Приняв на руки «Пушинку» БП поставил её на пол, а сам уселся напротив оцепеневшей и красной, как молодой редис Вероники.

Та, вдруг, спохватилась, что надо идти умываться, схватила сразу оба полотенца, детское мыльце, дочуркину ручонку и шустро покинула купе.

Пока девичий состав отсутствовал, Большаков, ухмыляясь, готовился к лучшему. Снял «танковые» труселя, которые, из-за количества излишней материи путались вокруг фаллоса, натянул на голое тело спортивное трико, поправил под ним смещение «малыша», который в свободном состоянии предпочитал прижиматься к правой ляжке. Сказав, как говорят равному товарищу, без назидания, но с добрыми намерениями:

— Рано тебе ещё, дружок, на боковую!

На действия с трусами ипостаси отреагировали одобрительно:

— Для демаскировки «малыша» — нужно пространство…

А вот, когда БП достал из спортивной сумки банку с китайским порошком, две из них: Петрович и Я напряглись. Даже возмутились:

— Патрон, неужели ты воспользуешься этой «выручалкой» для импотентов?!

Оба были стойкими сторонниками «чистого совращения», без применения алкоголя, шантажа и прочей дури. В их «понятии», произойди подобное с Большаком, это было бы началом его неверия в возможности собственного обаяния и силы, дарованных ему Природой. К тому же, грозило отставкой самих ипостасей из «свиты» подопечного.

— В девятнадцать лет «заразиться» этим недугом? – волновался Петрович.

— Какого хрена! — шумел в башке солдата свирепеющий Я.

Не сторонник подобных выражений Петрович, успокаивающе «воздел» на староцерковном:

— Сохрани и помилуй, ненавидящия и обидящия мя, и творящая ми напасти, и не остави их погибнути мене ради, грешнаго!

— Аминь!

Обе ипостаси мысленно поклонились Создателю.

— Вы чего? – «уставился» на коллег по месту обитания, абсолютно не верующий Борик.

На счёт китайского зелья у него было своё, особое мнение:

— Это же — кротчайший путь патрона к пещеркам капитанши! Хлебнёт настойку, и — САМА будет напрашиваться на его булаву! Чем не классно?»

«Коллеги» по солдатской башке, тем ни менее «хмурились».

И Борик решил убедить их воображение словесными комиксами, «наглядно» демонстрируя, как ЭТО будет происходить:

— Представьте, что мадам выпивает растворимый в чае порошок. Потом «борется» с возникшими желаниями, пока не пробирается к «спящему» солдату и — холёной ручкой начинает ласкать «малыша»… А затем…

— Отвали со своими дурацкими пояснениями, «отмахнулся» от недоумка Я, его в этот момент интересовало манипуляция шефа с банкой, в которой находился желтоватый порошок.

Постукивая по металлической крышке указательным пальцем, Большаков, раздумывал над выкриками собрания колхозного актива, что «заседал» в его чердаке и смотрел на бутылку с минеральной водой, купленной по просьбе Степановой.

«Если и растворять снадобье, то минералка идеально подходит. В ней столько разных солей, что капитанша ничего нового в изменении вкуса не заметит…»

Ипостаси прекрасно понимали настой шефа и насторожённо замерли:

«Решиться или нет?»

За окном проносились размытые движением и сумерками пейзажи Ленинградской области. Блики уходящего дня мелькали на стеклянных боках литровой банки, как сигналы включённой аварийки…

— Сохрани и помилуй, ненавидящия и обидящия мя… — «перекрестился» Петрович.

Когда банка, без какого-либо применения, исчезла в глубине сумки «Адидас». Две ипостаси из трёх облегчённо «вздохнули»:

— Овладевать безвольной куклой — удел моральных уродов, а не нашего шефа! — «сказал» дрогнувшим голосом Петрович.

— Он самый честный ёбарь в Стране! – «согласился» с пафосом коллеги Я. — Сознательно идущая на измену замужняя женщина – есть фирменная фишка для профессионального соблазнителя! Только тупица, — третья ипостась очень выразительно «глянула» в сторону «чердака» где обитал Борик, — не способен это понять!

— От дураков всегда приходится ждать непредсказуемой глупости. Они бездумно толкают неопытную молодёжь к порочным поступкам. Но нашему патрону, в плане выбора верных действий, это не грозит. — Мы обороняем БП от придурков вроде нашего автора примитивных комиксов.

— Ну, ты, Петрович, даёшь! – «воскликнула» третья ипостась. – Не думаешь, что после таких высказываний вслух на тебя затаит обиду наш несравненный Грубиян?

— Да что ты! Он даже не подумает отнести эти слова на свой счёт. Ведь верно, Борик?

— Ты, Петрович о чём?

— Вот видишь… Он в своём репертуаре…

Большаков обхватил голову руками:

— До чего же вы сегодня разговорчивые! Не вздумайте давать советы, когда буду трахаться!

За дверями купе послышалось детское щебетание.

— Закругляемся. Девочки возвращаются…

…

Освежившая разгорячённое лицо прохладной водой Вероника, уже достаточно успокоенная, укладывала Кристину баиньки, склонившись над постелью дочурки. За её спиной, вальяжно развалившийся на соседнем диване сидел попутчик и «ел» глазами великолепную округлость красивой попки, «прожигал» близкую (лишь протяни руку), промежность. Это конечно волновало. Никогда прежде жене командира боевого крейсера не приходилось оставаться на целую ночь с глазу на глаз с незнакомым мужчиной.

«Он хоть и молод (почти мальчишка), но красивый, и такой большой во всех отношениях, что, казалось, мог быть опасным.»

Но две уверенности в душе Вероники были ей в утешение: её дочурка (кто же посмеет обидеть мать в присутствии дитя?), и вера в человека в погонах, которым она доверяла с малолетства.

Думая об этом уралочка оглянулась. Парень, похоже, «игрался» с паховой возвышенностью.

«Это от того, что я его очень волную… Бедняга. При его возрасте это так естественно, что не означает угрозу… Всего несколько ночных часов, и мы больше никогда не увидимся… Но ему, действительно, хочется женской ласки…»

В этих размышлениях было что-то не свойственное её настрою на встречу с мужем. Девушка приказала себе: «Не глупи!» и постаралась придать лицу максимальную серьёзность.

Одного движения её нахмурившееся бровки, было достаточно, чтобы Борис Большаков, сменил позицию диванного наблюдателя на созерцателя с верхней полки.

Поблагодарив понятливого мальчика, жена капитана Степанова снова склонилась над дочуркой. Теперь её компактный круп был под пристальным наблюдением «голодающего» с высоты «птичьего полёта»…

Кристинка слегка куражилась:

— Мамочка, хочу спать с тобой…

— Хорошо, я временно прилягу. Но ты закрывай глазки и засыпай… Не заметишь, как придет утро, и папа встретит нас на перроне. Ты хочешь побыстрее увидеть папу? Тогда делай, как я говорю…

— Спой мне, как тётя Таня в телевизоре…

— Хорошо, поворачивайся к стеночке и слушай:

«Спят усталые игрушки, книжки спят.

Одеяла и подушки ждут ребят.

Даже сказка спать ложится,

Что бы ночью нам присниться.

Ты ей пожелай:

Баю-бай….

Как не противился дневной свет наступлению ночи, а, он таки, внял пожеланиям нетерпеливого солдатика – таял вслед за уставшим солнышком. Бодро постукивая чугунными парами колёс, поезд мчал Бориса Петровича по Ленинградской области в сторону Балтийского моря. Холодного, но имеющего свои пляжи и гуляющих по ним нимф…

Голос исполнительницы был мелодичным, успокаивающим. Веки нашего героя начали тяжелеть, и он, не заметил, как уснул…

…

Потрясающего содержания снилась ему эта ночь с уральской красавицей! Он делал с ней, что хотел. «Малыш» не знал усталости. Попутчица была исполнительной и опытной…

Когда открыл глаза и понял, что невероятное общение лишь приснилось. От сознания этого виртуального обмана, наполнился сожалением, которое тут же исчезло, едва вспомнил, что реальность должна быть не менее приятной. Свесил голову вниз, огляделся.

Ночное освещение давало возможность видеть все детали сонной обстановки. Девочка спала свернувшись калачиком на диване внизу – напротив. Сама Вероника расположилась на диване, под его полкой. Её, спящая на боку фигура, с подложенной под голову рукой и слегка скрещенными ногами, не утрачивала привлекательной изящности даже под покрывалом. Была по-домашнему безмятежна и притягательна близостью и беззащитностью. Так и звала к себе – протяни руку, дотронься…

Не упавший стояк «малыша», тут же подтвердил готовность к немедленному действию. Большаков повернулся на живот (от чего его правая рука стала «длиннее»), и отправил её в предварительную разведку.

Кончиками пальцев «разведчица» зацепила край лёгкого покрывала, осторожно потянула его из-под спящей. Один раз пришлось применить некоторое усилие… Но обошлось… И вот – предмет вожделения почти открыт!

К сожалению, он оказался в брючках. И это слегка озадачивало. Куда было бы проще солдатской ладони иметь дело с открытой поверхностью девичьего бедра… Но результат «разведки» был таким, как есть, и с ним приходилось мириться…

А вот нервный холодок, что пробежал по спине смельчака, следовало унять.

Дав этой дрожи исчезнуть, воин блядской «армии» бойцы которой в это ночное время, как и наш герой двигались по редутам женских цитаделей, решил, что пора действовать решительнее и положил ладонь на бедро чужой жены. Показалось, что оно вздрогнуло… Но нет. Снова обошлось… Затаив дыхание, наслаждался живым теплом и приятной упругостью крепкой мышцы… Но пора и — далее…

Начал гладить доступный сегмент крупа, сожалея, что под ладонью не бархатистая кожа, а слегка шершавый креп. «Малыш», словно в спортзале, делал отжимание в упоре лёжа…

Прислушиваясь к дыханию обследуемой, осадное командование сделала вывод, что Цитадель спала. Или притворялась, что спит. Последнее было предпочтительнее.

Хуже всего разбудить человека испугом. На занятиях по снятию часового рядового шестой роты восемьдесят пятого учебного мотострелкового полка Бориса Петровича Большакова учили, что при сильном испуге у человека можем случиться казус в организме. В данном случае это было бы катастрофой… Поэтому он несколько раз надавил в бедро спящего «гарнизона». Пусть готовится к сдаче без природных сюрпризов!

Унять собственное сердцебиение рядовому любовного фронта было сложнее.

Горячее сердце колотило в грудь, точно язык большого колокола с переменной силой и частотой, как на звоннице во время праздников или пожара. И это не смотря на то, что его «звонарь» крался ни к первой, а уже… (момент, надо посчитать…), к восьмой (уже восьмой!), по счёту бабенке, ногами которой (и то, что между ними), он хотел овладеть всецело…

Могу Вас заверить, мой преданный читатель, это волнительное напряжение в нашем герое так и не исчезнет. Ни в возрасте молодого пластуна, ни в года преклонной «партизанщины». Каждый раз, при первом касании и поглаживании чужой женщины, он будут и взволноваться, и трепетать дрожью подростка, решившегося на отчаянный поступок контакта, с женским сюрпризом в виде непредсказуемой реакции «объекта будущей эксплуатации» на это скромное посягательство…

…

Возможно Веронике Степановой тоже приснился бы её суженный или даже (будем смелы в нашей фантазии – случайный попутчик), но ей долго не засыпалось. Всё прислушивалась — как поведёт себя сосед сверху… Потом забылась в тревожном предчувствии. И тут же проснулась, едва начало двигаться сползающее с неё покрывало. Вот тут у неё возникли сомнение – стоит ли поднимать шум? Мальчик любопытствует, а это – такая малость чтобы оказаться грубой…

Когда же почувствовала поглаживание рукой, толчки в бедро и волнительный зуд между ног (вспомнилась маячащая перед глазами солдатская «палатка»), решилась спросить:

— Тебе чего, Боря?

Вместо ответа услышала шорох спускающегося сверху человека. Нашла тумблер дополнительного светильника у изголовья. Борис стоял на полу и не пытался найти обувь, если бы ему нужно было в туалет. Значит — то, что она подсознательно опасалась, оставаясь в закрытом пространстве один на один с чужим мужчиной, началось. Но страха не было. Скорее – любопытство:

«Что же этот мальчишка будет делать дальше? Ведь грубость исключается. Она может закричать…Значит, надо подождать и увидеть его стремление взять на жалость…»

Заметила неправдоподобную вздыбленность причастного места. Впечатлялась:

«Ого, какой агрегат!..»

— Можно я с тобою лягу? — глухим, суховатым голосом произнёс попутчик.

С видимым недоумением задала уместный вопрос:

— Зачем? — но её пронзительный взгляд умной женщины, который уже смотрел, как смотрят на мужчину, разгадав его не лучшие намерения, выдал притворщицу с головой.

— Просто… полежать рядом… — проситель присел на корточки и был подобен ребёнку, пришедшего ночью к кровати матери с просьбой пустить погреться…

Но когда добавил:

— Ты мне нравишься… — и положил руку на бедро, иллюзию материнства мгновенно развеялась.

Оттолкнуть? Ударить ногой? Возмутиться? Степанова стремительно села:

— Боря, идите спать!

В ответ — солдат обнял её ноги, прижался головой к животу и громко задышал в то место, где у ней начались короткие судорожные спазмы, непонятного происхождения. Глянула на спящую дочку – не испугать бы… Попыталась убрать тяжеленую голову хотя бы с колен. Куда там! «ребёнок» зарывался в её «хозяйство» ещё глубже и дыхание его становилось обжигающим…

Начала говорить. Старалась произносить слова, как можно чётче, убедительнее:

— Боря, ты ведь хороший. Зачем тебе это? Успокойся…

Большаков поднял лицо. Викторию поразило как оно изменилось. Кривая усмешка была неприятно-чужой. Услышала уже не уговор, а требование:

— Ты мне нравишься… Похожа на мою невесту… Проведём эту ночь вместе… Остаток ночи… и расстанемся, получив наслаждение… Что тебе стоит? Никто ведь не узнает…

В приглушенном свете ночного освещения блестели его влажные ровные зубы, белки расширенных глаз, по-детски пухлые губы…

«Какие они сочные и красивые…» — Степанова не чувствовал себя собой. Она теряла нить обстоятельств развернувшейся драмы. Боялась её последствий искала силы противления. Находилась, словно в бреду.

Поведение капитановой жены Большаков принял за близкую уступку. По уже нажитому опыту, он знал наперёд, что означает смятение на лице замужней женщины, которая поняла, ЧТО от неё добиваются. Видел подёргивание нижней губы и капельку нервного пота, похожую на беспомощную слезинку, слышал (или ему это казалось), заверения, что — она не такая, что — у неё ребёнок, что — любит мужа. Что — доброе расположение к себе он не правильно понял…

Всё это он слышал от других, почти дословно… Его уверяли в верности супружескому долгу, но заканчивали одинаково минетом или закинутыми на плечи ногами.

И на этот раз жертва в панике. Серьёзного сопротивления не окажет… Будет делать, что он скажет. Таким, как эта, ничего пояснять не надо… Замужние женщины не девочки, а — опытные партнёрши… Так что — пора ставить красотку в позу и усилием «малыша» показать КАКАЯ ОНА НА САМОМ ДЕЛЕ!

Борис пытается начать с поцелуя.

Но жена капитана отворачивается, говорить, что-то бредовое:

— Ты ведь лучше, чем хочешь казаться. Давай рассудим хладнокровно, не вникая в побудительные мотивы… Они очевидны: ты – молод, горяч, у тебя давно не было девушки. И вот — замкнутое пространство, приятная попутчица, разные мысли… Ты ведь не насильник. Утром тебе будет стыдно смотреть мне в глаза… Ты хороший человек. Умный, красивый мальчик… Зачем одним скверным поступком портить себе жизнь?

«Как она меня этим уже достала! — вопит в горячей голове Большакова нетерпеливый Борик. – Давай уже! На хую она будет «петь» по-иному…»

Вероника продолжала убеждать. На её красивом лице не было прежнего возмущения, его сменило выражение доброго ангела.

«Она почти согласна, — оттеснил хамоватую ипостась Петрович. – Не надо насилия. Женское упрямство скоро пройдёт, целомудренная сконфуженность не отведёт соития… Потерпи и получишь ВСЁ!»

— Прекрати это жеманство! – заглушил советы Петровича голосом Бондаренко хамоватый Борик. – оцени лучше, что тебя ждёт! – рука Вероники оказалась на стволе вздыбленного члена.

Гримаса удивления исказила лицо бедолаги. Она, так надеялась, что до этого не дойдёт.

Большаков удерживал дёргающуюся ладонь и шептал, словно Змий-искуситель:

— Всего одна ночь… Не упирайся. Тебе понравится. Запомнится на всю жизнь… Вот увидишь – ничего подобного ты не испытывала…

«Если женщина взялась за хуй, она от него уже не откажется!» — уверял своего шефа сексуальный Я. Возможно он и прав. Тогда почему Вероника продолжала сопротивляться попыткам Бориса проникнуть рукой под футболку приспустить податливую резинку летних брюк?

От ощущения теплых чресл солдата начало трясти. Нервное напряжение и вежливое: «не надо!» воспринималось воспалённым мозгом, как нелепое трата времени. И он сорвался на грубость:

— Да прекрати ты размахивать руками! Всё равно будет, по-моему. И ты это знаешь… Ведь сама хочешь, чтобы тебя выебали чужим хуем… Это было заметно, когда ты нюхала мой член. Человек грешит не только помыслами, но и взглядами. Подкрепим же твои помыслы делами… Не бойся, что мой хуй такой большой. Я умею делать женщине приятное… Всего один раз… не глубоко… и медленно…

«О боже! Его не остановить!» —

Руку Вероники уже засунули под трико, начали «учить», «правильным» движениям по стержню, который не обхватывали её пальчики…

— Дрочи, и он тебя отблагодарит…

— Нет, нет, нет! Я люблю мужа…

— Любовь придумали мужчины, чтобы не платить за секс! – изгалялся голосом шефа пошловатый Борик.

У Вероники не больше не было сил бороться. Она уже израсходовала все свои ресурсы и воспринимала происки мужских рук, как развязку неминуемого. Потом и произнесла:

— Хорошо. Я согласна. Но только на один раз… И без поцелуев.

Всё нутро Большакова дрогнуло от восторга. СОГЛАСИЛАСЬ ! Вот это да! Только почему-то захотелось, чтобы эти очаровательные губки выдали ещё и похабное, зажигающее.

— Что один раз? – начал свою блядскую «школу» Борис Петрович.

Вероника молчала.

— Что один раз? – повторил БП.

— Ну… то, что ты просишь…

— Так не годиться. Давай называть вещи своими именами. Чтобы было всё по-честному. Ты мне дашь… один раз… Войти в тебя? Я правильно понял?

— Да… — бедняжка дрожала и была, явно, сама не своя.

— Я правильно понял, что могу поставить тебя раком и выебать?

— Да… — она тянула время надеясь не весть на что.

— Говори понятнее! Ты позволяешь мне ВЫЕБАТЬ тебя один раз?

— Да…

— И как ты себе это представляешь? Всунул и вынул? Или прокачать как следует до состояния взаимного оргазма? Чтобы получить взаимное удовольствие?

— Боря, зачем так грубо? Я же согласилась…

— Только не уточнила на что? Скажи прямо: «Боря, я хочу, чтобы ты меня вы-е-бал», – он сделал ударение на каждом слоге и прикрикнул, как подстегнул, — Ну!

Боря, я хочу, чтобы… ты меня… — даже в полумраке ночного освещения было видно, что бедняжка покусывает губы.

НУ!

— выебал…

— Видишь, как это просто. Сказано – сделано! Сейчас и начнем…

— Только с презервативом.

— Вот ещё новость! Где же я эту резинку НОЧЬЮ достану?

— У меня в сумке есть… Я его сама на тебя надену…

«Ни хрена себе, сколько упиралась, а теперь согласна обслуживать – мысленно радовался Борис Петрович. – Одним разом она, конечно не отделается…»

Большаков ослабил хватку:

— Доставай.

— Помоги поднять крышку… — сказала, сломленная долгим сопротивлением, без пяти минут — ЕГО! женщина.

— Всегда, пожалуйста!

Большаков одной рукой держал крышку дивана, а другой, когда жена капитана боевого корабля наклонилась и начала шарить в тёмной глубине дивана, положил на упругую булочку аккуратной попки. Положил по-хозяйски, как на уже добытый трофей, представляя себе, как минут через двадцать он будет буравить и эту цитадель супруги морского офицера.

«Подумаешь, жена капитана второго ранга! Да он этой весной, в марте ебал в очку жену самого полковника! Заместителя начальника политотдела армии! И не какую-то швею из областного салона, а — саму прима-балерину столичного театра! Тоже, сначала, куражилась. А потом даже после анал хуй облизывала! Больше месяца уламывал. А эта уральская недотрога и часа не сопротивлялась… Все замужние – прирождённые бляди. До чужого хуя охочие. «Только один раз» — передразнил он Веронику и потрогал развилку женских ног, уходящую под ягодицы. Сюда он войдёт вначале… Побывает в тёплой, неразъёбанной пизде моремана… «Без поцелуев…» Да и хрен с ним, с поцелуями! Отсосёт с проглотом… вот и – ладно… А потом — и задницу подставит… Муж-то в море был. Значит давно не еблась. Всё должно быть узеньким… Придётся разрабатывать… Презерватив захотела. Да он на «малыше» лопнет с первого же хода и вся малафья будет в матке… Вот удивится кэп, когда сунет свой писюн, в жену, а там – дыра в которой что-то хлюпает! Хотел бы я видеть его рожу в эту минуту и то, как эта куколка будет отмазываться…»

Возможно кое-кто из читателей подобные размышления по отношению к жене капитана, да и к самому офицеру посчитает в высшей степени аморальными. Но таким уж циником стал разбалованный офицерскими жёнами наш Большаков…

А ведь перед до призыва был почти девственником. Один раз, перед отъездом, спустил за щеку мачехе и – всё! А кто в блядском деле «один раз», считает за серьёзное? Тьфу!

…

«Ну, и чего она там, так долго возиться? Нет, ну все бабы неисправимые капухи…»

Возбуждение члена стало особенно чувствительным. Парня начинает снова трясти от нетерпения.

Выпрямив Веронику, он притянул стройное тельце к себе, вынул «малыша», начал оттягивать перед налитой кровью залупой никчемную резинку брючек. Та поддалась словно бумажная. Борис рванул и — одним махом оголил желанную попочку. Брючки скользнули куда-то вниз…

– Нет! – не крикнула, а простонала испуганная лань. — Нет, нет, нет, нет! — попыталась присесть, вырваться, или оттолкнуть нацеленное хозяйство рядового. Чем? ГОЛОЙ ПОПОЙ! Забавно так получилось. Словно репетировала подмахивание… раз за разом тыкалась беззащитным задом в мужскую промежность с торчащей дубиной.

«Сейчас мы ей поможем прицелиться…» — руки охальника поставили «малыша» под нужным углом, к нужному месту. А губами, он, со знанием дела щекотал тонкие волосики на изгибе лебединой шее, смаковал мочки маленьких ушек. Злодей знал эрогенные зоны женщин и неторопливо готовил объект для встречи с «Малышом», приводил сучку к возбуждённому состоянию. Ведь «малышу» при его размерах, для комфортного проникновения, нужно отличное выделение секреции, которой ещё не хватало.

— Сейчас, сейчас, ты у меня потечёшь, — шептал похабник, забирая в солдатские лапы обе груди и покручивая их сосочки. – Где там твоя смазочка?.. Ага, потекла, сука мореманская! Сейчас мы тебя зарядим по полной… Родишь дочурке братика… — и сделал первое движение тазом…

Хорошо нацеленный «малыш» начал раздвигать лепесточки трепетной вульвы…

— Нет!!!

Веронике, словно юла, резко развернулась лицом в Борису.

Что-то болезненно-острое уперлось в голый живот охальника.

Отстраняясь, тот с удивлением увидел в руках, временно соскочившей жертвы, раскрытые лезвия больших ножниц. Такими портные и закройщицы вспарывают самую крепкую ткань.

— Только посмей! – гневное лицо Вероники дышало отчаянной злостью.

— Прости, был не прав! — сказал Большаков и сделал шаг в сторону.