Вовка с тоской смотрел на классную доску, на которой их математичка чего-то чиркала мелом. Он не мог понять для чего ему эти синусы с их косинусами, для чего эти формулы, а всё непонятное для него было не интересно. Зачем? Зачем, если в жизни это навряд ли сгодится? Научился считать, умножать складывать и отнимать, так зачем нужно что-то ещё? Пришёл в магазин, а там продавщица тётя Валя чиркает на листке, высчитывая с помощью всех этих формул стоимость твоей покупки. И для чего тогда так распинается Тамара Фёдоровна? Ещё и после уроков оставила, а на воле сейчас столько интересного. А тут сиди в душном классе, когда на всю их вечернюю школу осталось лишь две живых души: Вовка да Томка. Вовка мысленно засмеялся, представляя, как сказал бы

— Том, ну её на х эту науку. Давай по домам.

Не скажешь.

А срандель у Тамары ништяк. Вдуть бы ей, чтобы очки слетели. И в его мозгу замелькали картинки, как Тома встаёт раком, задирает подол, снимает трусы, а Вовка со всей дури всаживает ей меж булочек.

Тамара Фёдоровна написала на доске кучу формул и повернулась к ученику. Вздохнула. И за что ей это? Вроде парень не глупый, успевает по всем предметам, а вот с математикой у него не идёт. А она ведь старается. Математика — мать всех наук. По крайней мере сами математики согласны с этим утверждением. Понятно, что эта ШРМ — школа рабочей молодёжи, эрзац в системе образования для тех, кто по каким-то причинам не смог получить образование в нормальной школе. А парень ведь не глупый. Симпатичный, поди от девок отбоя нет. Она бы и сама такому отдалась, тем более, что живёт одиноко. Ни обнять, ни поцеловать, ни… Нет, эти мысли надо гнать прочь. Так додумаешься до связи с учеником, а это противоречит преподавательской, куда бы её послать подальше, этике. Да, этика, оно, конечно, дело нужное, но как же чешется меж ног. Особенно когда стоишь перед таким великовозрастным кадром и чувствуешь, как он раздевает тебя глазами и ставит в мыслях в разные позы. Взгляд-то какой, спиной чувствуется.

— Володя, давай к доске и реши эту задачу.

Еле передвигая ноги, словно его ведут на эшафот, Володька вышел к доске, начал что-то мямлить. А эта бурёнка уселась на край стола и пялится. А чего пялиться-то? Подумаешь, встал. Что, не видела ни разу, как у парней стоит? А всё мысли глупые: вдул бы, раком поставил, на столе завалил.

А он сидит, пиджачок расстегнула и титьки свои едва не вываливает. Жарко ей, охладиться их выпустила, погулять. Тогда совсем бы разделась, да и остывала, проветривалась. Как тут будешь думать, когда перед глазами эдакая красота маячит? Потрогать бы их, потискать, сосочки покрутить, поцеловать. Эх, не в жизни счастья!

Где-то в неком пространстве чидел чертёнок. Сидел, скучал. И вдруг услышал мысли простых смертных. Молодой парень и женщина в возрасте думали об одном и том же. Одна желала отдаться парню, а второй очень хотел её взять, но оба стеснялись озвучить свои желания. Чертёнок гаденько захихикал.

— Ну, смертные, сейчас я вам помогу.

Вовка не понял, как его язык помимо его воли произнёс

— Тамара Фёдоровна, у вас ти…эээ…мячики красивые. Вы бы их выпустили совсем, чего им взаперти сидеть, томиться.

И Тамара Фёдоровна не поняла, что за чёрт дёрнул её за язык

— Хочешь потрогать?

— Да. Очень.

— Потрогай.

Она распахнула пиджак. Титьки вывалились наружу. Не девичьи, давно уже не торчат задорно, слегка обвисли, но всё ещё соблазнительные. Вовка протянул руку, погладил титьку.

— Смелее. Ты никогда сиськи девушкам не мял?

— Мял.

Вовка стиснул эти полушария так, что Тома застонала, откинулась назад, опираясь на руки. Грудь выставилась вперёд и Вовка погрузил лицо меж двух мячиков, поочерёдно целуя то один, то другой. Забирал в рот по очереди соски, сосал их, прикусывал, облизывал. Тома почувствовала, как её пизда ( чего уж там, надо называть так, как есть ) намокла, выпустила любовный сок наружу.

— На юбке пятно будет. Подумают, что описалась. Да плевать.

И она потянулась губами к Вовкиным губам. А в голове мысли

— Ого, а пацан-то не промах! И титьки обсосал, и целуется умело, с язычком. Ой, руку сунул меж ног, а там мокро. Да и плевать. Зато как ловко работают его пальчики. Откуда у парнишки такой опыт? Оххх! Два, два пальчика толкай. У меня пизда широкая.

И смех, и грех. От одних лишь ласк парнишки кончила, залив его руку и свою юбку соками. Сиплым голосом, горло перехватило, попросила

— Вова, разденься.

Вовка без стеснения, будто на медосмотре или в бане, скинул с себя одежду и встал перед преподавательницей в чём мать родила. Та ахнула. Член, живой мужской член, а не какие-то суррогатные предметы, которые она использовала дома, чтобы заменить отсутствие как раз вот такого члена. Да к чертям. Хуй. Она хочет хуй. Мять его, играть с ним, целовать и сосать. А потом заполучить его в свою пизду. И чтобы он резвился там долго-долго, заставляя женщину орать, извиваться, царапаться и кончать, кончать раз за разом, а потом, когда обессилит, чтобы этот хуй выплеснул в пизду сперму, залил, заполнил её так, чтобы излишки вытекали наружу. А она будет собирать пальцами эту вкусную сперму и облизывать пальцы. Оближет залупу, высосет из неё остатки до последней капли. А пока присела и облизала Вовкин хуй от корешка до залупы, втянула головку в рот. И без того твёрды й большой, хуй, почувствовав прикосновение женских губ, надулся ещё больше, затвердел, да просто задубел. И тогда Тома положила его меж титек, сдавила ими и несколько раз провела сжатыми мячиками вверх-вниз, предлагая парню игру.

Вовка ебал Томкины титьки, а та губами ловила выскакивающую меж ними головку. Иногда получалось поймать и тогда парень замирал, позволяя женщине немного пососать. Иногда головка лишь тыкалась в приоткрытый рот. У Томы в голове не мысль, просьба

— Господи, лишь бы не кончил. Пусть это будет подольше.

Голосом не менее сиплым, чем она некоторое время назад, Вова попросил

— Том… Тамара Фёд…

Перебила парня

— Тома. Просто Тома. Что тебе, миленький?

— Разденься.

Никогда прежде Тамара так быстро не срывала с себя одежду. И благодарила свою предусмотрительность за то, что не надела нижнее бельё. Она по какой-то причине считала не эстетичным снимать лифчик и трусики перед мужчиной. Бзик такой. Разделась и присела на край стола, раздвинула ноги. Порадовалась тому, что буквально вчера вечером подстригла растительность на лобке. Она не подбривалась, но следила за тем, чтобы волосики не разрастались, как неухоженный сад у ленивого садовника и потому подстригала волосы по мере необходимости. Тома просто не терпела торчащие из-под трусов усы.

Вова попытался обнять женщину. Та положила ему на плечи руки и слегка придавила, заставляя пацана присесть.

— Вова, пожалуйста, поцелуй меня там.

Дура. Ну какая дура. Сказала бы прямо: Вова, вылижи мне пизду. Рассматривая журналы, просматривая порнушку по видику, и сюда добрались чудеса цивилизации, представляла, как мужчина будет лизать ей пизду. Правда в реальности ещё ни разу не пробовала. И вот решилась. А если Вовочка откажется? Позор-то какой! Возмутится такой наглой просьбе.

Вовка не стал возмущаться, просто присел и шире раздвинул ноги преподши. Половые губы, блестящие от смазки, разлепились, открыв розовую суть пизды. Вовка вдохнул аромат. Приятно пахнет. Следит Томочка за своей подружкой. А что касаемо поцеловать, так чем Томочкина пизда хуже материной или сестричкиной? А сколько перелизал своих тёток — ужасть! И как на языке ещё мозоль не натёр. Наверное потому, что пизда всегда мокрая, язык скользит, вот и обошлось без мозолей. Маманя вон вообще заставляет вылизывать после того, как в неё спустишь. И ничего, привык. Даже какая-то привычка появилась к этому вкусу смеси спермы и маминых выделений.

Вовка лизнул пизду. Томка напряглась, сжалась, потом расслабилась, схватила парня за голову и вдавила его лицо себе в промежность. А через некоторое время завывала мартовской кошкой на случке. Благо помещение школы сейчас пустовало и никто не слышал её воплей.

— Господи, да что я за блядина такая? — В Томкиной голове роились мысли. — Второй раз кончаю, а хуй в пизде ещё не побывал. А что будет, когда Вова начнёт меня ебать?

Где-то в пространстве чёрт не хихикал, ржал, ухватившись за живот и вытирая кончиком хвоста выступавшие от смеха слёзы.

— Вова, миленький, хватит! Прошу тебя, хватит! Я с ума сойду. Выеби меня. Просто выеби.

Было бы предложено. У парня давно ломило так, что казалось ещё чуток и залупа просто взорвётся от напряжения. Вова приподнял ноги училки, взявшись за пухлые ляжки, попросил

— Направь.

Тома рукой направила горящий от внутреннего жара член в пизду и почувствовала, как вторгшийся агрессор распирает её внутренности, пробуждая давно забытое чувство. Да уж, это не огурец и не морковка. Это живой предмет.

Вова не забивал себе голову такими мыслями. Его хищник дорвался до мяса и теперь наслаждался процессом. Хорошо быть молодым, когда тестостерон прёт через уши, когда в крови бушуют гормоны и ты, кончив, через десяток минут готов повторить то же самое. Иной раз повторяешь не вынимая, потому что не падает, лишь на краткий миг став чуть-чуть вялым.

Училка попросила

— Вова, дай я слезу. Мне край стола попу давит. Можно я лучше на пол лягу.

Грязный пол, натоптано? Плевать. Грязь смоется, а удовольствие останется.

Едва Тома сползла со стола, парнишка ухватил её под колени, почти уронил на пол, та только и успела ахнуть, уложил спиной на пол. В этот раз не просил ни направить, ни заправить. Хуй скользнул меж ног, словно снаряд «Катюши» по направляющим, и сам нашёл дорогу. Вова драл свою преподавательницу так, словно вымещал на ней нелюбовь к математике, к учёбе вообще. Драл так, что брызги летели. Та лишь охала и подвывала, потеряв человеческий облик и превратившись в самку на случке, которую покрывает самец. Кошка она кошка и есть. Недаром в марте родилась. Вовка драл её, а она теребила титьки, рукой находила клитор и тёрла его, добавляя себе наслаждения.

Вова скомандовал

— Повернись

И взрослая тётка послушно повернулась, встала на четвереньки. Никогда больше отношения ученик-учитель не будут прежними. Теперь будет подчинённая самка и доминирующий самец. Во время учёбы видимость отношений ученик-учитель сохранится, но она-то точно будет помнить, как стояла на четвереньках распластанной лягушкой, бесстыдно задрав жопу. И её ученик драл её, как какую-нибудь подзаборную шлюху. А ей нравилось подчиняться, нравилось отдаваться доминирующему самцу. А тот наяривал, то с размаха всаживая хуй по самое не балуй, то выходил из неё едва не до конца. Несколько раз головка выскальзывала наружу и Тома молилась, чтобы её партнёр в запале не всадил не в ту дырку. Пробовала она анал, пробовала. Честно сказать, ей не понравилось. Было больно, еле стерпела. И никакого удовольствия. Хотя товарки давились слюной, рассказывая, как это заводит, когда тебя ебут в жопу.

Тома уже не ждала и не хотела оргазма. Она своё получила сполна. Не кричала от страсти, лишь глухо стонала, да коротко вскрикивала, когда Вовин хуй проникал слишком глубоко и доставлял неприятные ощущения. Терпела и молилась, чтобы это всё закончилось как можно скорее. Колени ныли, было больно. Подумала

— Теперь колени будут красными. Знающие враз определят, что раком стояла. Плевать, брюки надену. Да уж. Теперь при виде Вовы всегда буду вспоминать, как стояла перед ним в такой бесстыдной позе. Теперь трусы будут вечно мокрыми, никакие прокладки не помогут. Разве что памперс носить. Да оно того стоит. Каждый день, несомненно, перебор, но пару-тройку раз в неделю буду оставлять нерадивого ученика на дополнительные занятия. А зачем? Можно просто попросить помочь донести домой тетради, которые беру на проверку. Дома мягкая постель. А если и на полу, так ковёр ворсистый, мягкий. Решено! Больше никаких классов. Только дома.

Вовка заторопился, заспешил, зашлёпал животом об её ягодицы. Потом крепко ухватился за её живот, прижался, подтягивая женщину к себе, подминая её, зарычал, задёргался и выплеснул в пизду сперму.

— Кончил! Слава богу! А какая у него сперма горячая, просто кипяток. Или я отвыкла уже от этого?

Вова расслабился. Отвалился в сторону, некоторое время посидел на полу, потом встал, подал ей руку.

Они не спешили одеваться. Стояли, обнявшись, целовались, гладили друг дружку, наслаждаясь ощущением касания, близости. Тома рукой собирала вытекающую из пизды сперму, размазывала её по груди, по животу, по Вовкиным ягодицам, облизывала пальцы и тянулась к парню с поцелуями. И тот целовал пахнущие спермой губы.

Всему когда-то приходит конец. Оделись, пошли на выход. Тамара закрыла на ключ двери школы, положила ключ в сумочку. Спросила

— Проводишь?

Вовка молча обнял её за талию и они пошли по тёмной улице. Деревня, кто фонари развешивать будет. И кому это нужно. Дошли до дома. У калитки долго целовались. Томка сказала

— Вов, омой СЕГОДНЯ не приглашаю. — Она выделила слово «сегодня.» — Всё равно я сегодня больше не смогу. Извини.

Вовка успокоил

— Да что ты. Я же понимаю. Устала. — Тем не менее запустил руку под юбку и потискал пизду. Дал Тамаре облизать пальцы, остатки слизнул сам. — Ты вкусная.

Тома согласно кивнула головой, спросила

— Вов, ты не подумаешь ничего плохого, если в следующий раз я тебе отсосу?

Вовка едва не засмеялся. Разве ему отсасывают впервые?

— Ты что, глупенькая. — Поцеловал в уголок губ. — Для парней это в радость.

Дождавшись, пока за любовницей закрылась дверь, пошёл домой.

— Так, мать сегодня в ночь, сеструха должна быть дома. Сейчас приду, поем, — при мысли об еде в животе предательски забурчало, — поставлю сеструху раком и засажу. Вон снова стоит. А Тома та ещё тётка. Сучка похотливая. Но ебётся классно.

Дома Тамара разделась, долго стояла перед зеркалом разглядывая себя.

— Так, на жопе точно синяки будут. И на титьках оставил засосы, паразит. Зато как лизал, как ебал! Вот же сучка похотливая, мало мне было, уже снова потекла.

Нагрела воды, присев над тазиком, подмылась.

— В баню бы сходить, так топить надо, а лень. Ладно, завтра истоплю.

Легла в кровать, укуталась в одеяло, свернувшись калачиком. От тела пахло мужчиной, его выделениями. Да и сама воняла кошатиной. Утром надо будет баню топить, мыться, постирушки устроить. Натруженная пизда приятно ныла, напоминая о долгой ебле.

— Всё, спать. И пусть мне приснится сказка. И в той сказке Вова. И чтобы он меня…

Додумать не успела, провалившись в сон.

А в это Время Вовка поел и драл мать, которая по какой-то причине вернулась с работы, не оставшись в ночь.

От матери ничего невозможно утаить, поэтому как на духу рассказал об учёбе и о её последствиях. Мама сказала

— Томку ебать можно. Баба одинокая. И чистоплотная. Ни с кем не связывается. Как ты её драл? Раком? Покажи. И сын показал.