Быть хорошим отцом / Being a good father / Автор Taltos305 / 2023 год

Дочь Геннадия Анатольевича Ирина недавно родила своего первого ребенка. Это было что-то вроде «Ой! Он родился неожиданно!» для нее и ее мужа Сергея. Они были женаты всего около шести месяцев. Ирина принимала противозачаточные средства. План состоял в том, чтобы подождать несколько лет, пока они не смогут позволить себе купить квартиру в Санкт-Петербурге, но она заболела Ковидом-19 и была вынуждена принимать сильные антибиотики, во время лечения, который сводили на нет противозачаточные средства которые дочь принимала. Ирина с Сергеем были молоды и не понимали, что она не защищена. Итак, однажды ночью они занялись сексом, думая, что делают что-то безопасное, Сергей вошел в Ирину будучи уверенным что она не забеременеет.

Девять месяцев спустя Ирина родила ребенка, но они все еще были неопытными родителями. Прошло всего несколько недель с тех пор, как родился ребенок, Ирина чувствовала себя настолько подавленной, что вся семья проводила много времени помогая Ирине с её первенцем, чтобы помогать ей с такими вещами, как кормление, подгузники и купание. Не говоря уже о том, что из-за того, что ее муж Сергей большую часть времени был в длительных командировках, Ирина изо всех сил пыталась заснуть, так как казалось, что она постоянно сцеживает молоко, чтобы покормить ребенка.

Ирина была их единственным ребенком. Геннадий Анатольевич и его жена Светлана обсудили положение дочери и предложили ей остаться с ними, пока ее муж Сергей будет в отъезде в командировке. Несмотря на то, что они были очень рады иметь квартиру в своем распоряжении, наконец, после того, как Ирина вышла замуж и переехала к мужу и его родителям в их небольшую квартиру в спальном районе Санкт-Петербурга, они знали, каково это — растить ребенка в маленькой комнате, и они хотели как можно быстрее перевезти Ирину свою дочь в лучшее условия для проживания.

У Ирины было красивое телосложение, и была большая грудь, даже в двадцать с небольшим. Однако с беременностью, ее грудь увеличилась в три раза. Сначала у нее не было бюстгалтера, который ей подходил после рождения ребенка. Она купила совершенно новую одежду для себя. Ей также нужно было купить несколько бюстгальтеров большего размера.

У нее вырабатывалось так много молока, что иногда оно даже пропитывало ткань бюстгальтера, Геннадий Анатольевич замечал, что маленькое мокрое пятнышко на ее сосках начинает растекаться по ткани бюстгалтера.

Ему не нравилось знать такие вещи о своей маленькой девочке. Он знал, что она взрослая и замужняя, но не мог оторвать глаз от ее большой груди. Геннадий Анатольевич мельком бросал взгляд, когда думал, что Ирина и его жена Светлана не обращают на него внимания, но он всегда чувствовал себя виноватым из-за этого, когда долго смотрел.

Кроме того, в те моменты, когда молоко начинало пропитывать ее бюстгалтер, он не мог не возбуждаться. По мере того, как ее влажное пятно начинало распространяться, его член начинал сочится пред спермой. Он всегда мысленно ругал себя, когда это происходило. Тонкая грань между сладострастной молодой женщиной и его дочерью всегда была размыта в такие моменты, и он изо всех сил старался, чтобы его мысли были более отеческими. Хорошо, что его жена Светлана всегда была рядом. Мысль о том, что она может застать его возбужденным их дочерью, была слишком сильна. Геннадий Анатольевич любил свою жену Светлану и никогда ей не изменял. У них был крепкий брак, даже несмотря на то, что секс с годами потускнел, что часто бывает у пар, которые живут вместе так долго. Некоторые вещи воспринимаются как должное, и когда вы знаете, что всегда можете что-то иметь, вы не всегда находите на это время, потому что это будет и завтра.

Обычно, когда возбуждение становились слишком сильными, Геннадий Анатольевич извинялся и направлялся в ванную или уходил в спальню, чтобы мастурбировать свой твердеющий член. Его жена Светлана и дочь Ирина не осознавали всей степени дискомфорта Геннадия Анатольевича. Они просто думали, что он не хочет быть рядом с ними. Он всегда слышал, как они шепчутся и хихикают друг с другом, когда он выходил из комнаты.

Однажды его жена Светлана сказала, что ей нужно уехать в командировку на несколько дней в Мурманск, и попросила, помочь Ирине с ребенком.

Геннадий Анатольевич не был большим практичным отцом с Ириной. Он был из старой школы, где мать занималась воспитанием, кормлением и купанием. Его работа заключалась в том, чтобы приносить домой деньги, чтобы семья была обеспечена всем необходимым. Не то, чтобы его не было рядом, они всегда были вместе с женой, но он сменил только один подгузник в своей жизни, и его жена никогда не позволяла ему участвовать в процессе грудного вскармливания, утверждая, что молоко предназначено для ребенка, и ему не нужно смотреть на это. Он не был уверен, насколько хорошо он будет полезен своей дочери на время пока жены Светланы не будет.

Муж Ирины Сергей снова был в командировке, а жена Светлана уезжала в пятницу днем на поезде в Мурманск и не вернется только в среду вечером в Санкт-Петербург.

Светлана поцеловала мужа в губы, посмотрела ему прямо в глаза и сказала: «Все будет хорошо. Просто будь рядом с нашей дочерью и делай все, что она от тебя попросит. Просто наличие второй пары рук будет огромным подспорьем для неё!». Затем она улыбнулась и отправилась на вокзал.

В тот день все шло нормально. Ирина уже накормила ребенка грудью и уложила ее вздремнуть. Они вдвоем тихо сидели в гостиной и читали, достаточно тихо, чтобы при необходимости можно было услышать радио няню.

Это был обычный пятничный день в доме, Геннадий Анатольевич начал думать, что, возможно, в эти выходные все может быть не так плохо.

Примерно через десять минут они услышали, как ребенок начал плакать на радио няне.

Ирина оторвала взгляд от книги, отложила ее и с раздраженным голосом: «Ты что, маленькая расплакался?!» встала с дивана. Ее рубашка была пропитана грудным молоком. Две длинные полосы тянулись от ее сосков вниз к спортивным штанам. Геннадий Анатольевич оторвал взгляд от книги, чтобы увидеть промокшую рубашку своей дочери, и ему пришлось положить книгу на колени, так как его член невероятно быстро затвердел.

«Что случилось, Ирочка?» — спросил он у дочери, как будто не знал. Он думал, что она только что накормила свою дочь, поэтому он не знал, почему она капает молоком сейчас.

— Папочка. Женщина может обильно вырабатывать молоко, когда слышит плач ребенка. Это автоматическая реакция на звук голода. Мне сказали, что это возможно, но, когда я слышу плач ребенка, моя грудь думает, что ей нужно накормить ребенка. Я чувствую, как из меня льется молоко. Мне нужно снять рубашку и взять сухую одежду. Не мог бы ты пойти проведать ребенка, пожалуйста папочка? С этими словами Ирина стянула рубашку с себя прямо перед ним.

Его член подпрыгнул в штанах при виде больших грудей дочери. Молоко пропитало ее бюстгальтер и сделало его полупрозрачным. Он видел темное кольцо на ее соске и ореол. Ее декольте и живот блестели от грудного молока. Пока он смотрел на нее, ребенок снова заплакал, и он увидел, как груди его дочерей пульсируют, чтобы выпустить больше молока, и новые капли белой амброзии капают из-под ее бюстгальтера и стекают по ее животу.

Ирина не обращала внимания на то, какое впечатление она оказывала на отца. В ее воображении это был просто отец, сидящий напротив нее. Человек, который ее воспитал. Мужчина, который держал ее маленькой на руках. Чего Ирина не понимала, так это того, что он все еще был мужчиной.

Глаза Геннадия Анатольевича были широко раскрыты, как будто они не хотели упустить ни одного момента этого удивительного вида. Его рот был открыт от благоговения при виде тела дочери, блестящего от ее молока. Больше всего беспокоил размер его члена в штанах. Это было труднее, скрывать чем когда-либо прежде.

Геннадий Анатольевич понял, что смотрит на свои штаны, и спохватился прежде, чем его дочь заметила. Он не хотел создавать неловкие ситуации. «Ирочка, могу ли я чем-нибудь помочь, милая?» — спросил он ее, отводя глаза.

— Нет, папа. Я думаю, что мне нужно переодеться». Ирина протянула руку сзади, расстегнула крючки бюстгальтера и сняла его со своих больших грудей. Она как раз поворачивалась, и он мельком взглянул на одну из ее грудей. Она была круглой и гладкой.

Его взгляд был прикован к этому образу, и когда он смотрел, как она идет по коридору в свою комнату, чтобы переодеться в сухую одежду, видение груди его дочери выжжено на его сетчатке, как остаточный образ, когда ты слишком долго смотришь на свет и закрываешь глаза.

Когда Ирина закрыла дверь, он протянул руку и снял книгу с колен. Его рука поправила его твердый член, и ощущение его пальцев, вдавливающихся в набухший член, послало электрический разряд по всему его телу. Это было так хорошо, что ему чуть не захотелось плакать от радости прямо здесь и сейчас. Он еще несколько раз слегка сжал свой набухший член, наслаждаясь этим ощущением.

Его глаза закрылись, голова откинулась назад, а рука начала давить на пах. Его пальцы работали по всей длине ствола через штаны и трусы. Он не представлял, чтобы кто-то другой делал это. Мастурбировал, но не часто. С таким количеством людей в квартире было трудно найти время для одиночества, и прошло много времени с тех пор, как он смог снять напряжение. Хотя он любил, когда его член мастурбировала жена Светлана, никто не знал лучшего способа, чем снять возбуждение. Геннадий Анатольевич делал это всю свою жизнь. Он знал правильные точки давления и чувствительные места, чтобы не только заставить себя кончить, но и как держать себя в тонусе в течение длительного времени.

Внезапно, когда он приближался к умопомрачительной кульминации, он услышал, как его дочь сказала: «Папа, ты можешь помочь мне, пожалуйста?»

Геннадий Анатольевич вернулся к реальности и открыл глаза. Его рука отпустила член в штанах, и он вскочил, чтобы посмотреть, что от него нужно Ирине. Прежде чем уйти в ее комнату, он снова поправил свой член в штанах, так как головка члена высунулась из-за пояса штанов. Это было бы неприемлемо в данный момент.

«Иду, милая!» — крикнул он в коридоре.

Когда Геннадий Анатольевич вошел в ее комнату, Ирина смотрела от него в сторону и все еще была без рубашки. Ее спина была обнажена, а бретельки нового бюстгальтера были драпированы, но не скреплены друг с другом. Он видел, как она скрестила руки перед собой, прижимая бюстгальтер к груди.

«Что тебе нужно, дорогая?» — спросил Геннадий Анатольевич, стараясь звучать как можно ласковее.

Ирина повернулась лицом в сторону отца, чтобы видеть его, и сказала: «Мне трудно застегнуть бюстгальтер. Он меньшего размера, чем мне нужен, но это единственный чистый, который у меня есть сейчас. Если бы не лактация, я бы просто, провела остаток ночи без бюстгальтера. Не мог бы ты папочка помочь мне зацепить крючки на бюстгалтере?» — спросила Ирина.

— Конечно, дорогая. Твоя мама сказала, чтобы я сделал все, что ты попросишь. Он подошел, прекрасно понимая, что его член снова пульсировал от возбуждения при мысли о том, что его дочь ходит без лифчика.

Геннадий Анатольевич протянул руку и взял обе стороны ее бюстгальтера. Когда он стянул их вместе, он услышал, как Ирина ахнула. «С тобой все в порядке, дорогая?» — спросил Геннадий Анатольевич.

— Да, папа. Просто с меньшим размером, он подтягивает мою грудь вверх и вместе, она сейчас такая чувствительная. Кроме того, материал трется о мои соски, что не помогает. Кроме того, из-за дополнительного давления мне кажется, что молоко из грудей льется, даже не пытаясь остановится», — ответила Ирина.

В какой-то момент мозг Геннадия Анатольевича отключился. Он стягивал лямки бюстгалтера снова и снова, и из-за своего угла над ней он смотрел, как ее грудь поднимается, опускается и покачивается, и он не мог остановиться.

«Папа?» — спросила Ирина, — «Там все в порядке?»

Нет, подумал он про себя.

— Прости, дорогая. Я стараюсь. Это действительно тяжело. Однако эти две стороны даже близко не подходят к тому, чтобы соединиться. Есть ли какой-нибудь способ обойтись без бюстгалтера, пока ты не постираешь остальные?

Повисла пауза, пока Ирина думала об этом. Ирина застенчиво повернулась к нему, и он попытался заглянуть ей в глаза, а не в сладострастную грудь.

— Я могла бы это сделать, папа, но мне нужно было бы выпустить немного молока из груди. Они такие полные, даже после того, как я накормила ребенка. Плач заставил их снова напрячься. Если я выйду без бюстгальтера, груди будут продолжать протекать и пропитывать мою чистую рубашку. Но я так устала. Не мог бы ты помочь мне, пожалуйста?» Она чуть не расплакалась.

В третий раз за столько часов Геннадий Анатольевич услышал слова своей жены Светланы: «Делай все, о чем она тебя попросит».

— Конечно, дорогая. Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я сделал», — сказал Геннадий Анатольевич.

«Ну, мы можем сделать это одним из двух способов. Мы можем отсосать молоко насосами, и ты можешь держать один, и я могу держать другой, и мы можем опорожнить от молока мои груди их в два раза быстрее». Здесь на этих словах Ирина остановилась и отвернулась.

«А каков второй путь?» — спросил Геннадий Анатольевич.

Ирина повернулась к отцу и сказала искренне, но застенчиво: «Ты мог бы меня пососать!».

В этот момент в комнате воцарилась долгая и неловкая тишина. Геннадий Анатольевич уставился на дочь, не уверенный, что правильно ее расслышал. Ирина застенчиво смотрела в пол, не смея взглянуть на отца.

Ирина позволяла сосать ее своему мужу Сергею, когда у нее вырабатывалось слишком много молока. Но это был ее отец. Ей придется обуздать свои обычные чувства и сделать это. Ирина не думала, что ее отец хочет слышать, как она мокрая, потому что он возбуждает ее.

Тем временем Геннадий Анатольевич пытался заставить свой член успокоиться. Это было похоже на попытку не дать Солнцу взойти утром. Мысль о том, чтобы не только увидеть грудь своей дочери, но и помочь доить ее, была для него невыносимой. Но он не хотел пугать ее. Его дочь никак не могла думать о своем отце таким образом, и если бы она увидела его возбужденный член, она могла бы обидеться и испугаться, и это могло разрушить их отношения навсегда.

Наконец, Геннадий Анатольевич сказал: «Давай сделаем вторую вещь, которую ты сказала!», он даже не мог произнести слов. — Просто скажи мне, что делать. Твоя мама никогда не позволяла мне этого делать когда кормила тебя грудью». Его сердце забилось быстрее, когда он услышал, что согласен с этим предложением дочери.

Сердце Ирины тоже забилось быстрее. Это вообще не входило в ее планы, когда она проснулась сегодня утром.

— Хорошо, значит, это то, что нам нужно сделать, — начала она, отпуская бюстгалтер и обнажая свою обнаженную грудь отцу.

«Просто выбери грудь и обхватите ее руками. Затем ты будешь прижиматься к моему соску, как будто выдавливаешь зубную пасту из тюбика…» Прежде чем она успела предупредить его, как быстро и сколько выйдет, он уже схватил ее за левую сиську и сжал. Ее молоко брызнуло из соска, и попало на грудь отца.

Геннадий Анатольевич почувствовал, как молоко пропитала его рубашку. Было так тепло, что рубашка прилипла к груди. Он перестал сжиматься и просто наслаждался моментом. Он не мог поверить, как здорово было помочь своей дочери сделать это. Это было не совсем сексуально. Это был папа, помогающий своей дочери. Но это влияло на него. Он чувствовал, как член возбуждается у него в штанах.

Ирина вздрогнула от внезапного выброса молока. Она чувствовала себя хорошо на многих уровнях, во-первых, просто уменьшение молока в груди. Во-вторых, руки ее отца были мягкими и теплыми, и он оказывал на нее ровно столько давления, сколько нужно. Не слишком твердый и не слишком мягкий. Ирина не готова была признаваться в этом, но отец доил ее лучше, чем муж. Ирина почувствовала одновременно облегчение и возбуждение. Это было так сексуально и возбуждающе, и Ирина знала, что должна остановиться и просто сцеживаться сама, но она так устала, что не могла выдержать время, которое потребовалось бы, чтобы сцедить обе груди.

Геннадий Анатольевич стоял перед дочерью, касаясь пальцами ее груди. — Это нормально, дорогая? Не слишком ли я старался? Стоит ли мне остановиться?

— Нет, — сказала Ирина! Слишком быстро. — Пожалуйста, продолжай папочка. Но у тебя вся рубашка промокла. Есть способ получше, если хочешь?» — сказала Ирина с надеждой.

«Какой?» — спросил Геннадий Анатольевич.

— Ну, — Ирина замялась, — ты всегда можешь пить мое молоко вместо того, чтобы просто сцеживать. Таким образом, ты папа можешь оставаться сухими, и мы не будем разливать молоко по всему полу». Она ждала и смотрела в глаза отцу. Ее грудь пульсировала от желания опорожниться.

Геннадий Анатольевич посмотрел в лицо дочери и увидел в нем нужду. Наконец он увидел то же самое, что и чувствовал. Ирина хотела, чтобы это произошло. Она не расстроилась…

Ирина спокойно кормила своего ребенка в своей комнате, и когда она кормила грудью, ее мысли о событиях дня нахлынули на нее. Ощущение того, что ее грудь опустошается, заставляло ее тело чувствовать себя хорошо. Мысль о том, что она заботится о жизни, которую она создала, заставляла ее сердце чувствовать себя хорошо и тепло и всегда вызывала слезы на глазах. Акт грудного вскармливания, однако, теперь возвращал ее разум к чувствам, которые она испытывала всего несколько часов назад, когда губы ее отца были сомкнуты на ее сосках, и они пили молоко, которое ее тело вырабатывало с повышенной скоростью. Однажды она прочитала, что организм женщины вырабатывает столько молока, сколько, по его мнению, ему нужно, чтобы прокормить своих детей. Грудь матери компенсировала, если ребенок или младенцы нуждались в большем. Мысль о том, что она хочет кормить своего ребенка, а теперь продолжать кормить своего отца, была в ее мозгу, и чем больше она думала об этом, тем больше становилась ее грудь. Казалось, она чувствовала, как ее тело вырабатывает молоко каждую секунду.

Ирина знала, что это неправильно и что ее отец, вероятно, не захочет продолжать доить ее. После того, как они закончили в тот же день, он извинился, выскользнул из-под нее и поспешил в свою комнату. Ирина попыталась постучать в его дверь и заставить его поговорить с ней, но он только оправдывался, говоря, что ему нужно побыть одному поменять трусы и он увидится с ней через некоторое время.

Он сказал, что у него сперма в штанах. Мысль о том, что ее отец кончил из-за нее, была чем-то новым и возбуждающим и открыла в ней чувства, о существовании которых она даже не подозревала. Но чем больше Ирина думала об этом, тем мокрее становилось ее влагалище. Она очень любила своего мужа Сергея, но он не очень интересовался ее телом с тех пор, как она объявила ему, что беременна. Она все время была возбуждена, и теперь она нашла замену, которая помогла ей не только опорожнить молоко, но и удовлетворить ее желания. Проблема в том, захочет ли ее отец взять на себя эту заботу о дочери?

Ей придется подумать об этом. Папа был готов к этому, о чем свидетельствовал полдень. Но она была его дочерью, и он все еще не выходил из своей комнаты с тех пор, как они были вместе раньше, и прошло уже четыре часа.

Ребенок Ирины заснул во время кормления, и ее грудь все еще была очень полной. Ей было неловко, и она возбуждалась все больше и больше с каждой секундой, думая о том, что отец кормится ее грудью. Ей нужно было подумать об этом быстрее….

Геннадий Анатольевич извинился и выбрался из-под дочери. Когда он спустился с сексуального облака, которое поглотило его, он понял, что кончил больше, чем за последние десять лет. Они с женой Светланой больше не занимались сексом. Было трудно найти время, когда они оба были в настроении или не заняты от повседневных дел. Он догадывался, что это случается с парами, когда они становятся старше, но ему не хватало близости с женой. В результате он довольно много мастурбировал, и в зависимости от того, сколько времени прошло между ними, зависело, сколько он кончит.

Ему всегда нравилось, когда это была отличная мастурбация члена. Когда сперма вылетела из него и поднялась дугой над его животом, чтобы брызнуть вниз большими каплями белого вязкого вещества, каким-то образом это было более приятно, чем когда он только что выпустил маленькую каплю. Но на этот раз, с грудью дочери во рту, он кончил больше, чем когда-либо мог вспомнить. По крайней мере, он никогда раньше не кончал в трусы. Сперма всегда была в его жене или оставалась в нем самом.

Этот опыт был одновременно и смущающим, и немного возбуждающим. Тем не менее, это не изменило того факта, что он кончил из-за опыта со своей дочерью, и он не был уверен, как примириться с этим, хотя в какой-то степени он следовал приказам своей жены.

Геннадий Анатольевич пошел в ванную и посмотрел на себя в зеркало. Передняя часть его домашних спортивных штанов была темной, а пятно огромным, занимая всю паховую область и большую часть обоих бедер. Он стянул их вниз. Количество спермы в его трусах было невероятным. Геннадий Анатольевич не был уверен, было ли это из-за того, что это была его дочь, или из-за того, что он сосал грудь, наполненную молоком. Несмотря на это, он должен был признать, что комбинация этих двух факторов заставила его член дергаться и подпрыгивать, когда он освобождал его и прокручивал в голове последние десять минут.

Он никак не смог бы спрятать такое количество спермы, и ему пришлось бы как можно скорее выбросить всё в стирку. Если бы он просто бросил их в корзину, его жена Светлана наверняка увидела бы их, когда вернется, и спросила бы его о том, как это произошло. Проблема заключалась в том, что на данный момент у него не было другой пары чистого нижнего белья или других спортивных штанов. Таким образом, ему нужно было найти трусы, пока он стирал.

Это означало, что ему нужно будет быть особенно осторожным с Ириной в течение следующих нескольких часов. Одна только мысль о ней и ее полных сиськах заставляла его твердеть и набухать, и не было никакого способа скрыть это с его нынешним гардеробом. Не то чтобы он был так хорошо подвешен, но если бы он не был осторожен, он мог бы даже выскочить из трусов на глазах у своей дочери. Так не пойдет.

Он услышал стук в дверь ванной комнаты, Ирина спросила его, все ли с ним в порядке. Он извинился и сказал ей, что скоро выйдет. Но он не был уверен, что сможет встретиться с ней лицом к лицу в ближайшее время.

Они дурачились. Отец и дочь прикоснулись друг к другу так, как это было не типично для отца и дочери, а для мужчины и женщины. Он не знал, как примириться с тем, что произошло. Через дверь она сказала, что все в порядке. Что она не расстроилась и спросила, не выйдет ли он, чтобы они могли поговорить об этом, но ему нужно время, чтобы подумать.

Геннадий Анатольевич лежал на кровати и прокручивал в голове то, что произошло ранее, и не мог удержаться, чтобы не залезть в свободные трусы и не погладить себя. Его член хорошо чувствовал себя в его руке. Он был теплый, твердый и пульсирующий в его руке, и каждый раз, когда он думал об ощущении и вкусе грудного молока, выстреливающего ему в рот, член дергался в его объятиях.

Пока он лениво массировал себя, Ирина снова постучала в его дверь, и звук ее голоса щелкнул переключателем в его мозгу, и он кончил снова, внезапно с силой, похожей на предыдущий взрыв, когда она была на нем. К счастью, он спустил вниз трусы и на этот раз промочил только футболку.

Ирина отошла от двери, а он лежал и думал, что не может вспомнить, когда он кончил дважды за один день, и что он никогда не кончал так много за такое короткое время. Его дыхание начало замедляться, и его сердечный ритм вернулся к норме, но пропитанная спермой футболка начинала холодеть на его коже, поэтому он встал с кровати, снял ее и пошел в ванную и положил в раковину, чтобы замочить немного горячей водой, так как стиральная машина все еще работала с его одеждой испачканной его спермой.

В этот момент Геннадий Анатольевич решил, что душ не помешает, так как большая часть его тела была покрыта спермой в течение дня. Он чувствовал его запах на своей коже и не хотел быть рядом со своей дочерью, где ей могли напомнить о том, каким ужасным отцом он был и как он подвел ее, будучи слабым и воспользовавшись ею в трудную минуту.

Душ был чудесным, а обжигающая вода заставила его почувствовать себя очищенным от всех своих ошибок. Он чувствовал, что наконец-то может выйти и встретиться лицом к лицу со своей дочерью Ириной.

Несмотря на то, что его одежда была только что выстирана, он чувствовал себя комфортно в своем наряде и направился в главную комнату в новой футболке и трусах. Его член был мягким и вел себя как можно лучше в данный момент. Он не думал, что у него хватит сил кончить в третий раз. Поэтому он не боялся встретиться лицом к лицу со своей дочерью.

Когда он завернул за угол из прихожей в гостиную, Ирина сидела на диване и читала под одеялом. Оно было натянуто до плеч и хорошо скрывал ее тело. В тот момент он был благодарен за это.

Геннадий Анатольевич спросил Ирину, голодна ли она, и она ответила утвердительно, поэтому он предложил приготовить им ужин. Ирина сказала, что это было бы неплохо, и спросила, не нужна ли ему помощь. Геннадий Анатольевич поспешно ответил, что все будет готово, прежде чем она успела снять одеяло, и направился на кухню, чтобы приготовить им что-нибудь поесть.

Они оба любили острую пищу, но он знал, что то, что она ест, может повлиять на вкус ее молока для ребенка, поэтому он выбрал простые макароны с маслом и сыром.

Когда ужин был готов, Геннадий Анатольевич спросил, не хочет ли она поесть за обеденным столом или принести в гостиную, и они могли бы включить телевизор и посмотреть фильм, пока едят.

Ирина выбрала вариант с фильмом, и он принес всю еду и накрыл ее для нее, чтобы ей не пришлось снимать одеяло или вставать.

Они ели в основном в тишине, телевизор был единственным источником звука. Геннадий Анатольевич чувствовал на себе ее взгляд, но смотрел на телевизор так, словно в нем хранились секреты Вселенной.

После ужина Геннадий Анатольевич встал, взял обе тарелки и отнес их на кухню, чтобы убрать, прежде чем устроиться поудобнее, чтобы дальше смотреть фильм с дочерью.

Прежде чем он успел вернуться в комнату, он услышал, как Ирина тихо плачет. Он остановился в дверях, чтобы она не могла его видеть, и прислушался. Его сердце разрывалось от того, что она была в слезах. Он решил, что ведет себя как противоположность хорошему отцу, чтобы справиться с тем, что случилось раньше, но, поступая так, он причиняет боль своей дочери. Это было неприемлемо. Теперь они оба были взрослыми и могли обсуждать все, что угодно. Приняв решение, он вошел в гостиную и застыл перед открывшимся перед ним зрелищем.

Ирина, откинувшаяся на спинку дивана, ее одеяло лежало на полу у ее ног, рубашка была задрана, бюстгальтер спущен, одной рукой доила грудь, а другая спущена в трусики, и она ласкала себя пальцами в быстром темпе.

Член Геннадия Анатольевича чуть не порвал ткань трусов, пытаясь вырваться. Его рука автоматически потянулась к члену, как будто у него был собственный разум. Кончики его пальцев слегка касались обнаженной головки члена, когда он вырастал из-под трусов. Ощущения были невероятные.

Как мотылек на пламя, он медленно приближался к этой взрослой, сексуально заряженной женщине, полуобнаженной на диване перед ним.

Ее глаза были закрыты, поэтому Ирина не видела, как приближается ее отец и что он делает. Это придало ему немного больше бравады, и он упал на колени на одеяло у ее ног, как будто собирался поклониться богине. Потому что именно так выглядела его дочь в тот момент. Сексуальная богиня, которой он хотел принести жертву. Все, что она у него просила, он ей давал. В этот момент он был загипнотизирован, и его действия были не его собственными, а инстинктивными и животными.

Он смотрел, как ее рука массирует сиську, и был очарован тем, как молоко брызжет из ее соска. Некоторые из них были в потоках жидкости, другие были каплями жидкости, которые, казалось, накапливались, а затем скатывались вниз по изгибу ее груди, по ее обнаженному животу в отверстие ее трусиков, которое она создала, просунув руку внутрь к своему холмику любви.

Геннадий Анатольевич наклонился вперед, стараясь не прикасаться к дочери. Он не хотел, чтобы она прекращала то, что делала, и ее глаза были закрыты, поэтому она не знала о его близости. Ее дыхание и стоны в данный момент заглушали его собственные.

Он прижался лицом к ее груди так, чтобы его рот мог войти в поток молока, бьющий из нее, как фонтан. Струя ударила его в щеку, когда он соскользнул в ее поток. Затем, внезапно, его рот наполнился сладким жирным молоком его дочери. Сначала он даже не пытался глотать. Он просто позволил ей попасть ему на язык и в заднюю часть горла. Некоторое часть молока из попала ему в горло, и он попытался глотать, не сомкнув губ. Но ему было трудно это сделать. И когда его губы сомкнулись, поток молока брызнул ему на губы и покрыл его лицо.

Было тепло и приятно. Он наслаждался ощущением молока, отбивающей ритм на его губах и щеке и стекающей по его лицу к подбородку, чтобы капнуть на ее тело. Он закрыл глаза и втянул в себя ощущение запретного.

Внезапно он полностью погрузился в свои мысли и просто наслаждался тем, что его обрызгивают теплым материнским молоком. Он не заметил, что брызги двигались по всему его лицу, и он стоял неподвижно.

Он открыл глаза и посмотрел прямо на свою дочь. Они были открыты, ее рот тоже был в форме буквы «О», когда она двигала грудью маленькими кругами, чтобы покрыть его лицо своим молоком.

Между ними состоялся негласный разговор, и они оба улыбнулись, когда поняли, что они оба взрослые и хотят того, что вот-вот произойдет.

Геннадий Анатольевич, не теряя времени, сделал выпад вперед и обхватил ртом сосок дочери, создав сильное всасывание. Его язык обхватил ее сосок, и он облизывал и стимулировал ее, чтобы попытаться выкачать как можно больше жидкости из ее сиськи. Крем быстро заполнил его рот, и он с трудом пытался проглотить его весь.

Но он не мог получить всего этого. Он мог не только чувствовать, но и слышать, как молоко проталкивается мимо его сосащих губ, стекая по ее груди.

Он пил, как одержимый. Он сосал, глотал и сосал еще немного. Теплое молоко скатилась по его подбородку и шее, стекало по груди и пропитывала еще одну футболку.

Его левая рука поднялась вверх и сжала грудь дочери, из которой он в данный момент пил молоко. Кожа была такой мягкой и гладкой, и он чувствовал себя потрясающе в его объятиях.

Большая грудь всегда возбуждала Геннадия Анатольевича и стимулировала воображение. Груди его жены были прекрасны, и он любил играть с ними, когда она позволяла ему, но наполненные молоком груди его дочери были за пределами его самых смелых мечтаний и фантазий.

То, как они чувствовали и текли, когда он массировал их, сводило его с ума от похоти. Его член подпрыгивал сам по себе, шлепаясь о живот. Его бедра покачивались в воздухе.

Одна из рук Ирины потянулась вверх и обхватила попу отца.

Он посмотрел на нее и увидел, как слезы текут по ее щекам. Это заставило его перестать сосать и оторваться от ее груди.

— Ирочка, дорогая, все в порядке? Он начал паниковать, что неправильно оценил все это, и она была расстроена тем, что отец сосал ее грудь.

Ирина быстро поправила его: «Да, папа. Все более чем нормально. Идеально. Я никогда не был так счастлива, как сейчас. Не останавливайся. Пожалуйста, никогда не останавливайся!».

Ирина ласково схватила его за подбородок и переместила его рот к своей другой груди.

Отец подчинился, позволив дочери направлять его и брать на себя инициативу. Подойдя ближе, он заметил, что, несмотря на то, что они не стимулировали эту грудь, она все еще выделяла молоко, как воздушный шар с водой, который был переполнен.

Геннадий Анатольевич широко открыл рот, ловя молоко, которое вытекало из его дочери. В тот момент, когда он приложил всасывание к ее соску, взрыв молока ворвался ему в рот и затопил язык и горло. Он чуть не задохнулся от объема молока, которое вливалось в него, но он приспособился и глубоко выпил из тела своей дочери.

Руки Ирины лежали на его голове, притягивая его к своей груди, массируя его кожу головы, прижимая его к своей груди, как будто она не могла достаточно сильно надавить его ртом на свои соски.

Его руки разминали обе ее груди. Он чувствовал, как струи молока ударяют его по лицу, плечу и даже по задней части икры, когда она проносится мимо него по дуге, чтобы упасть ему на ноги.

Мозг отключился, и он пошел на поводу у своего сердца и инстинктов.

Он отстранился от ее сиськи, его губы и зубы слегка потянули за собой ее сосок, растягивая его так далеко, как это было удобно, молоко вырывалось из ее тела, как пожарный шланг в его рот.

Ее голова откинулась назад, рот открылся в беззвучном крике экстаза, ее бедра выгнулись дугой от дивана, а рука протолкнулась глубоко во влагалище…