В гостиной, где Джулия долго сидела, молча и неотрывно разглядывая его, Уилл пребывал в состоянии смятения и тревоги. Харриет ничего не сообщила ему о цели их визита в это поместье, упомянув лишь то, что она желает видеть одну даму. Никогда прежде он не оставался наедине с незнакомой женщиной и явно испытывал благоговейный трепет перед хозяйкой, которая теперь казалась ему такой властной и очень красивой. И все же ему хотелось, чтобы сестра находилась сейчас рядом, потому что только с ней он чувствовал себя в полной безопасности.

Он звука приоткрывшейся двери он едва не подпрыгнул, но увидев, что это всего лишь одна из служанок, чуть успокоился. Но то, что она держала в руке, заставило его густо покраснеть, и леди Тингл не могла этого не заметить.

— Мэм, мисс Астрид сказала, что когда я принесу вам это…

— Спасибо, Марѝ. Хм, они довольно простые, не так ли? — Джулия рассматривала белые панталоны, которые протянула ей горничная. Пробежав пальцами по материалу и проверив упругость резинки, которая всего несколько минут назад охватывала талию и бедра Харриет, она встала и шагнула к креслу Уилла, держа в руках интимные штанишки его сестры.

— Ты когда-нибудь надевал их, Уилл?

У молодого человека отвисла челюсть, а взгляд остекленел. Румянец на его лице стал таким же глубоким, как дамасская роза [намек на розу, ставшую основой для гербового символа британского рода Ланкастеров – прим. переводчицы] Ну конечно, он достаточно хорошо их знал, как и все остальные панталоны Харриет, — белые, голубые или розовые. Она много раз ловила его на том, что он подглядывает за ней в ее спальне, когда она была в восхитительном dishabille [нижнее белье, неглиже (фр.) – прим. переводчицы], потому что дверь часто скрипела, когда он нервно сжимал ее, выглядывая из-за косяка, и потом строго отчитывала его. Но неделю назад она застукала его за этим занятием, будучи безумно восхитительной, одетой лишь в свои черные высокие ботинки на шнуровке, белые шелковые чулки, эти самые панталоны и сорочку, которая оставляла наполовину обнаженными крупные молочные тыковки ее упругих грудей.

— Это ты, Уилл? О, что это ты делаешь? — воскликнула тогда его сестра, после чего, уже не в силах более сдерживаться, Уилл запрыгнул в ее священный будуар и бросился к ее ногам, вдыхая запах кожи ее ботинок, в то время как его руки сжимали ее лодыжки так дерзко, так умоляюще, что Харриет не могла пошевелиться.

— Не надо, Уилл! Как ты смеешь входить, когда я раздета! Немедленно прекратите, сэр!

Но его уже охватила такая ярость желания, что, пока Харриет покачивалась, пытаясь освободиться, он рабски облизывал ее ботиночки, а потом поднялся губами к восхитительной округлости ее коленей. Но вдруг, словно осознав всю чудовищность того, что он делает, Уилл поднялся и убежал, преследуемый рыданиями сестры. В ту же ночь, когда Харриет была занята другими делами, он прокрался в ее комнату и стащил те самые панталоны, которые Джулия теперь держала перед ним. В постели он надевал их, представляя себе попку сестры на том месте, где ткань обтягивала его собственную, — хотя она и не была такой широкой, как у нее, — и поглаживал свой член сквозь хлопок там, где обычно уютно располагалась ее киска.

— Ну так что же, сэр? — повторила свой вопрос Джулия. — Возьми его за запястья, Марѝ!

Застыв неподвижно в своей позе, Уилл безвольно позволил взять себя за руки. Теперь он не сомневался в том, что Харриет рассказала им все, как не сомневался и в том, что его ждет наказание за свои тайные прихоти и пороки. Стоя над тем местом, где он сидел, леди Тингл расправила панталоны, растянула их поясок и внезапно, в мгновение ока, натянула их ему через голову, так что Уилл оказался аккуратно завернутым в интимное одеяние, полностью закрывшее его голову и лицо. Возбужденно задышал, он вдыхал самые пьянящие ароматы, потому что белье, естественно, было еще теплым от того, что совсем недавно обнимало любовную пещерку и попку сестры. Он почувствовал, как что-то охватило его запястья, и дернулся. До его ушей донесся звонкий смех.

— Он надежно закован, мэм, — объявила горничная.

— Подними его на ноги и сними с него бриджи, Марѝ.

Открыв рот от изумления в завуалированном полумраке натянутых на него панталон, Уилл почувствовал, как ловкие пальчики расстегивают спереди его бриджи и стягивают их вниз, полностью обнажая его член и ядра.

— Смотрите, он крепнет! Он поднимается, мэм! Ему очень нравится их запах!

— Не сомневаюсь, Марѝ. Подведи его немного вперед, а затем заставь стоять неподвижно. Отхлестай его по ягодицам, если он этого не сделает!!!

— Слушаюсь, мэм. Должна сказать, он у него… такой огромный! Это настоящий… ммм… штопор, простите за выражение. Он уже весь поднялся и… подрагивает, как вы видите…

Член Уилла действительно дрожал. Рубиновое навершие поблескивало, на самом стержне повсюду проступали вены. Он дико, как мог, втягивал носом божественные запахи, которые источал хлопчатобумажные панталоны сестры, вплоть до слабого запаха мочи, ударившего ему в ноздри.

— Ее испарения доставляют тебе удовольствие, не так ли, Уилл? — заворковала Джулия. Оттолкнув служанку в сторону, она крепко сжала его ядра, стараясь не касаться пальцами твердого ствола его любовного оружия. Словно огромные сливы, они уютно устроились у нее в ладони. С каждым его вдохом хлопковая ткань панталон втягивалась ему в рот, заставляя его стонать от вожделения и беспомощности, потому что он не мог заставить себя ответить.

— Сейчас вы должны лечь, сэр! Сначала опуститесь на колени, а затем вытянитесь совершенно неподвижно на спине, держа ноги вместе!

Направляемый Марѝ, он улегся, как ему было приказано, и его дрожащий палавший инструмент, казалось, пытался дотянуться до потолка, на котором, как и следовало ожидать, играли белые гипсовые Купидоны. Хорошо зная, что за этим последует, Марѝ встала позади своей госпожи и потянула вверх складки ее юбки, пока не показался великолепный шар ее попки, затянутый в узкие тончайшие шелковые панталоны. После этого, приняв нужное положение, повернувшись лицом к ногам Уилла и расставив ноги по обе стороны от его тела, Джулия медленно опустилась, пока упругие половинки ее задка не впечатались своей крепкой и упругой тяжестью в его затянутое панталонами лицо.

— Пмфффф! — молодой мужчина шумно выдохнул. Мало того, что его рот и нос оказались придавленными нежным грузом, но теперь самые невероятные интимные запахи его сестры и хозяйки этого поместья смешались воедино. Уже хорошенько разгоряченный в панталонах Харриет, с залитым краской лицом, он с трудом переводил дыхание, тогда как Джулия томно устраивалась поудобнее, рассматривая свои ногти.

— Ты можешь вернуться наверх, Марѝ. Позже я приведу его наверх для обучения.

— Слушаюсь, мэм.

Если не считать необычной картины, которая теперь появилась на ковре, гостиная опустела. Джулия наслаждалась этой царственной позой, которая всем поклонницам известна как «коронование» мужчины. [Использованное здесь слово queening означает «командовать, заправлять» или же «проводить пешку в ферзи». – прим. переводчицы] Многие из тех мужчин, что побывали таким образом под ней, обожали ее всю жизнь и пользовались любой возможностью, чтобы вновь вдохнуть аромат ее нижних юбок. Ее задок чуть поволновался, пока она не убедилась, что нос Уилла оказался точно между ее нижними половинками, чья волшебная упругость придавила его. Услышав булькающий звук, госпожа хозяйка чуть приподнялась и вновь откинулась назад, предоставив ему возможность на мгновение вдохнуть воздух через панталоны Харриет. Этого мало, но должно хватить до тех пор, пока она снова не приподнимется. Крепко упершись коленями по обе стороны от него, она пригладила свою прическу и с удовольствием посмотрела на великолепную эрекцию, которую Уилл беспомощно демонстрировал ей. Хм, более чем возможно, что он частенько доил сам себя, своей дрожащей рукой.

В течение этой долгой минуты почти задушенный Уилл почувствовал головокружение. В ушах у него шумело, грудь вздымалась. Разгоряченные его дыханием, испарения в панталонах Харриет и Джулии становились все сильнее. Его запястья потянулись к наручникам, которые обхватывали их, и они взволнованно затряслись. Наблюдая за этими судорожными движениями с отстраненным весельем, Джулия снова приподняла задок, прислушиваясь к его сопению, когда струйки воздуха вновь просачивались в его легкие. Теперь дальнейшее поддразнивание не могло дать уже ничего, только лишь разжечь его желания. Наклонившись вперед, когда его закутанный нос снова зарылся в ее заднюю расщелину, она осторожно обхватила его пульсирующий член большим и указательным пальцами и позволила своему рту слегка, всего лишь чуть-чуть, поглотить сочный стержень.

Стоило только ей проделать это, как ноги Уилла заметно затряслись. Губы Джулии были такими теплыми и влажными, что он не смог удержаться, чтобы немного не подтянуть колени в попытке продвинуть свой поршень в объятия ее губ еще на дюйм или два. Прежде ни один ротик не касался его страстно желающего члена, даже женская рука не трогала его, — как бы сильно он ни жаждал, чтобы его так поласкала Харриет. Он знал, что если бы он предложил ей сделать это, она пришла бы в ужас, потому что, несмотря на все ее сладострастные изгибы, она была чопорной и только однажды позволила ему прикоснуться рукой к своей попке. Расстроенный сверх всякой меры, он почувствовал, как при первом же умоляющем рывке его чресел вперед рот Джулии отстранился, так же как и ее задок освободил его лицо.

Затем послышался шорох юбок, когда она вновь встала над ним, повернувшись так, что ее ноги оказались по обе стороны от его бедер.

— Оооох! — простонал Уилл из-под своего капюшона, пока Джулия молча разглядывала его. Ее бы очень позабавило, если бы она «короновала» его целых полчаса, как этого трусливо добивались многие ее подданные-мужчины. Но с тех пор, как она в последний раз принимала мужской орган в свою любовную норку, прошла целая неделя, и Уилла ей вполне хватило бы. В мгновение ока хозяйка спустила панталоны до лодыжек, и опустилась на колени перед его головой. Его член от чрезмерного возбуждения был таким твердым и стоял настолько прямо, что ей особо не понадобилось его устанавливать. Вместо этого она потянулась под себя и обеими руками раздвинула восхитительные, поблескивающие от любовного нектара, губки своей щелки. Потом мягко поерзала на нем, пока, с пылким, приглушенным вздохом, Уилл не почувствовал, как гребень его органа поглощается ее сладкой сокровищницей.

Склонившись над ним, Джулия прижала ладони к обеим сторонам панталон, так что они плотно прижались к его лицу, очерчивая его не лишенные привлекательности черты. Теперь больше, чем когда-либо, он будет испытывать головокружение от того, что его накрыли, взнуздали, и теперь он будет по-настоящему купаться в ностальгических запахах сестриных панталон, пока его будут оседлывать. Контролируя каждое свое движение, женщина мало-помалу опускала бедра вниз, влажные бархатные стенки ее пещерки раздвигались, подобно упрямым волнам, чтобы принять в себя возбужденный мужской жезл.

В сладостной агонии этого безумного мгновения Уилл в восторге поджал пальцы ног, но больше не осмеливался пошевелить ими, чтобы только она не слезла с него. Как и подозревала его покорительница, это был первый раз, когда его член проник в женскую лощинку. Почувствовав, как его набухшая пика вошла внутрь, мужчина чуть не лишился рассудка от удовольствия, в то время как кончик его языка жадно лизал промежность панталон Харриет. Сильно пульсируя, его член наконец был полностью принят, и со вздохом удовольствия Джулия уперлась задком в его бедра. Эта поза, «Святой Георгий», [старинное название позы наездницы – прим. переводчицы] была одной из ее любимых позиций, хотя в самые развратные и похотливые моменты любовной борьбы она предпочитала, чтобы в нее проникали сзади, и пока она поддерживала пульсацию и подрагивание мужского инструмента в своем медовом устье, божественная дрожь пробегала по ее телу. Первой мыслью Джулии, в молчаливом согласии с Астрид, было то, что Уилла непременно следует подвести к холму Венеры его сестры, — просто потому, что она всегда подозрительно относилась к тем женщинам, которые желали бы, чтобы их сородичи-мужчины были обучены и лучше знали, на чьих животах им стоит побывать. Ее норка требовательно всасывало мужское естество, каждое движение, каждая дрожь тела Уилла передавалась ей, когда она медленно поднималась и опускалась с величественной грацией любовницы, которая желает превознести любовный сок из чресел своего любовника самым властным образом.

Пыхтя и постанывая при каждом движении, с которым его госпожа поднималась и опускалась вновь, Уилл чувствовал, как в его тестикулах уже закипает и пузырится горячее семя. Теплые, круглые и упругие, ее обнаженные ягодицы соблазнительно располагались на его бедрах, прежде чем приподняться снова и снова.

— Не смей еще кончать, я тебе запрещаю! — хрипло прошептала Джулия, когда накрывший ее первый восхитительный экстатический кризис окропил нектаром его член и ядра. — Я запрещаю! — повторила она, услышав ответный стон из его губ, едва различимый под покрывалом панталон.

— Ааахххггррр! — захрипел Уилл, чувствуя, что в любую секунду жидкие сокровища его ядер могут вырваться наружу. Он напрягался, стонал, задыхался, покусывая ткань зубами, пытаясь изо всех сил сдержать излияние своей похоти. Шерстка на ее устье щекотала его собственные волосы, нежный шлепающий звук ее ягодиц, соприкасавшихся с его бедрами, звучал для него самой божественной музыкой. Дыхание его повелительницы участилось, хотя он и не мог этого знать, поскольку у нее никогда не было привычки открывать свои удовольствия рабу во время его посвящения. Поджав рубиновые губы в беззвучном стоне наслаждения, она снова извергла соленые брызги радости, в то время как Уилл, полностью подчиненный ей, напрягал все мышцы, чтобы не ответить на этот комплимент взаимностью. Его зубы стучали, вены на шее вздулись, и затем, к своему огромному облегчению, он услышал ее повелительный приказ:

— Давай! Сейчас!!!!

— Аааааааа! — и он вновь содрогнулся под вздымавшейся хлопковой тканью. Но сейчас его стон стал символом крайних пределов чувственного наслаждения, когда бархатное сжатие божественной норки Джулии увеличилось, а ее попка со шлепком упала на его бедра. Яростные струи его сперматических излияний потоком заливали ее естество, унося все дальше и дальше в плывущем тумане наслаждения, пока их соединившиеся части тел не успокоились. Действуя будто бархатными тисками, леди Тингл вытянула из него последние жемчужные капли.

Отдохнув лишь мгновение, она раскупорила свою хорошо увлежненную щелку, и, выпустив из себя мужчину, встала, чтобы прикрыться.

— Быстрее! Вставай! ПОДНИМАЙСЯ! — скомандовала она, и это действие причинило Уиллу сильную боль, поскольку связанные запястья почти не позволяли ему подняться. Последняя струйка семени стекла, как слеза, с гребня его полуобмякшего инструмента. Джулия сдернула с его головы панталоны и рассеянно посмотрела на него. Каким же жалким существом он выглядел, все еще полностью одетый, но с бриджами, сдернутыми до щиколоток! Впрочем, любой мужчина выглядел так после того, как его приставляли к похотливой женщине. Прежде чем сесть на диван, она ловко расстегнула его наручники и бросила их рядом с собой.

— Ну, по крайней мере, ты доказал, что годишься для обслуживания женщин. Расскажи мне, как вы вели себя с Харриет в последние месяцы. Ничего не упускай, потому что я добьюсь от нее правды! — послышался холодный голос Джулии, пока Уилл стоял, как ему было и положено, к ней лицом.

Джулия рассеяно слушала его сбивчивое повествование, весьма скудное на сладострастные подробности. Да, он часто видел бедра Харриет, и ее обтянутый панталонами задок. Да, он несколько раз видел ее обнаженную грудь, когда она думала, что ее не замечают. Да, он носил ее панталоны, лизал и обнюхивал ее туфли и ботинки.

— Это все? И что, ты даже никогда не вкладывал ей в руку свой инструмент?

Уилл молча покачал головой. Ему часто снился такой сон, но он никогда не осмеливался сделать это. И все же взгляд Харриет часто скользил по его бриджам, когда близость ее сладострастного тела заставляла крепнуть его член.

— Какие же вы тупицы, — вздохнула Джулия. — Сбрось с себя одежду. Разве ты не понимаешь, как глупо выглядишь? Быстрее — у меня нет времени!

С ввалившимися глазами после самого восхитительного любовного отсасывания, который в первом своем соитии хозяйка применила к его пылкому члену, после самого божественного экстаза, который он когда-либо испытывал, Уилл безропотно повиновался, хотя и был полностью убежден, что все это ему снится. Каким бы кротким он ни был перед женщинами, он не был тупицей. Если в этом и будет заключаться его обучение, то он с радостью им займется, хотя зачастую холодное выражение лица леди Тингл подсказывало ему, что не все происходящее доставит ему удовольствие. Но в том, что в отказе от своих собственных желаний будет боль и сладость, он не сомневался. Неловко стянув сапоги и сознавая, что во взгляде Джулии, направленном на его член и свисающие ядра смешались интерес и веселье, он, наконец, предстал перед ней полностью обнаженным.

— Хорошо, — просто сказала Джулия и встала. — Что бы сейчас ни случилось, ты будешь молчать! Это нужно понять. Если ты этого не сделаешь, твой зад будет хорошенько обработан березовыми розгами. Теперь пойдем!

Взяв рукой за его толстый, но теперь обмякший член, она вывела его наружу. Как она и ожидала, в доме царила полная тишина, — немота, которая, казалось, плыла над лестницей подобно облаку. Страстно желая расспросить, заговорить, и все же не найдя на это смелости, Уилл не мог не позволить своей повелительнице подхватить и вести себя, подобно собаке на поводке. Сознавая это, он не испытывал ни стыда, ни смущения, а только лишь странное чувство гордости за то, что такая женщина так с ним обращается. Его взгляд привлекло покачивание бедер Джулии. Скрип ступенек эхом отдавался в тишине. Поднявшись на второй этаж, хозяйка, увлекая за собой Уилла, вошла туда, где лежала Харриет.

Харриет была с кляпом во рту — и это было, с точки зрения Джулии, к счастью, поскольку слишком много шума в таком случае было бы неприличным. Девушка лежала на животе в необычной позе — платье и нижняя юбка плотно облегали ее округлые бедра, запястья были привязаны к щиколоткам, что заставляло ее оттягивать ноги назад так далеко, что все ее мохнатое лоно и нижняя расселина были выставлены на всеобщее обозрение. При появлении брата в ее глазах появилось безумное выражение, и она замотала головой из стороны в сторону, будто ее охватил припадок. Уилл, со своей стороны, казался загипнотизированным непристойной и совершенно откровенной позой, в которой она находилась. Губы его пересохли, глаза выпучились. Подталкиваемый Джулией, он стоял в углу, лицом к сестре, которая, судя по густому румянцу на щеках, была близка к апоплексическому удару.

Служанки, помогавшие охранять Харриет, удалились. Астрид выжидающе стояла, лукаво поглядывая на символ мужского естества Уилла.

— Ты ОСТАНЕШЬСЯ! Шевелитесь, сэр, на свой страх и риск! — рявкнула Джулия, а затем, к некоторому удивлению Астрид, жестом велела ей выйти и закрыла дверь.

Но прошла минута — можно было бы и впрямь сосчитать едва ли пятьдесят пять секунд, — когда дверь снова открылась. Уилл все еще неподвижно стоял с горящими щеками, а его член снова был таким же неистово твердым и вздыбленным, как и тогда, когда он впервые позволил себе побаловаться в панталонах Харриет.

— Так будет лучше, — промурлыкала Джулия. Усевшись рядом с отчаянно извивающейся девушкой, она крепко взяла ее за подбородок и держала, пока Астрид развязывала веревки, стягивающие ее ноги. Молодой женщине позволили уронить свои ноги — уронить и начать брыкаться изо всех сил, пока раздавшийся резкий шлепок по ее обнаженным бедрам не заставили Харриет согнуться пополам, скорбно всхлипнув под кляпом. Джулия, однако, этого не хотела. Еще один резкий шлепок заставил Харриет снова вытянуть ноги, пусть и держать их крепко сомкнутыми вместе, так что брату был виден только ее темный кустик.

— Лежи спокойно, Харриет, потому что ничего хорошего из твоей борьбы не выйдет! — прошипела Джулия. — Уилл, иди сюда! Ложись на нее!

Если бы кляп Харриет не мешал ей кричать, то ее голос разнесся бы по окрестным акрам, когда затвердевший член ее брата коснулся ее обнаженного живота, а его бедра тяжело опустились на ее собственные. Повинуясь мудрым советам леди Тингл, которые та быстро передала ей за дверью, Астрид начала связывать их вместе, — сначала бедра, потом талию и грудь, — пока оба не оказались связаны вместе так крепко, что ни один из них не мог пошевелить ни одной частью тела, кроме головы и пальцев ног.

— Сейчас мы уйдем, — произнесла хозяйка поместья. — Для начала сними с нее кляп, Астрид. Я думаю, что девушка поймет, что кричать ему прямо в лицо окажется бесполезным. Ты слышишь меня, Харриет? Я не потерплю никакого неповиновения!

Совершенно пунцовая, с безумными глазами, юная леди уставилась на нее, в то время как Уилл, то ли от сильного волнения, то ли от смущения, то ли от смеси того и другого, спрятал лицо на шее сестры.

— Я думаю, ты понимаешь, Харриет, — спокойно продолжала Джулия. — Что никто из вас не будет освобожден до тех пор, пока я не добьюсь от вас полного получасового молчания. Если понадобится, то я вполне смогу держать вас обоих связанными вместе до конца дня и всю ночь. Очень хорошо, Астрид!

Склонившись над парой, которая не шевельнула ни единым мускулом, Астрид медленно вытащила кляп изо рта девушки.

— Умоляю… О, умоляю вас… Как вы можете так позорить меня?! — простонала Харриет. При этих словах хозяйка повернулась и повела свою помощницу за собой, тихо прикрыв дверь и повернув ключ в замке.

— Ты понимаешь? — тихо спросила она спутницу, и та в непонимании покачала головой. — Моя дорогая, ты бы заставила его трахнуть свою сестру, не так ли? С такой парой, как эта, так не пройдет, Астрид. Узы, связывающие их, вряд ли растопят ее сердце, но они действительно пробудят ее чувства. Член Уилла щекочет и пульсирует на ее животе, так что с каждой секундой она будет приближаться к их обоюдным желаниям. В таких случаях требуется терпение. Нужно использовать тот божественный инстинкт, которым женщины обладают в гораздо большем изобилии, чем мужчины…

— А что ты будешь делать, когда их развяжут?

— Отправлю их домой, — ответила Джулия, словно удивляясь вопросу. — Конечно, им может понадобиться освежиться, но этого он должен кончить ей на живот. Она узнает силу его излияния. Его семя согреет ее кожу. Какое у нее великолепное тело — такие бедра, такие груди! Она будет нам сестрой, сестрой во грехе!

— Но я все еще ошеломлена…

— Сомневаюсь в этом. Не расстраивайся, дорогая Астрид. Ты прошла свой курс быстрее и успешнее, чем все, кого я знала. В этом есть твоя определенная победа, но у тебя едва ли было время, чтобы все это обдумать и, конечно, усвоить все то, что ты познала. Тебе еще предстоит взяться за более тонкие нити. Харриет не воспрянет, как ты подозреваешь, подобно тигрице, но будет так же ошеломлена, как и ты. Никогда более она не увидит своего брата, а только самца животного, чей член становится яростно возбужденным ради нее. Пусть будет так. Она из тех, кто исполняет свои самые сокровенные желания, лишь будучи вынужденной потакать им. В сущности, это справедливо для всех нас. Все мы дети, которые хотят, чтобы их заставляли быть непослушными, а потом хотят, чтобы их наказывали за это.

— То есть, если бы я тогда подвела бы его к ней, то я бы все испортила?

— Я еще недостаточно хорошо знаю Харриет, чтобы утверждать это наверняка, но это действительно возможно. Она похожа на человека, которого надо дразнить видом и запахом пищи, прежде чем позволить ему ее попробовать. Ты видела, как сладко перекатываются и плотно сжимаются губки ее киски? Она будет великолепной тугой норкой для своего братца, но сначала ей нужно дать возможность медленно увлажниться.

— Как сейчас, я уверена, это с ней и происходит, — рассмеялась девушка, когда они вошли в гостиную. Глаза ее горели, бедра покачивались, душистая роса на губах умоляла о поцелуе, который Джулия не преминула слишком дразняще подарить ей.

— Ах, Астрид, Астрид, как же тебя будут трахать! Но ты должна научиться контролировать свои желания! — с нежностью возразила леди Тингл. — Прежде всего, сейчас, в такой момент, когда твои чресла горячи. Я приведу к тебе Тома…

— О нет, я не могу! Я не хочу, чтобы меня вновь держали!

— Тебя и не будут удерживать! В этом и будет заключаться испытание твоей силы. Клянусь, если ты не пройдешь через это, я действительно хорошенько выпорю тебя, а служанки будут крепко держать тебя все это время. Ты должна принять член Тома так, как любая леди принимает своих слуг. Он будет приставлен к тебе с покорностью, потому что теперь он достаточно хорошо знает твое положение. От тебя я не требую ничего, кроме повелительного молчания, которое может быть нарушено только такими краткими словами наставления, какие ты сочтешь нужным ему дать. Какое бы вожделение ни доставляло тебе вспахивание им твоей бороздки, ты не выкажишь никакого удовольствия, кроме, может быть, какого-нибудь побуждения, какого-нибудь чувственного извивания своей попки, только чтобы привлечь его. Тогда он окажет тебе ту услугу, которую ты требуешь и желаешь. И в будущем так будет со всеми мужчинами, Астрид…

— Всегда? О, но я не думаю, что всегда смогу так держать себя в руках.

Джулия улыбнулась.

— Ты сможешь позволить себе некоторые вольности, моя милая, но только не со слугами, а только с теми, кто имеет равный статус. Ты будешь полностью отдаваться чувственному любовному акту, но даже тогда ты должна показывать, что между вами существует определенная дистанция, — хотя могут быть мгновения, когда ты будешь горячиться, и когда твой язык ответит на зов твоего извивающегося задка, будет еще много моментов, когда проявится твое холодное презрение. Как бы сильно ты не желала повторного «блюда» после того, как тебя хорошенько обработают, никогда не играй с мужским членом, когда он испачкан вашими совместными соками. Прикажи ему сначала обмыться и приготовиться к следующей схватке. Таким образом, ты не станешь его марионеткой, скорее он будет благоговеть перед тобой…

— Значит, так будет и с Харриет? — спросила Астрид.

— Возможно, когда-нибудь в будущем. Но для данного случая — нет. Несмотря на ее притворное высокомерие, она сделана из другого материала. Ты, Астрид, принадлежишь к высшему женскому социальному кругу. Как только член брата напоит ее сокровищницу соком, она станет сонной и похотливой, послушной его капризам.

— Как и он к ней?

— Вот так говорит моя Астрид! Вот именно! Я назначу тебя их гостем и тем самым окажу тебе редкую честь.

— Их гостем?

— Гостем их дома. Тогда ты будешь следить за всеми их действиями, за всеми желаниями, даже такими разочарованиями, которые тебе доставит удовольствие время от времени налагать на них, как, например, связывание их голыми спина к спине. Жар ее попки будет приглашать, манить, но он не сможет дотянуться до нее. Ты сможешь играть с ними, возбуждая его член, играя ее киской. Ты сможешь делать им непристойные предложения, которым они должны повиноваться. Связанные друг с другом, они все же будут невидимыми узами связаны и с тобой…

— Так значит, я могу присоединиться к ним в их похотях? А разве я не должна проявлять холодность?

— Таковы будут тончайшие нити твоего понимания, Астрид. Они не такие, как другие. С парами можно обращаться иначе, чем с одиночками, особенно если они разного пола и уже вступили в брак. Осознание этих нюансов будут прорастать в тебе. Едва ли найдется желание, которому ты не могла бы потакать. А теперь приготовься. Сними все, кроме чулок, туфель и камизы. Я приведу к тебе Тома. Да, здесь, на диване. Ты предоставишь себя его отважному штандарту с высоко поднятой попкой. Отныне ему не будет дозволено ни поцелуев, ни ласк, кроме тех, что ты ему разрешишь. Но сомневаюсь, что их будет много. Ты желаешь его только для того, чтобы доставить удовольствие своим чреслам. После того, как он обработает тебя так долго, как ты того пожелаешь, он исторгнет свою сперму, а затем извлечет не только свой дымящийся член, но и отнимет свою личность — если только ты не пожелаешь, чтобы он после этого преклонил колени перед тобой!

— Я смогу! — глаза Астрид весело сверкнули, а ее пальцы, пытаясь справиться с дрожью, принялись расстегивать платье. — Приведи его ко мне!