– Долбоёб ты, Макс! Понял? Лапал – щупал я взглядом в бане голого пацана… я что, по – твоему, голубой? В бане, да будет тебе это известно, я смотрел на всех одинаково, и – ни о чём таком я не думал и не помышлял… в отличие от тебя, извращенца хуева!

– Да ладно тебе! Отрицаешь, словно есть в этом что – то ненормальное… не думал он, как же! – отзывается Максим, никак не реагируя на последние два слова, сказанные Андреем в его адрес.

– Говорю тебе, что не думал… – с напором повторяет Андрей; он хочет добавить что – то еще, но Макс не слушает его – Макс, Андрея перебивая, говорит с не меньшим напором, и кажется, что от каждого слова, выдыхаемого Максом, пышет жаром:

– А не думал, так надо… надо подумать! Хуля ты смотришь? Такой, бля, мальчик, и ты у него – командир… ты – его хозяин… хуля нам ещё надо? Всё же, Андрюха, в наших руках! Раскрутим его, раскатаем в каптёрке, и – по разику… в попец – по разику… или по два – от него не убудет, а нам, бля… нам это будет – в кайф! А может, и ему самому это в кайф окажется – вообще будет кайф! Всеобщий, бля, кайф… а?

Андрей, глядя на Максима, молчит, не зная, как – какими словами – Макса обломать… а обломать его, Макса, надо обязательно – не в струю всё это! И потом… они, когда шли сержантами в «карантин», ни разу ни о чём подобном не говорили – ни разу не обсуждали возможности своего предстоящего сержантства в том плане, что, пользуясь своим положением, можно будет кого – то «раскрутить», «раскатать»… они даже вскользь ни разу эту тему не затрагивали – ни намёком, ни в шутку… и вот – на тебе!

– Ну? Чего ты молчишь? Сегодня, бля, можно… все уснут – мы разбудим его, и…

Все уснут… Андрей, всё так же молча глядя на Макса – ничего не говоря в ответ, мгновенно представляет Игоря лежащим на спине с широко раздвинутыми, послушно поднятыми вверх ногами… ягодицы распахнуты, и между ними – туго сжатая, трепетно ждущая, вазелином увлажнённая девственная норка… кайф! Он, Андрей, уже не раз мысленно видел эту картину… картину, где Игорь, лежащий в каптёрке, доверчиво отдаётся ему, запрокинув к плечам колени полусогнутых, широко расставленных ног, и – каждый раз, когда он всё это мысленно видел – воображал, в груди его начинало сладостной истомой плавиться неизбывно щемящее чувство безысходной нежности… вот только Максиму в этих картинах места не было – ни разу Андрей, представляя своё уединение с Игорем, не подумал про Макса…

– Ну! Чего, бля, молчишь? Говорю тебе: сегодня можно… раскатаем мальчика, и… один раз – не пидарас… а? Давай!

Голос Максима диссонансом врезается в мгновенно возникшую картинку, и картинка эта, сладостно волнующая, где Максу места не было и нет, вмиг рассыпается, как сказочный домик, – Андрей, стряхивая с себя невольное наваждение, смотрит в глаза Максима с лёгкой – едва уловимой – насмешкой.

– Всё, Макс! Проехали! Мальчик останется мальчиком – я хочу, бля, уйти на дембель, а не ехать на зону… понял? – Андрей, сделав последнюю затяжку, резким щелчком запускает окурок в сторону газона.

– Нет, не понял!»Мальчик останется мальчиком»… да ради бога! Мы с тобой тоже вроде не девочки… – Максим, глядя Андрею в глаза – с завидной лёгкостью пропуская мимо ушей слова Андрея про зону, тихо смеётся. – Ты же сам говорил… сам объяснял мне когда – то, что между мальчиком – «мальчиком», попец подставляющим, и мальчиком – «девочкой», в попец дающим, дистанция огромного размера… объяснял мне это?

– Ну, объяснял… всё правильно: есть влечение временное – ситуационное, вызванное обстоятельствами, и есть влечение врождённое – как вариант сексуальной ориентации…

– Вот именно! Если мальчику на роду написано не быть девочкой, то мальчик останется мальчиком – никто его девочкой не сделает, хоть сто раз он своё очко подставит… так ведь?

– Ну, так… допустим, что так, – не очень уверенно отзывается Андрей; он говорит это, невольно думая о Максе… и ещё – о себе самом.

– Вот! А если всё так, то – что из этого следует? А из этого следует, что мы объясним всё это птенчику – по – хорошему объясним, по – дружески, внятно и понятно, если сам он в этом плане ещё не догоняет, и… попихаем его в попец – покайфуем! Нормальный, бля, секс – для пацанов, оторванных особей пола противоположного… чего здесь особенного?

– Ничего, бля, особенного, – отзывается Андрей, пожимая плечами. – Если желание это взаимно – ничего особенного в этом нет. Но это я понимаю. Это ты понимаешь… а он?

Максим, пристально глядя Андрею в глаза, щурится – он смотрит на Андрея так, словно хочет разглядеть что – то такое, что от него скрыто, что он хочет и не может увидеть.

– Слушай, Андрюха… я тебя что – то никак не пойму: ты чего так о нём беспокоишься, а? Он тебе – кто? Брат? Земляк? Племянник?

– Он мне – никто… я о нём – я о себе беспокоюсь, – отзывается Андрей, изо всех сил стараясь, чтобы голос его звучал как можно убедительней. – И о тебе, если хочешь… о тебе, о долбоёбе, беспокоюсь – тоже. Это что – трудно понять?

– Спасибо, конечно… за беспокойство твое – обо мне, о долбоёбе, – Максим смотрит на Андрея, не скрывая иронию. – А только, Андрюха, мне кажется, что ты меня не слышишь… или упорно не хочешь слышать. Я говорю тебе еще раз: мы не будем его принуждать – не будем насиловать, затыкая ему рот, выкручивая руки… мы ему, птенчику, всё объясним… популярно объясним, что к чему в этом мире двойных стандартов, и – ласково, с вазелином… раскатаем, бля, по разику – душевно перепихнёмся… это что – криминал?

– Вот – вот! «По разику», бля… а на зоне потом за этот разик раскатывать будут, Макс, тебя, и уже не по разику, а много – много разиков… и длиться эти разики будут, надо думать, не один год, и даже, может, без всякого вазелина… ты что – этого хочешь? Эстет, бля… Это ты, Макс… ты не слышишь меня! А впрочем… – Андрей, глядя Максиму в глаза – резко меняя интонацию, хмыкает, демонстрируя ответную иронию. – Впрочем… я представил сейчас, какой бешеной популярностью ты будешь пользоваться на зоне: мальчик ты симпатичный, ладный, и попка у тебя что надо – от правильных пацанов, которые любят друг другу втирать, как они, «сексуально правильные», ненавидят всяких – разных педиков, тебе, Макс, отбоя не будет! Главное – попасть туда, там оказаться… а, судя по твоему настроению, ты попасть туда очень даже не прочь… да? Тем более что требуется для этого совсем немного: попихать пацана в очко… не проблема, бля! Да? Ты этого хочешь? Экстрима хочешь?

– Так мы ж ему всё по – хорошему… по – нормальному всё объясним! – не сдаётся Макс, продолжая гнуть своё.

– Ну, и что ты будешь ему объяснять? – Андрей, внутренне сопротивляясь продолжению всего этого разговора, не может сдержать улыбку.

– А это самое! Хуля ты лыбишься? Объясним, бля, что чем в кулак кончать, воображая себя мужчиной, можно, оставаясь мужчиной, с успехом трахаться в зад, и… ничего в таком сексе страшного нет, а удовольствие, бля… удовольствие посильнее, чем то, которое заполучаешь, наспех тиская в туалете Дуню Кулакову…

– Вот – вот! Прокурору ты потом будешь про это про всё рассказывать – его будешь просвещать, что лучше, а что хуже… понял?

– Ну, бля… прокурор! Мы ж не будем его насиловать – не будем его бить – принуждать…

– Кого ты не будешь насиловать? Прокурора? – Андрей, глядя на Максима, приглушенно – едва слышно – смеётся.

– Андрюха, бля! Я серьёзно тебе говорю…

– И я говорю тебе – тоже серьёзно! – перебивая Максима, напористо выдыхает Андрей. – А именно: никому ничего объяснять мы не будем! И раскатывать мы тоже никого не будем! Ты меня понял? Понял! А потому – всё, проехали эту тему! И хуйню эту пороть – кончай!

Какое – то время – буквально секунду – другую – они молча смотрят друг другу в глаза.

– Ну, как знаешь… не хочешь – не надо. Я, бля, думал, что ты возражать не станешь, а ты мне: «зона», «зона»… заебал своей зоной! Хотя… как знать! Может быть, ты и прав… А кончать, Андрюха, мы будем чуть позже, – толкая Андрея плечом в плечо, Максим приглушенно смеётся. – Наша рота сегодня ушла в наряд… чуешь?

– Ну! А ключ от каптёрки?

– Взял я у Вовчика ключ, взял! Это ты, бля… ты предаёшься порочному созерцанию, находясь в бане среди необкатанных сосунков, а я, Андрюха… я, в отличие от тебя, помню прежде всего о старых боевых товарищах, – Максим смеётся. – Отобьём птенчиков, и – пойдём, навестим родное подразделение… надеюсь, что ты ничего не будешь иметь против э т о г о моего предложения?

– А я что – когда – то был против?

– Ну, мало ли… в свете новых возможностей – новых обстоятельств… кто тебя, эстета, знает!

– Макс! Специально для тебя – для тупого извращенца – повторяю еще раз: со своими догадками – иди на хуй…

– Ну, блин, какой ты нетерпеливый!»Иди на хуй»… не здесь же, бля, идти – не у всех на виду! Или – как? Ты, может, хочешь сию секунду – прямо здесь? – отзывается Максим, глядя на Андрея смеющимися глазами, и Андрей, глядя в глаза Максима, чувствует, как между ног у него невидимо пробегает щекотливо сладкий озноб по – весеннему молодого желания… предвкушая наслаждение, Андрей тоже смеётся – в тон смеющемуся Максиму:

– Ну, зачем же – здесь… зачем так радикально? Мы с тобой, Макс, не звёзды эстрады, а потому – не будем шокировать окружающих…

– Ну, как хочешь – как скажешь… какой ты, Андрюха, всё – таки боязливый! А я, наивный, когда – то думал, что дембеля – это такие необыкновенные люди – богатыри, которые могут абсолютно всё… что они – как звёзды эстрады, и даже круче! Выходит, товарищ сержант, что всё это не так – что я на заре своей доблестной службы был не прав?