Убеждена, что такой откровенный прием возбуждает лучше всего. Я же придерживаюсь другого принципа. Считаю, что человека больше привлекает и ему всегда больше нравится то, что чуть – чуть прикрыто и как бы запретно. Такова его природа. Потому – то и «полураздетость», умышленно подчеркиваемая специальным бельем, возбуждает и ласкает взгляд куда силь¬нее, чем абсолютная нагота.

Сейчас мне хотелось самой скорее ощутить в себе такую прелесть. Я уже мысленно представляла себя сидящей на артисте верхом. Конечно, мне довелось повидать немало мужчин и попробовать разные члены, но далеко не каждый вызывал у меня такое неподдельное и естественное желание. Тем ценней оно было для меня на этот раз.

Но, вопреки моему ожиданию, артист, увидев меня обнаженной, представшей перед ним во всей красе моего белого и ладного тела, потерял интерес к своему члену и сосредоточил все внимание на мне. Принялся ласкать языком розовые набухшие соски, целовал живот, пупок, терся лицом о лохматый золотистый лобок. А какой женщине не лестно, когда мужчина столь откровенно восхищается ее телом и отдает дань его красоте? Тем более, что исходило это от такого знаменитого в искусстве человека и сейчас он заботился не только сам о себе.

– Ты уже хочешь? – спрашивал он. – Говори, что ты хочешь, что ты очень хочешь.

Я повторяла эти нехитрые слова, и они еще больше возбуждали меня саму. Клитор набух, а влагалище буквально пылало. Их не могла остудить даже обильно хлынувшая смазка, о которой Цветаева пишет: «Эта слизь называется – жизнью».

Наконец он сам лег на тахту рядом со мной, и я подумала, что вот теперь – то мы приступим к главному, и он натянет меня на свой чудесный член, какой, откровенно говоря, мне еще не встречался. Он был подобен его уникальному таланту. Невольно позавидовала жене артиста, которая всегда имеет рядом такое сокровище. Так, наверное, ему завидуют за талант и коллеги по сцене. Но он опять не торопился и сказал:

– Теперь ложись на меня валетом.

– А туда?

– Туда в следующий раз. В ожидании тоже – наслаждение.

Я прочитала артисту сонет Шекспира в переводе Маршака, который завершали такие строки:

Ты даришь мне и торжество свиданья,

И трепетную радость ожиданья.

Минет он делал умело, хорошо ориентируясь на «местности» и проявляя необходимую осторожность и деликатность. У меня было такое чувство, будто он произносит туда свои знаменитые реплики, а я им аплодирую всплесками. Мне же делать ему минет оказалось не так просто.

От прикосновений языка, которым я обводила головку, облизывая ее, она так налилась, что, казалось, вот – вот лопнет. Смоченная слюной, она вся лоснилась и блестела. Когда я все – таки с трудом протолкнула ее в рот, языку уже негде было по – настоящему развернуться, и мне ничего не оставалось, как только опускать и поднимать голову. Между собой мы в таком случае говорим: строчить минет. И в самом деле, становишься похожей на швейную машинку…

Кончили мы вместе к нашему обоюдному удовольствию. Он выплеснул в меня горячую струю спермы, которой при его возрасте к моему удивлению оказалось довольно много. Поймав ее на лету, я сделала жадный глоток, но чуть не подавилась из – за огромной головки, которая заполонила весь рот. Мне захотелось сделать артисту приятное еще и по – другому. Выпустив головку изо рта и отдышавшись, проникновенно воспроизвела ему, как экспромт, шесть строк, принадлежащих знакомой проститутке Ларисе, пишущей неплохие стихи.

Я от счастья млею и таю,

Пью когда и глотаю,

Когда глотаю и пью

Терпкую сладость твою,

Плоти твоей нектар –

Для меня божественный дар.

У нас тоже есть свой самиздат, и по рукам ходит немало стихов, рассказов и новелл ничуть не хуже тех, которыми нынче щедро одаривают новоявленные непризнанные гении. Эти стараются поражать воображение смелостью лексики и бесстыдством, возмещая этим незнание жизни и художническую беспомощность. Считают, что достаточно перенести с забора и стены общественного туалета матерщину на страницы книги, чтобы стать писателем…

Вообще – то, самыми обильными производителями спермы считаются финны. Не удивительно, что там в, Дагомысе, я буквально захлебывалась ею, терпкой и необычайно приятной на вкус. Когда проглатывала этот чудесный эликсир, у меня возникало чувство, будто миллионы сперматозоидов разбегаются по всему телу и проникают в каждую клеточку.

Потом и в «Аргументах и фактах», которые все лучше всех знают, прочитала, что первенство по сперме держат именно финны. А я – то по простоте душевной до сих пор думала, что только проститутки осведомлены, у кого сколько спермы и каково ее качество. Оказывается, дока в этом пикантном вопросе и лучше всех в нем разбирается редактор еженедельника В. А. Старков. Искренне поздравляю его от имени нашего братства за столь высокий уровень компетенции. Теперь понимаю, почему у этого издания больше всех подписчиков. А теперь и я буду в их числе.

Если верить «Аргументам и фактам», то и сперматозоидами сперма насыщена у финнов больше, чем у других. Объясняется это тем, по словам газеты, что среда обитания изготовителей столь замечательной спермы отличается экологической чистотой. Ну чем не наглядная агитация за экологическую чистоту природы?

Представила, какое наслаждение могла испытать, если бы артистом было тогда задействовано влагалище. Но об этом мне оставалось пока что только грезить. Наверное, артист прав, говоря, что наслаждение заложено уже в самом его страстном ожидании.

Уходя, он надел мне на шею тонкую золотую цепочку.

Пусть она отныне соединяет нас. Ты не возражаешь?

Я подарила ему благодарный поцелуй. И к его явному удовольствию признательно погладила через брюки член – предмет его законной гордости и теперь моего желания. Каждый раз, надевая потом цепочку, подаренную артистом, я чувствовала, как сладостно щемит сердце от предвкушения новой встречи.

Снова он пришел с цветами. Теперь я сама минетом сразу подняла у него член, руководствуясь известной ленинской формулой: «Промедление смерти подобно». Но взять меня артист пожелал только сзади и предложил встать «на четыре точки», принять колено – локтевую позу, или, как ее называют сексологи – дорзо – вентральную. Предшествовало этому и еще одно желание, показавшееся мне довольно странным. Но желание клиента для меня – закон.

– Когда я всуну, ты кричи: «Меня ебет гусар! Меня ебет гусар!» Повтори.

Я произнесла эти слова.

– Да не так! – сказал он с досадой. – Не таким будничным тоном. – И сам воспроизвел их с нужной ему эмоциональной окраской.

– Вложи в свой голос интонацию восторга, упоения, захлебывайся словами.

Он работал со мной как режиссер. Инструктировал и наставлял, словно я актриса, а он постановщик сцены.

Долго репетировать мне не пришлось. Я оказалась способной ученицей и нужную ему реплику освоила сразу.

Пока мы занимались подготовкой, член, естественно, опал, но я его опять быстро подняла. Поводила языком по всему стволу снизу вверх и предусмотрительно обильно смочила головку слюной, чтобы облегчить проникновение и улучшить скольжение. Затем встала в нужную позу. Вогнать в меня свое сокровище артист смог только с двух толчков. У меня было ощущение, что он заполнил меня всю и перемешивает все мои внутренности. Изо рта вырывались заказанные слова, но происходило это уже само собой,, непроизвольно, под действием экстаза. По – моему, я даже импровизировала:

– Миленький гусарчик, еби меня, заебывай меня! Ах, дорогой гусар, как сладко ты меня ебешь. Еще! Еще!

Воспроизвожу это, чтобы кое кто понял, почему новая сексуальная газета, посредством которой предприимчивые прибалты качают деньги из россиян, имеет такое необычное название – «Еще». Это короткое и емкое слово – важная составная часть сексуального лексикона.

Артист усердно старался. Обхватил меня руками за бедра и синхронно прижимал к себе навстречу собственным толчкам. Я в свою очередь задом выписывала «кренделя» и одновременно верещала. Я чувствовала, что мои истошные возгласы еще больше подогревают клиента и приводят в азарт. Они распаляли его артистическое воображение, помогали входить в образ.

Пылкая фантазия рисовала ему образ гусара, как полового гиганта, каким его запечатлела русская литература, начиная с Баркова, Пушкина, Лермонтова, на которой он воспитывался в гимназии. Это бесценное и уникальное качество гусара в представлении тогдашнего общества наверняка имел в виду и Лермонтов, когда написал эпиграмму на А. А. Толстую:

Не даром она, не даром

С отставным гусаром.

Та женщина знала, кому отдавать предпочтение в постели. Мне тоже понравилось представлять себя под бешеным гусаром, который не знает удержу. Верно сказал когда – то Козьма Прутков: «Если хочешь быть красивым, поступи в гусары». Словом, по примеру артиста, который следовал совету Козьмы Пруткова, я вошла в предложенную мне роль. Не пойти ему навстречу не могла, учитывая необходимость для него такого психологического допинга.

Как артист, он воображал себя, благодаря моей эмоциональной реакции, молодым, сильным гусаром и, войдя в этот образ, легче смог достичь желаемого результата, хорошо кончить. Мне это было тоже очень кстати, потому что в тот момент испытывала необходимость в хорошей разрядке, которой у меня последнее время не было из – за трудных клиентов.

У меня они, как правило, уже немолоды (я имею в виду стационарных), и с этим нельзя не считаться. Когда принимаешь таких, тут уж не до себя. Стараюсь их не перенапрягать, и умышленно, как с молодыми, оттягивать финал, чтобы растянуть купленное наслаждение. Пожилые мужчины в сексуальном азарте часто забывают о своем состоянии и своих реальных возможностях. На тумбочке у меня всегда рядом с кремом валидол и нитроглицерин. По этому поводу есть поучительный анекдот. Анекдоты, если они умные, всегда обогащают нас опытом быстротекущей жизни.

– Мы с тобой совершаем непростительную ошибку, – говорит жене старый одессит.

– А что такое? – насторожилась та.

– Сегодня был у врача. Оказывается, то, что мы с тобой принимаем за оргазм, всего – навсего приступ астмы.

А вот еще один из той же серии:

– Доктор, у меня, как вы знаете, не так давно был инфаркт.

– Поздравляю. Вы же из него вылезли.

– Спасибо, доктор.

– Но будьте все – таки осмотрительны. Старайтесь не перенапрягаться, не перегружать сердце.

– Значит, половая жизнь мне теперь противопоказана?

– Нет, почему же. Только валидол держите поблизости.

– Он у нас всегда на тумбочке рядом с кроватью.

– Нет, вы у жены соски им смазывайте, а потом уже на нее ложитесь. Так надежнее.

Анекдот – анекдотом, а однажды артист пожаловался в минуту интимного откровения:

– Единственное, чего я лишен, так это анала. Ни одна женщина, когда видит мой член, не решается на такой эксперимент.

Он явно ждал, как я прореагирую на такое признание. Втайне надеялся, что я, может быть, отважусь и соглашусь, польщенная возможностью такой близости со знаменитостью. Тактично зондировал почву…

– В этом отношении вам действительно не повезло, – сказала я, решив потеоретизировать, чтобы не обижать прямым отказом. – Зато влагалище любой женщины вы безусловно осчастливливаете. Примите это как комплимент. Думаю, что на такой член, если кто и может откликнуться охотнее всего, так это пассивный голубой.

Неужели я произвожу впечатление, что могу польститься на гомика?

– Нет, это я просто так – теоретически. В моем представлении ваш прелестный член ассоциируется с легендой, и его удел переходить помимо влагалища из уст в уста.

Народный артист оценил мою шутку. Тем более, что я с явным удовольствием подкрепила ее действием.

В другой раз артист предложил мне новую игру. Я должна была, видимо, в его воображении играть роль кобылы, как, например, в толстовском «Холстомере». Он попросил опять встать в колено – локтевую позу, но на этот раз уже поперек тахты, а сам стал расхаживать рядом и время от времени звонко похлопывал меня членом по заду. Словно кучер кнутом погонял свою «залетную».

Признаться, это было довольно приятно, тем более, что набухший и потвердевший член он отправил в конце концов по назначению. Подержав некоторое время внутри, вынул, снова похлопал им по ягодицам и так проделывал несколько раз. Наверное, воображал, что едет на пролетке и время от времени подстегивает кобылу, чтобы не замедляла бег. Странно, что не предложил издавать одновременно радостное ржание.

Я этому поначалу удивилась, учитывая предыдущий опыт, а потом поняла, что воспитанный на системе Станиславского и реализме, артист не мог нарушить правду жизни. Лошади во время бега не ржут. Ржание радостное, призывное они обычно издают, когда пасутся на лугу или находятся в стойле. «Я лучше всех ролей играла эту роль», – как пишет Б. Пастернак.

Однажды артист спросил у меня разрешение прийти ко мне с другом.

– Он – человек порядочный и благородный. Тебе понравится. К театру, правда, отношения не имеет, но к литературе причастен, переводчик.

– Вы будете выступать вместе и одновременно, или хотите меня только с ним познакомить? – спросила я напрямик, уже ничему не удивляясь.

– Посмотрим по обстоятельствам.

Через несколько дней они пришли ко мне вдвоем. Товарищем артиста оказался маленький неказистый человек, очень бойкий и веселый. Он чем – то напомнил мне юркий сперматозоид, если его рассматривать в микроскоп, и к тому же, как в дальнейшем стало ясно, был изрядным озорником, но добродушным.

Отдав определенную дань приличию, артист сказал, обращаясь ко мне:

– Роли распределим так: мы с тобой выступаем, а Сережа будет зрителем. Потом, если захочет, пусть присоединяется. Ты, надеюсь, не будешь возражать? У нас в искусстве это называется обратной связью, когда зритель активно включается в действие, увиденное на сцене.

На том и порешили.

– Но разденемся все, чтобы быть на равных, – заметил постановщик домашнего спектакля.

Мы легли на тахту, а Сергей расположился напротив в кресле, словно в первом ряду партера. По предыдущему опыту уже, видимо, знал своего друга – служителя Мельпомены, что ему нужны аплодисменты и активная реакция публики. Мы занимались «любовью» в различных позах, приемах и вариантах, а наш чуткий и отзывчивый зритель одобрительно поощрял и подбадривал дельными советами, возгласами и хлопками.

О члене артиста – друга он выразился образно, назвав его конским, к явному удовольствию владельца. Это определение вполне соответствовало действительности.

Когда артист кончил и его член обмяк и, словно занавес в театре, опустился, я вышла в ванную и, приведя себя в порядок, приготовилась ко второму действию.

А вообще – то весь этот импровизированный спектакль служил своего рода иллюстрацией слов великого пролетарского писателя. В свое время он глубокомысленно заметил, что для ясного представления о мужчине надо увидеть его близость с женщиной. Это условие, ставшее одним из положений социалистического реализма, получило впоследствии свою французскую трансформацию в анекдоте. В публичном доме Парижа, якобы, вывесили такой тариф на сексуальное обслуживание: «Сношение – 50 франков, наблюдение за сношением – 100 франков, наблюдение за наблюдающим – 150».

Наше выступление было для Сергея чем – то вроде онанистической инсценировки. Вся ее привлекательность была для него именно в зрительном ряде. Мы как бы говорили ему:

– Смотри сюда. Смотри на нас. Смотри на наши интимные места и соединяющиеся органы. И прежде всего на мою распахнутую розовую киску. Смотри на то, что мы выделы¬ваем друг с другом. И пусть каждая мизансцена будет для тебя индикатором и призывом.

Хотя Сергей и был достаточно возбужден нашими «живыми картинами», наблюдая которые он, как я заметила, время от времени онанировал, но нетерпение теперь, однако, не проявлял. Он принялся ласкать меня, потом вдруг остановился и говорит:

– А какой в твоей жизни был самый счастливый день? Я лукаво взглянула на него:

– Почему день? Это была ночь. И я, как говорит Сергей Городецкий:

Телом белым в темноте

Светилась нежно и надменно…

– Это – когда ты впервые познала мужчину?

– Нет, женщиной я действительно стала днем, а незабываемое наслаждение испытала именно ночью. А вообще – то мы любим того, в которого влюбляемся впервые, а потом любим уже только любовь. Это еще Ларош Фуко сказал.

– Расскажи, как это было у тебя тогда днем, – попросил Сергей, блестя глазами от предвкушения необычной клубнички.

Заниматься воспоминаниями подобного рода, наверное, не всегда приятно, но у меня это не связано с отрицательными эмоциями. Даже наоборот, и я охотно поведала им историю моего приобщения к таинствам секса. Оно, как я поняла, было совсем не таким, каким они его себе представляли и по ходу действия и по результату.

Не только Сергей, но и артист, не скрывая интереса, затаив дыхание, внимали моему рассказу и не прерывали репликами. Верно говорят: чем человек молчаливей, тем больше слышит. Они жадно ловили каждое слово и, видимо, живо представляли себе все, происходившее со мной.

Может быть, даже ярче, чем живописала я, ведь сексуальная фантазия неуемна и дает богатейшую пищу для воображения. Потому – то и в порнографии сильнее всего действует полунамек, а не полнейшая откровенность. Их состояние чувствовалось по блеску глаз и румянцу на щеках с отчетливой печатью возраста. Ублажая селадонов, я красочно повествовала.

Свет мой, зеркальце, скажи

Вовлек меня в секс преподаватель в школе, который был чуть ли не втрое старше меня. Зная мое увлечение литературой и особенно поэзией, стал приглашать к себе домой под благовидным предлогом помощи в учебе, хотя училась я довольно прилично. Давал разные книги из своей личной библиотеки и открыл мне совершенно новых поэтов, о которых я прежде даже понятия не имела. Ведь в государственных библиотеках и нашей школьной подбор книг был строго выверенный, и тому, что официально не признавалось, здесь места не было.

Надо сказать, что физически я созрела рано, и это не осталось незамеченным – и отчетливо выявившиеся груди и. округлившиеся бедра. Уже с 13 –n лет во мне начала просыпаться женщина, появились месячные…

Учитель был внимателен, обходителен и на первых порах не позволял себе ничего «такого», да мне и в голову не приходило, каковы его истинные далеко идущие намерения. Он дал мне прочитать статью Фета о поцелуе, в котором воплощается наиболее полное взаимное слияние и проникновение, и трактат Бальмонта «О любви» – Псалом поцелуя. И я с волнением читала там: «Губы касаются друг друга, румянятся друг с другом, прижимаются друг к другу, как птички на ветвях».

Он познакомил меня со своей женой, симпатичной и приветливой. Она радушно принимала меня, угощала и часто потом уходила в другую комнату, чтобы, как говорила, не мешать нам заниматься… Потом вообще после моего прихода стала исчезать из дома «по своим делам»…