Библиотекарша. Был ли SEX в СССР?

Библиотекарша. Был ли SEX в СССР?

Был ли SEX в СССР ?

Итак, Советский Союз, эпоха развитого социализма ( застой, всем хорошо и все довольны). Деревня, точнее — умирающее село, — Центральная усадьба хозяйства Верх-Ики Маслянинского района Новосибирской области. Как любил я эту деревню Верх-Ики! Бывал там не менее трёх раз. На высокой горке сама Усадьба: здание правления, магазин, столовая, коттеджи местной «знати» — директоров хозяйства, бригадиров, завхозов, кладовщиков, зав. мех. мастерскими, зав. гаражом, и т.д. — целая улица шикарных усадьб ( представляю, как дети и внуки тех «хозяев жизни» стенают сегодня и плачут на вот таких форумах об утраченном могуществе, о райской советской жизни, устроенной начальственными папашами для своих отпрысков: с ежегодными путёвками к морю, с бесплатной школой и гарантированным дипломом советского ВУЗа !! А ещё, вдоль этих хозяйских усадьб пролегал — асфальт (!) — немыслимая роскошь в сибирском советском селе !

Основная часть села — под горой, вдоль речки , непролазная грязь вместо дорог, рухнувшие, сгнившие от сырости ( река рядом, туман) заборы, брошенные за отъездом хозяев дома.. Ночью — ни единого огонька, (электричество на ночь отключается ? — не помню) — темнота, туман, ямы .. не хочешь, а заблудишься. — только сияют вдали, на горе лампы на столбах вдоль главной улицы.

А меня всегда тянуло вниз деревни, там, на краю скопища тёмных, покосившихся изб, завалившихся бараков стояла ШКОЛА. Восьмилетка. Большое двухэтажное деревянное здание с громадными окнами первого этажа, ничего, что все «удобства» — длиннющий, дощатый «туалет» на улице, пара десятков отверстий в хлипком полу, ничего, что вода — льющийся из вкопанной в склон горы трубы родник, зато вокруг Школы — берёзовая, старинная роща, с рассвета до заката — птичий грай! И ещё в этой Школе удивительная библиотека — чего только в ней не было, начиная от почти полной . издаваемой ещё Горьким » Академии» до уникального 99 томного Л. Н. Толстого ( кто-нибудь сегодня помнит, что подавляющая часть творений Льва Толстого — 90 толстенных томов не издавались НИ РАЗУ в царское время, НИ РАЗУ в советское время, НЕ ИЗДАНЫ сегодня. Чуть-чуть нелегально печаталось и контрабандно ввозилось в Россию.

Единственное издание — вот это 99 томное С. Соч., 1927 — 1958 г.г. издания, тираж большинства томов менее 3000 экземпляров, да и из тех большая часть уничтожена. Откуда же здесь, в сельской школе, такая роскошь? Мне объясняют, эта школа, и библиотека и роща — дом фабриканта, который владел здесь, во время НЭПа, льнотрепальной фабрикой, село жило фабрикой, фабрику снесли в 30е годы, в здании правления фабрики — сегодня клуб. Вокруг села были десятки деревень, каждая деревня жила льном и мёдом Совхоз назывался мёдоводческим. А потом началась компания укрупнения: деревни сносились, крестьян переселяли сюда, на Центральную усадьбу. Оторванным от своего хозяйства мужикам в жизни оставались водка да петля. За считанные годы и умер ещё дореволюционный сибирский льноводческий промысел. Где же Вы, Академик Заславская (псевдоним?) автор теории неперспективных сибирских деревень? Сколько же крестьянских загубленных душ на Вашей совести, или вам всё равно, Мавр сделал дело?

А теперь, собственно, о SEX-е в СССР.

А ещё мне нравилась библиотекарь в этой Школе. Она всегда была там, среди книг, в любое время ночи и дня. Очень тихая, скромная бесконечно спокойная и вежливая ( инопланетное существо в советском селе). В очках, которые снимала при разговоре, знающая о книгах всё, или почти всё, умеющая тактично поправить, если меня заносило в суждениях. Светлая шатенка, но волосы вздымаются кудряшками а ля Анджела Дэвис, конопушки на лице и зелёные глаза, но при этом строгий нос с горбинкой польской пани. Я не скажу, как её звали.

Скажу, что уже в первый свой приезд в село был влюблён в неё. И в первый же мой приезд, хозяйка хаты, к которой меня поместили «на постой», сообщила : «Ты там в школе толчёшься, в библиотеке, держись подальше от этой вонючки, в деревне с ней не здороваются, она с чёрными приезжими еб…тся, фельдшерица из Маслянинской больницы говорит, что заяб…сь эту суку выскабливать». Единственное в этой тираде, которую потом я от кого только не слышал — от раздатчицы котлет в столовой, до учётчицы зерна на току, от жены бригадира, до драной клубной кошки, — единственное, что походило на правду — кличка «вонючка» — изо рта девушки шёл гнилостный запах больных зубов, она и сама это знала, говорила в пол отворота, опустив лицо, не улыбалась, однажды я увидел у неё вместо правой половины зубов — серые пеньки.

Второй мой приезд в Верх-Ики (шефская помощь селу, монтаж электропроводки) начался с визита в библиотеку, из кузова грузовичка, с рюкзаком на плече, сразу в рощу и в знакомую дверь.

И мы обнялись — в первый раз. Обнялись без слов, на пороге. И так же без слов зашли в пустую, всегда пустую библиотеку, в зал выставленный партами, и сидели за партой, она, уткнувшись лицом мне в плечо, я — перебирая кудряшки её волос, вдыхая их полынный запах. Ни единого движения.

«Как я Тебя ждала. Какая это была зима. Я больше не вынесу».

Потом мою фамилию прокричали за окном, всем шефам — к бригадиру. Потом была работа «от фонарика до фонарика» от темноты до темноты, с нечастыми моими явлениями в библиотеке, обниманиями, молчанием, её нежно — твёрдыми уклонениями от поцеловаться. В один из выходных она повела меня на холмы за селом, к фундаментам разрушенного храма, и там, впервые смотря мне в глаза, попросила сделать ей ребёнка.

— » Иначе мне отсюда не вырваться.

Возьму в правлении документы, поеду как в больницу, и мимо до Маслянино — и на автобусе

прямо в город. Знаю, будет трудно, в городе, с ребёнком, койку в общежитии дадут, может быть. Я штукатуром могу и на покраске работать».

На мой взгляд, — ответила. Просто и спокойно.

—Я ещё ни с кем близко не была и не хочу, что бы кто — то там был бы у меня первым, и ещё я хочу, что бы мой ребёнок родился от человека и вырос человеком. У меня сейчас самое подходящее время, я долго ждала. Придёшь?

В ответ я обнял её, она заплакала, впервые плакала, сколько я её не видел.

Мы расстались у рощи, я шлялся вокруг деревни, собирал грибы, пинками гнал от себя все мысли. В 23 час.00 мин. внизу деревни выключили свет. Моюсь под ледяной водой родника из трубы, обтираюсь майкой, в сгустившемся тумане нахожу школьный забор, перемахиваю, дверь в библиотеку не заперта. Встречаю ждущие меня пальцы, следую за ними в книгохранилище, между стеллажами развёрнуто подобие постели, горят свечи .

— Здесь окон нет и от сюда ничего не слышно. Какой ты холодный

— Это я в роднике помылся

— С ума сошёл, простынешь ведь

Обнимаемся опустившись на это ложе, ничего из одежды нет на мне, ничего под её халатиком. Уклоняется от поцелуев

— Не надо, пожалуйста, Тебе не приятно, я знаю..

— Ну тогда — туда!

— Нет!!!! Ой ..

Скользнув вниз, впервые в жизни, целую «туда» — как столько раз читал в переводах журнальчиков.. Лицо щекочет густой плотный островок кудряшек., под язычком какие-то бесконечные складки, путаюсь в них, разбираю, раздвигаю пальцами обеих рук, пока не нахожу отверстие и упираюсь в преграду. Там, в глубине, то же складки, свернувшиеся в какую-то улитку, перекрывающую моим пальцам дальнейшее проникновение.

Она, — наверное то же из журналов, — напряжённо раздвинула ноги, чуть ли не в шпагат, вытянутые мышцы вибрируют, дыхание остановлено. Глажу её грудь, катаю ладонями по соскам, щекой глажу по животику, дыханием касаюсь бёдер.. медленно — медленно отступает её напряжение. Подвожу её руку к своему кончику, — сжимает в кулаке, — вместе с её рукой приближаю к её лепесткам, внизу. Вместе водим напрягшейся головкой вдоль, под мягкими кудрявыми зарослями Оставляю её руку, чувствую как вздрагивает касаясь головкой влажного островка , подаюсь вперёд, усиливая нажим.
…………………………………………..

— Хорошо, что стены старинные и отсюда ничего не слышно. Завтра бы вся деревня судачила. И без того .. Тебе же про меня рассказывали?

— Да. Я так и не понял, откуда что взялось, пострелял бы их всех.

Её Рука гладит мне голову

— Это было, когда мама ешё жива была. Я отпросилась на танцы, в клуб, на горе, видел, да? Там каждую субботу танцы были. Приехали строители, не русские, совсем взрослые. Я с девочкой танцевала. Подошли, развели нас, он сначала со мной танцевал, потом вывел за руку из клуба. А там меня подняли и отнесли за клуб, где кусты. Один наклонил меня и зажал голову между своих ног, а другой сзади меня пристроился, платье задрал, трусы снял и стал в меня ..запихнул в меня. Не знаю почему, он мне в попу запихал. Мне так было больно, а рот зажат, я даже кусаться не смогла. Около клуба кто-то выстрелил, не по-нашему закричали, они меня бросили и в клуб убежали.

Потом рассказывали, что это другие нерусские приехали с этими драться. А я поползла через все кусты сюда, к школе, и здесь под крыльцо спряталась. Я два дня под крыльцом сидела, из меня крови вытекло, ужас, болело всё. А они меня потом искали, домой приходили, маму побили, куда меня спрятала, говорили, что мне «за это» денег дали, и мама им теперь много должна. Потом уехали. Я домой пришла, мама меня всю исхлестала, на спине до сих пор рубцы остались. А потом ко мне цепляться стали в деревне, в окна стучали, в ставни по ночам камешки кидали. Я тогда в школу ушла, здесь тётя Зоя работала, покойная, уборщицей, у неё и жила, и сейчас тут живу.

Потом всё успокоилось, приехал в форме, как милиционер, ему в город написали, что я незаконно проживаю и вожу к себе, меня в коляску посадили и на мотоцикле увезли. Там ночь просидела. А утром меня привели к ним, — их там трое все пьяные, мне говорят, что знают, чем я промышляю, и что все, такие как я, им платят и их бесплатно обслуживают. Стали меня раздевать, в лицо мне пихать, я укусила одного — просто так получилась, я просто вырваться хотела от них. Тогда они стали меня ремнями с пряжками бить по голове, зубы мне поломали, с тех пор у меня зубы болят. Я всё равно в окно бросилась, не убежала, — порезалась сильно, голову порезала, живот, потом в больнице зашивали, кожу натягивали, я с тех пор волосы не стригу, что бы швы не видно. Меня обратно участковый привёз и сказал в правлении, что меня на учёт поставили. И мне теперь документов не выдают в руки.

— Так чего же врач тебя не посмотрел, увидел бы, что ты ещё….

— Она смотрела, сказала, всё равно из меня шлюху сделают, раз зацепили, всё равно сделают. Молчание.

Тебе не очень противно со мной, только честно.

— Я люблю тебя.

— Я тебя то же люблю.

Если всё получится, как я задумала, не бросишь меня…. в городе.

Опять обнимаю её, и опять она плачет.

Командировка закончилась, нас, шефов, вернули в родной НИИ. А весной вновь сформировали бригаду (я сам в эту бригаду пробился) монтировать в Верх-Иках телятник.

Приехал, — немедленно, с выпрыгивающим из груди сердцем, — в Школу, в пустых комнатах библиотеки — общежитие для «шефов»?

— А где библиотека?

— Всё, тю-тю, как «вонючка» повесилась, библиотеку закрыли, а книги — там же ни одной приличной книги не было, сплошная была антисоветчина довоенная, растащили по баням на растопку.

К вечеру всё узнал. Совхоз получил деньги. Для их освоения заложили телятник, приехала бригада строителей, им кто то указал на библиотекаршу, они пришли в школу ночью .. , утром ушли, а когда вечером вернулись, она уже окоченела в петле. Потом они ещё какую то малолетку в клубе изнахратили, вроде как сама с ними пошла, за деньги. Местный парнишка напился, кричал, что всех чурок зарежет. Приехала милиция, нашла у парня в доме штык нож. Был суд, парню дали по — полной — пять лет, как за угрозу убийством.

Нерусская бригада выбрала все деньги за телятник, говорили — поделила с дирекцией хозяйства, а сейчас едет проверка. Вот, вас, шефов и вызвали строить, «за бесплатно», «по-шефски», денег то в хозяйстве на телятник уже нет.

Давно это было. Нет в живых директора хозяйства с вывернутой рукой, другие люди живут в коттеджах на горе, руины недостроенных телятников торчат по всей Сибири.

Я хотел найти могилу библиотекарши.

— А, «вонючки»- то, ещё в школе, б….ь, работала! Какой пример детям подавала! Да нет её могилы, не ищите.

— Как нет?

— Так самоубийц-то на кладбище не хоронят и памятников — им не ставят. Её и похоронили за кладбищем, как положено, весной насыпь просела, а потом ваш брат — «шефы» повадились ездить не по дороге, а по целине, где меньше грязи, вдоль — кладбища. Сейчас там всё раскатано.

Обсуждение закрыто.