Одна девочка — Маша, — со своим парнем поссорилась и уехала с его дачи. И телефон там забыла. На проселках заблудилась она и стала искать дорогу домой, да не нашла, а подъехала в лесу к домику. Ну как домику… Чуть не усадьбе. Забора не было, но перед въездом на участок надпись была: «Медведевы. Частная территория».

Вышла Маша из машины. Дверь была отворена; она посмотрела в дверь, видит: в домике никого нет, и вошла. Покричала, никто не отозвался. В домике этом жили три брата Медведевы. Один был старший брат, звали его Михаил. Он был большой и лохматый. Другой был средний брат. Он был поменьше, и звали его Николай. Третий был юноша, и звали его Пашутка. Медведевых не было дома, пришлось им выскочить по спешной надобности.

И прошла Маша в гостиную. И увидела на столике низком три бокала. Первый, самый большой бокал с мутным напитком был Михаила. Второй бокал поменьше с янтарным напитком был Николая, а третий, совсем маленький с рубиновым напитком — Пашутки.

Сначала взяла девочка самый большой бокал и прихлебнула. Да выплюнула. Крепко слишком показалось Маше — самогонка градусов на 80 оказалась. Потом взяла средний; прихлебнула. Тоже крепко — виски. Потом взяла маленький бокал. Оказалось вино молодое, да вкусное. И сделала она несколько глоточков. Потеплело на душе, да в ногах слабость сказалась.

Девочка захотела присесть и видит у столика три кресла: одно большое — Михаила; другое поменьше — Николая, а третье, маленькое креслице — Пашуткино. Да на всех подушечки синенькие, красивые. Полезла она на большое, да ноги до пола не достают; потом села на среднее, да спинка далеко; потом села на маленькое креслице и засмеялась — так было хорошо. Она взяла маленький бокал и стала пить. И выпила все до донышка. Да ерзала-ерзала, подушки все на полу и оказались.

Маша встала поднялась на этаж второй. Там три спальни: в одной кровать большая — Михаила; в другой кровать средняя — Николая; в третьей маленькая — Пашуткаина. Девочка легла в большую, ей было слишком просторно; легла в среднюю — было слишком высоко; легла в маленькую — кроватка пришлась ей как раз впору, и она заснула.

А Медведевы пришли домой злые и захотели промочить горло.

Старший брат взял бокал, взглянул и заревел страшным голосом:

— Кто пил мою самогонку?

Средний посмотрел на свой бокал и зарычал не так громко:

— Кто пил мое виски?

А Пашутка увидал свой пустой бокал и возмутился тонким голосом:

— Кто пил мое вино и все выпил?

Михаил взглянул на свое кресло и зарычал страшным голосом:

— Кто сидел на моем кресле и сбросил подушку?

Николай взглянул на свое кресло и зарычал не так громко:

— Кто сидел на моем кресле и сбросил две подушки?

Пашутка взглянул на свое кресло и возмутился:

— Кто сидел на моем кресле и сбросил все подушки?

Медведевы на этаж второй поднялись.

— Кто ложился в мою постель и смял ее? — заревел Михаил страшным голосом.

— Кто ложился в мою постель и смял ее? — зарычал Николай не так громко.

А Пашутка открыл дверь с свою спальню и закричал:

— Вот она! Держи, держи! Вот она! Ай-я-яй! Держи!

Девочка открыла глаза, увидела Медведевых и бросилась мимо них, да по лестнице вниз. И выскочила бы она из дома, но подвели ее шпильки высокие, и в момент последний ухватил ее Пашутка за волосы, да и втащил обратно. Спустились старшие Медведевы в гостиную, да осмотрели Машу. Глянулась им девочка: платьице на ней летнее, короткое, да чуть не просвечивающее; ножке голенькие, да стройные; грудь высокая, да упругая; лицо симпатичное — бровки вразлет, глазки невинные непуганые, носик точеный, губки пухленькие, да зовущие. Смотрела она жалобно, испуганно, едва-едва сопротивляясь Пашутке, который мял вовсю грудки молодые, да попку округлую.

— Все вино рубиновое высосала мое, теперь у меня соси.

Хотела Маша воспротивиться, но уж больно страшно было. Бровки умоляюще домиком сложились, на личике гримаска плаксивая, но Медведевы неумолимы были. Деваться некуда. Встала девочка на колени, и тут же в губки пухлые твердая головка ткнулась. Пришлось ротик открыть, да отсасывать начать. Член небольшой, удобно губ колечком скользить, все вены чувствовать. Сменил младшенького Николай. Член побольше, но в горло помещается, когда средний начинает голову Маши насаживать на него за волосы. Приятный член, хорошо его сосать.

Поняла девочка, что увлеклась немножко, когда пред носиком дубина оказалась — орган половой Михаила. Расширились глаза: ну как такой в рот влезет-то? Но деваться-то некуда, пришлось челюсти раскрывать до хруста. Так ее, с широко распахнутыми глазами от удивления собственными способностями, неспешно и имели в ротик какое-то время.

— На кресле моем сидела, теперь на мне посиди, — сказал Пашутка.

Поняла Маша, что с ней дальше делать будут, запричитала-заумоляла, мол, пожалуйста, мол, не надо, мол, отпустите. Но Медведевы сильнее, вытряхнули из платья, сорвали трусики. Глядь, а Пашутка уже в кресле сидит, член торчит, аки колышек. Делать нечего, насадилась девочка, ахнув от чудного ощущения твердого органа внутри. А младшенький пошлепывает по упругой попке, ритм, значится, задает, с которым ей надо насаживаться. Поддается Маша, чувствует, как влажной становится. Тут и Николай подоспел. Передали девочку с рук на руки, да на средний член посадили. Дырочка крепким колом наполнилась, стонет уже девочка, да послушно скачет — а то ее за соски ухватили, да вверх, да вниз, вот и приходится двигаться покорно, да ублажать член славный мокрым влагалищем.

А вот ужо и Михаил. Передали ее старшому. Увидела она член его, осознала габариты заново — ведь в ротик-то едва помещался, а влагалище и вовсе порвет! Говорит Машенька с ужасом:

— Так ведь не поместится!

— А мы попробуем, красавица, — гудит старший.

И начала Маша потихоньку-полегоньку насаживаться на член чудовищный. Губку закусила, но упорно попку опускает. Проникает орган внутрь понемногу, стенки влагалища натягивая невообразимо. А влагалище — мокрое усилиями братьев предыдущих, так что натянули девочку на кол здоровенный, аки лайковую перчатку на руку. Дышать Маша даже не рискует, чтобы не порваться. Но приятно ей такой орган внутрь получить, что чуть ли не до горла достал. Вот и стала поначалу попкой чуть вперед-назад двигать. Потом бедрами стройными раскачивать. Ворочается в растянутом влагалище член, под стать фамилии владельца, что тот медведь в тесной берлоге. Хорошо уже девочке, стонет она, начинает двигаться, то выходит фаллос почти полностью, то до середины входит, и балансирует всхлипывающее от наслаждения тело на нем, словно леденец на палочке — так же плотно и сладко.

И понес Машу Михаил наверх, пробасив братьям:

— До конца девочке постели наши надобно опробовать.

А Маша-то так на члене и сидит. Руками-ногами старшего обхватила, хотя уж и нет в этом надобности — так на кол насажена, что и не соскользнула бы. Мычит-стонет, ступеньки считает — на каждой головка упирается, глубже некуда, влагалище растягивается, шире никак.

Положили девочку на кровать Пашуткину. Ноги она раздвинула широко, сменил младшенький старшего. Не понравилось ему, растянуто влагалище, никакой сладости маленькому члену в нем нет. Поставили раком, да к попке головку приставили. Запричитала Маша:

— Нет! Только не туда!

Но поздно. Провалилась головка в узкое отверстие. Вскричала девочка, упала бюстом на подушку. Чувствует, как входит безжалостно член в дырочку тугую. Губы кусает, да свободную дырочку мокрую пальчиками теребит. Стала постанывать, да подмахивать понемножку. Снова ей хорошо. И от органа в попке хорошо, и от ноготков на клиторе.

Повели девочку во вторую спальню. Уселась она на член Николая. Этот уже лучше, наполненность приятная влагалища уже чувствуется. Но придавили ее сиськами, сплюснули их о грудь средненького. Да в попку вновь член лезет. Взвизгнула Маша, не было у нее опыта проникновения двойного. Взвизгнула, однако переждала терпеливо, пока оба органа окажутся внутри глубоко-глубоко, да принялась извиваться. Да насаживаться, да бедрами крутить. Стонать, да мычать.

А в третьей спальне уже пришлось на член Михаила насаживаться. Снова постепенно, но побыстрее, однако, чем первый раз. А тут и Пашутка сзади пристроился. Кричит Маша, чувствует, как два члена трутся друг об друга через перегородку тонкую. Сноровисто трахает ее младшенький, степенно насаживает старшой. Поднимает девочка голову, а перед ней головка багровая средненького. Понимает она хорошо, что от нее требуется, и раскрывает ротик. Имеют братья стройное тело, извивающееся, в три дырки, а оно только мычит благодарно. Долго ли, коротко ли трахали Машу Медведевы, но наконец она, едва не потеряв разум от удовольствия непотребного, кончила бурно. И так ее сладко затрясло в конвульсиях сладких, что кончили братья вместе сразу. Пашутка — в тугую попку горячо, Николай — в жадный до спермы ротик, а Михаил — во влагалище услужливое, да так, что девочка едва не взлетела, аки ракета.

Отнесли потом братья ее в душ, вымыли нежно и аккуратно, да и объявили, что остается она с ними. А Маша, что? Надо ведь расплачиваться за вторжение незаконное в частную собственность. А хоть бы и натурой, коли так хозяева захотели. Что же делать, ведь не отпускают!..