочее, прочее, прочее! Такое дело пойдёт?!

Она приоткрыла рот, часто захлопала глазами и в полном недоумении протянула:

– Господи… что вы сказали?. . Кому же это не пойдёт?. . Неужели такое может быть и для МЕНЯ?. .

– А ты что думала?! Неужели для ТЕБЯ останутся на всю жизнь только грязная вонючая электричка, душное подземелье метро со своим бесконечным толпизмом и постоянный страх за завтрашний день?!

– Но ведь Ольга лопнет от зависти… ведь эта роль в Эль – Фуджейре была приготовлена для неё…

– А ни твоя ли мечта, чтобы Ольга «лопнула»?! Роли всегда остаются, только часто меняются исполнители!

– Не кричите, Юрий Семёныч, спокойно… – сказала она дрогнувшим голосом, – я уже беру телефон и пробую звонить на дачу… пробую… Господи, помоги мне…

Юрий Семёныч снял кепку, взъерошил волосы и устало протёр ладонью вспотевшее лицо:

– Фу – у – у – у… – и откинул голову на спинку кресла.

Наталья достала мобильник, торопливо набрала номер и со страхом в глазах поднесла к уху.

– Привет, – отозвался мой грустный голос, ещё не отошедший от подлого поступка Майкла. – Ты где?

– Привет, Костик! – вдруг забывчиво ляпнула Наталья и мигом осеклась, кинув безумно растерянный взгляд на Юрия Семёныча и крепко прикрыв руками телефон. – Ой!

Юрий Семёныч округлил глаза и с удивлением прошептал:

– Костик?. . Любопытно…

Она быстро поднесла палец к губам, призывая к полной тишине.

Он покорно кивнул, усмехнувшись, и замер.

– Костик! Я сегодня не смогу приехать, надо посидеть с мамой, она плохо чувствует! – на одном дыхании сказала Наталья.

– А ты где? Почему звук пропал?

– Я? Я: в аптеке, мама послала! Звук пропал? Алло – алло!

– Да сейчас нормально, теперь слышу.

– Останусь с мамой, говорю! Она плохо чувствует! Завтра утром позвоню!. .

Я сидел за своим рабочим столом, глядел на экран ноутбука и говорил с Натальей.

– Хорошо, если так надо – посиди… с мамой.

– Надо! Она очень просила!

– Ладно, я тогда посижу со своей писаниной и попробую за ночь всё закончить. Давай, завтра жду звонка, – и выключил телефон.

Я секунду подумал, глядя на монитор, и продолжил печатать…

Поздним вечером император сидел в своей тихой спальне на краю расстеленной широкой постели и думал, медленно скользя глубокомысленным взглядом по толстому фолианту, лежавшему на столе, по зашторенным окнам, по круглым красным светящимся фонарям и по длинной стене, расписанной китайским пейзажем. Император был в легком, чуть распахнутом зелёном халате.

На постели рядом с ним мирно спала маленькая собачонка, иногда дёргая во сне тонкими лапками.

В дверь негромко постучали, и вошёл слуга Ван Ши Нан.

Собачонка вскинула голову и чутко насторожилась, сразу поняв, что её сладкий сон на мягком ложе хозяина испорчен.

Император лишь немного выпрямил спину, но к двери не обернулся.

Ван Ши Нан поклонился спине и доложил:

– Император, к вам пришла на ночь наложница Юй Цзе!

– Пусть зайдёт.

– Слушаюсь! – ответил слуга и позвал к себе собачонку. – Ци – Ци!

Она неохотно прыгнула с постели, замерла у ног хозяина и пристально поглядела на него, словно задавая вопрос: «И тебе это надо?».

Император кивнул и развёл руками – «что поделать, Ци – Ци, надо».

Собачонка зевнула, побежала по ковру и покинула спальню.

Поклонившись ещё ниже, слуга задом удалился за ней.

И тут же без промедленья в комнату мягко шагнула Юй Цзе, а дверь за ней крепко прикрылась.

– Император, я здесь, – робко сказала наложница, приложив ладошки к белому чистому личику.

Теперь император медленно приподнялся, медленно обернулся, посмотрел на неё и неторопливо сказал:

– Подойди ко мне… нежнейший лепесток лотоса, подойди… прозрачная капелька утренней росы…

Юй Цзе быстро – быстро засеменила к нему и встала напротив, всё ещё держа ладошки в покорном приветствии.

С тихой тайной в голосе он продолжил:

– Я весь день безустали молил ВЕЛИКОГО БУДДУ о помощи нам с тобой, мы должны этой ночью зачать достойного наследника знатного рода Чоу – Чанов.

– Я тоже молила ВЕЛИКОГО БУДДУ.

– Вот видишь, мы оба молили его, и он увидел нас. Его истинное слово снизошло до моих ушей, и вот что я услышал… – император коснулся до плеч Юй Цзе, – но сначала скинь кимоно, подними глаза и внимательно следи за словом БУДДЫ, которое я сейчас перескажу тебе. Оно слишком тонко и поэтично, чтобы прятать свой взор и не отдаться этой музыке вечного блаженства.

Юй Цзе сбросила на ковёр лёгкое кимоно, оставшись обнажённой, и подняла лицо.

Он глубоко утонул в глазах очаровательной наложницы, словно в чистых озёрах, потом вынырнул, заскользил тёплым ласкающим взглядом по обнажённому телу наложницы и начал нежнее нежного поглаживать его руками, будто осторожно и бережно прикасался к поверхности хрупкого сосуда, при этом увлечённо «читая слова БУДДЫ» :

– Юй Цзе чудесна в красоте девичьей!

Без ложной скромности скажу:

Скорей сюда! Скорей дивитесь!

Но много вам не покажу,

Всё в ней – моё, и мне на радость,

Моя любовь, моя весна!

Тебя ласкаю, моя сладость,

Ты для РОЖДЕНЬЯ мне дана!

Твой бархат тела мил на диво,

А твой живот таит стыдливо

Желаний льющуюся кровь,

Истому неги и любовь!

Изящный поворот невинных ножек

На загляденье выражает то же!

Губами я коснусь твоей груди – и нету моих уст!

А бесподобно – нежный бюст,

Увеченный прекрасною головкой

Навек пленил меня довольно ловко!

И вот стоишь беспечна и мила,

Как утра моря тишина

С улыбкой утаенного привета,

В сиянье влажном дрогнувшего света!

А он уставился на Цзе

С волненьем лёгким на лице,

Он весь открыт и руку тянет

К слегка прикрытой ею тайне!

Её разгадка МНЕ дана,

Войти туда – МОЯ мечта!

Столь совершенна, как богиня –

Юй Цзе ей будет вечно имя!

Она явилась в мои сны,

И раствориться мы должны

В одно единое начало…

Император вдруг резко замолчал, отдёрнул руки от тела наложницы, снова сел на край постели и тупо уставился на её гладкий живот.

– О, ВЕЛИКИЙ БУДДА, – задумчиво проговорил он, – прости меня… я снова чувствую влияние Руси, даже в стихах: «скажу – покажу», «радость – сладость», «дана – весна», «диво – стыдливо», «кровь – любовь»… Ты знаешь, Юй Цзе, что это совсем не наше построение слога и рифмы?. . – спросил он, всё так же глядя на живот.

– Я знаю, что император очень полюбил какую – то далёкую Русь, когда отправился по Великому Шёлковому Пути, – робко ответила наложница.

Он хмыкнул, передразнив её:

– «Какую – то Русь»! Русь – удивительная страна, в ней нет подлости и предательства, но я… не об этом… В то время, проплывая с караваном через Русь, мне удалось приобрести удивительную Книгу Стихов, и сейчас я вспомнил одно из стихотворений и немного перефразировал его. Эту Книгу, как и другие Книги, с русского языка перевёл для меня сын достойного Чжан Цзяня – дипломата, разведчика и основателя Великого Шёлкового Пути.

– Но император сказал, что это – слово ВЕЛИКОГО БУДДЫ, а не слово стихов.

– Конечно ВЕЛИКОГО БУДДЫ, ведь только он мог сказать мне такое слово, которое расшевелило моё воспоминание о Весне, Любви, Непорочной Красоте Девичьего Тела. И ничего странного нет, что все эти нетленные вещи я вспомнил в связи с любимой Русью, – он помолчал и очень грустно добавил, всё так же обращаясь к животу наложницы. – Ступай к себе, у меня сейчас почему – то нет желанья… Я обязательно позову… свою Юй Цзе… через несколько дней…

Юй Цзе словно ждала этого момента, она мигом подняла с ковра кимоно, быстро нацепила его, завязала и помчалась прочь из комнаты, находу кивая и прикладывая к лицу ладошки – лодочки.

Император горько ухмыльнулся:

– О, ВЕЛИКИЙ БУДДА, ты только посмотри как она рада, как рада… мерзкое создание… о – о – о, мерзкое…

Когда исчезла наложница, в спальню восторженно прискакала собачонка Ци – Ци, подбежала к хозяину, лизнула его в ногу, прыгнула на постель, заняла своё прежнее место и облегчённо вздохнула.

Ван Ши Нан явился на порог комнаты несколько удивлённый и настороженный. Он снова поклонился спине, потому что император опять не обернулся.

– Ван Ши Нан, позови Инспектора охраны, и ты на сегодня свободен.

– Слушаюсь! – ответил слуга, хитро смерил его спину недобрыми глазами и покинул комнату.

Оставшись один, император начал бессмысленно, как казалось, повторять рифмы прочитанного стихотворенья, но было прекрасно видно, что в голове его работала адская машина – он явно решился на что – то очень серьёзное и важное:

– . .. скажу – покажу,

радость – сладость,

диво – стыдливо,

сны – должны,

кровь – любовь,

Юй Цзе – на лице…

– Император! – возвестил о себе голос Инспектора охраны.

Император даже не слышал, как тот вошёл – настолько глубоки были его раздумья, он встрепенулся и приказал через плечо:

– Инспектор, я постараюсь заснуть, ко мне никого не пускать, даже жену.

– Охрана уже у дверей, император!

– Вся надежда на вас. Идите.

– Слушаюсь! – ответил Инспектор и зашагал из комнаты.

Одним движением ног император развернулся, оторвавшись от пола, лёг на постель и прикрыл усталые глаза.

Собачонка Ци – Ци уже снова крепко спала и дёргала во сне тонкими лапками…

В императорском утреннем саду среди изумрудной зелени и буйства цветущих растений молодая прислуга Дворца собирала с лепестков и травинок чистую росу, согнувшись к земле и молчаливо продвигаясь вперёд с пиалами в руках.

Осторожно наклонив лепесток лотоса, девушка скатила с него капельку росы, капелька упала в почти полную пиалу и чуть потревожила прозрачную жидкость лёгким еле заметным всплеском.

Парень, который шёл поодаль, мягко пригнул цветок орхидеи, и несколько маленьких блеснувших шариков побежали по соцветию и нырнули в его наполненный сосуд, взбудоражив зеркало хрустальной поверхности бесценной влаги.

Позади прислуги вышагивал внимательный Инспектор, он держал большой кувшин белого цвета с высокой крышкой, похожей на императорский головной убор. Рядом с Инспектором шагали по обе стороны охранники с толстыми дубинками бамбука в крепких руках.

Одна из девушек, медленно приподнявшись и держа в ладошках полную пиалу, затаила дыханье.

Инспектор заметил и направился к ней, открывая крышку кувшина. Стараясь не пролить ни одной капли, она умело опрокинула пиалу и вылила росу в кувшин, потом опять нагнулась к земле и стала продолжать свой нелёгкий труд.

Утро светлого тёплого дня, уже давно влетевшее в большие распахнутые окна спальни, укрепило императора в абсолютно правильной мысли, неожиданно озарившей вчера вечером его беспокойную голову. Император, чисто вымытый и свежо одетый, спокойно шагнул к столу и открыл закладку толстого фолианта, потом отыскал строчку и прочитал её вслух:

– «МУДРОСТЬ И ДОБРОДЕТЕЛЬ ПРЕОБРЕТАЮТ НОВЫХ ЛЮДЕЙ», – и повторил. – «МУДРОСТЬ И ДОБРОДЕТЕЛЬ ПРЕОБРЕТАЮТ НОВЫХ ЛЮДЕЙ».

Он закрыл фолиант и поглядел в распахнутое окно.

Там виднелся Двор Пыток: беседка с пиалой, огромные котлы для человеческого тела, страшное колесо для ломки костей.

– «МУДРОСТЬ И ДОБРОДЕТЕЛЬ ПРЕОБРЕТАЮТ НОВЫХ ЛЮДЕЙ».

В дверь постучали.

– Войди, Ван Ши Нан!

Слуга вошёл, поклонился и доложил:

– Чай из утренней росы готов! – и отошёл в сторону, учтиво пропуская вперёд императора…

Соседняя комната была большой и просторной.

На полу лежал пёстрый дорогой ковёр.

С потолка свисали голубые и лёгкие драпировки, напоминавшие застывшие морские волны.

Все стены украшались мечами, кинжалами и круглыми щитами; с блестящих поверхностей щитов глазели барельефы тигров, львов, леопардов и драконов.

У каждой из трёх дверей комнаты находилось по два стражника с тонкими и длинными пиками. Как только вошёл император – стражи порядка, словно заведённые механические болванчики, одинаково потоптались на месте в знак приветствия, подняли пики и снова успокоились.

По обе стороны открытого окна красовались в шёлковых платьях особо приближённые Мандарины, человек десять. Среди них император быстро успел разглядеть подлых, ненавистных заговорщиков: самовлюблённого красивого Чжоу Дуня, щекастого и красного Чан Буя, скуластого Хуан Мия и худого прыщавого Ухай Ли. Недалеко от них и совсем в другой компании стоял Главный Дворцовый лекарь – толстый и круглый Сан Гуан с добродушным пухлым лицом. Все Мандарины поклонились и на несколько секунд застыли в этих согнутых подобострастных позах.

В центре комнаты, куда направился император, выделялся круглый инкрустированный стол с императорским чайным прибором, одной пиалой, большим белым кувшином с утренней росой и пузатым заварным чайником, из носика которого струился пар.

Император старался казаться совершено спокойным, он сел за стол в широкое удобное кресло и одними глазами дал команду Ван Ши Нану.

Тот подошёл к столу, взял ЛЕВОЙ РУКОЙ заварной чайник и налил себе в пиалу немного тёмной пахучей жидкости, затем поднёс ко рту и начал пить мелкими глотками, делая после каждого небольшую осознанную паузу.

Император смотрел на слугу – предателя совершенно безразличным взглядом.

А Ван Ши Нан пристально глазел на императора, продолжая делать глотки, его бровь многозначительно скакнула вверх, голова вскинулась к потолку и замерла.

Император не шелохнулся, всё так же безразлично наблюдая за фокусом Шанхайского цирка.

Ещё несколько секунд подержав голову приподнятой, слуга опустил её и сделал, наконец, низкий поклон, что означало – он жив! чай не отравлен! можно пить!

Лишь одним движением мизинца в сторону своей чашки император дал сигнал немедленно наливать.

Ван Ши Нан теперь поднял ПРАВУЮ РУКУ с двумя прижатыми нижними пальцами, которые держали щепотку порошка.

Император заметил уловку, потому что знал о ней, и быстро убрал глаза в сторону, чтобы не выдать себя, а внутренний голос неистово бушевал: «Какая же тварь, даже не дрогнул! Ну, давай – давай, насыпь отравы, подлый ты человек!».

Чжоу Дунь и скуластый Хуан Ми затаили дыханье.

Прыщавый Ухай Ли и щекастый Чан Бу тяжело проглотили подступившие комья.

Ван Ши Нан взял ПРАВОЙ РУКОЙ заварной чайник и налил чай в императорскую чашку, искусно украшенную золотой лепкой драконовских голов.

А внутренний голос императора продолжал: «Вот подлюга! Ловко насыпал! Я даже ничего не заметил!».

Он секунду смотрел на отравленную жидкость и вдруг сказал капризным тоном ребёнка:

– Я сегодня совершенно не хочу эту росу, надоела… может мне выпить молочка? Ван Ши Нан, ты не знаешь – утром доили наших молодых буйволиц?

Ван Ши Нан очумел, вздёрнул плечи и ничего не мог ответить.

– Впрочем, не пойму… и молока тоже не хочу… я, по – моему, заболеваю… – император прикоснулся руками до висков, потёр один висок, потом другой и приказал слуге. – Позови ко мне Дворцового лекаря, вон он стоит у окна… пусть пойдёт со мной в спальню… а ты пока свободен…

Слуга покорно устремился к лекарю.