Преподанного урока Лариске хватило, чтобы понять: ее, младшую самочку в этом маленьком прайде, любят, а потому без ласки не оставят. Но какой именно ласки, когда и сколько – решают старшие, и только старшие. Формально – только дядя Ваня, поскольку мама, похоже, решила в их с дядей Ваней отношения не вмешиваться. Но и за мамиными, пусть непроизвольными, реакциями все же надо чутко следить. Так что Ларискино право только осторожно пробовать границы допустимого на прочность, но не более того. И не обижаться, если расширить их не позволяют.

Первую такую попытку Лариска предприняла сразу же, в субботу утром. Зайдя после душа в спальню к спящим Ивану с Машей, она тихонько забралась между ними и принялась шептать маме на ушко: «Мам, разбудите меня, пожалуйста. Мне так понравилось сдавать тесты проснувшись…»

С Машей по части утреннего состояния они были точно родственниками, а потому просыпаться мама не пожелала, и, хоть и без злости, но довольно сердито выставила дочку из спальни.

Проснулась Маша только через пару часов после ее ухода. Иван, задумчиво разглядывая потолок, лежал рядом. Поискав что-то у него внизу живота, Маша разочарованно хмыкнула, за что была немедленно завалена на спину и отласкана сначала языком и губами, а к концу сеанса и проснувшимся членом до полной удовлетворенности. Затеять любимую игру в «пососать – полизать – помять — почесать» Иван ей не дал, напомнив о предстоящем вечере. Повалявшись еще часок, они позавтракали и подались по магазинам.

А вечером Лариска получила свое, причем сполна и к общему удовольствию. Началось мероприятие как обычный массаж, и Лариска, уткнув физиономию в стол, глухим голосом принялась, по маминому требованию, рассказывать о вчерашних безобразиях. Самое интересное рассказать она успела, правда, так и не сумев подобрать достойные эпитеты для описания божественного вкуса Иванова члена. Но закончить рассказ у нее не получилось: когда дело дошло до сисек, Иван зашел Лариске за голову, Маша, достав заранее припрятанный вибратор, раздвинула дочке ножки, и они в четыре руки за полчаса довели младшенькую до полной невменяемости, сами возбудившись при этом так, что едва не совокупились прямо тут же, возле в изнеможении лежащей на столе Лариски. Удрали в спальню, неплотно закрыв за собой дверь, и там устроили такой павианий концерт, что, когда они через пару часов, едва не шатаясь, но вусмерть довольные, вышли помыться, сидящая на диване в гостиной Лариска только покачала восторженно головой.

А в воскресенье, ближе к вечеру, Иван с удовольствием нашел часок, чтобы провести его в ванной, наедине с младшенькой.

При Маше он почему-то стеснялся пускать в ход язык и губы, ему казалось, что такие ласки слишком интимны, и могут Машу невзначай задеть. Но в их воскресные водные процедуры Машка, по молчаливому уговору, не вмешивалась, и Лариске доставалось по полной. В том числе и девственным нижним дырочкам: сделав Ларику классический куннилигиус, Иван сначала осторожно, двумя руками, мизинцем в попку, указательным пальцем в вагинку, продемонстрировал ей классическую «скобку». Лариска, повертев низком, выразила способу ласки полное одобрение, Иван раздвинул ей ножки пошире, разобрал нижние губки, посмотрел, как себя чувствует Ларискина девственность, и осторожно заменил указательный палец на большой, а мизинец на указательный, что привело Лариску уже в полный восторг.

Недели через три он уже спокойно шуровал в Ларкиной главной дырочке двумя пальцами, делая ими там все, что только можно, и нимало при этом не беспокоясь за состояние порядком растянувшегося к тем порам гимена, так что у Лариски, вроде, и не должно было быть повода просить его о большем.

В открытую она и не просила, но подставляла ему свою главную дырочку по поводу и без повода, прося то поправить ей интимную стрижку, то посмотреть и смазать вдруг зачесавшееся место глубоко в розовой мякотке, то просто поворачиваясь, будто невзначай, так, чтобы соблазнительный пирожок лишний раз попался дяде Ване на глаза в ракурсе позавлекательнее. И каждый раз с нескрываемым вожделением поглядывала на инструмент, природой предназначенный для ласк этого ее места изнутри. Инструмент при этом бывал в самом различном состоянии, стесняться младшенькой в этом плане Иван перестал сразу после Машиной затеи с его выдаиванием вручную, но попробовать его в действии Лариске не удавалось никак.

Поначалу Иван еще прислушивался к сигналам, приходящим от меньшого братца, но ни разу не уловил оттуда ничего похожего на то, что он чувствовал при виде Машкиного сочащегося соком цветка. При этом орально ласкать там Ларика ему доставляло как бы не большее удовольствие, чем делать то же самое Маше. Было это несколько странновато, но особо он не заморачивался: обоим приятно, и ладно.

Беспокоило его другое: как бы Ларик, утомившись ждать взрослых ласк от него, не раскинула ножки под каким-нибудь недоноском. Каждый раз он присматривался к Лариске на этот предмет, и каждый раз решал: нет, пока не раскинет. В конце концов, тело младшенькой он удовлетворял от пуза, а душа ее, вроде, и впрямь была пока не готова к полноценному общению с мужчинами. Что такой момент рано или поздно наступит, Иван понимал прекрасно, и ломал голову над тем, как тогда сделать так, чтобы Ларка после первого полноценного секса с ним не привязалась к нему еще больше.

В это воскресенье, оставив Лариску приходить в себя в ванной, он пошел проведать Машеньку. Стоило ему выйти в гостиную, как он услышал раздающиеся из настежь распахнутой двери их спальни смачные чавканья, хлюпанья и постанывания. «Ну, Машуня зря времени не теряет», улыбнулся он. Зашел туда: Машка, лежа щекой на простыне и выставив самое свое внушительное место вверх, увлеченно обрабатывала свою главную дырочку Страшилой, иногда перенося руку на почти полностью погруженную в попку девочку Элли. Судя по всему, звуковое сопровождение чужого секса возбуждало Машу не меньше, чем дочку.

Прикрыв дверь, он присел рядышком и перехватил управление игрушками на себя. Машка, извернувшись, ухватила его член губами, и минут через десять, так его и не выдоив, пришла в то же состояние, что и Лариска.

Иван, освободив ее дырочки от игрушек, с чувством глубокого удовлетворения завалился рядом с ней на кровать, прижал подругу к себе и погрузился в полудрему до тех пор, пока из ванной не прибрела радостная, но еще слабая Лариска. Увидев валяющиеся на кровати игрушки, засмеялась, ухватила Страшилу, шутливо постанывая, почесала им себе клитор, выдохнула и, тяжело вздохнув, — сил на продолжение игры у бедолаги сейчас явно не было, — заползла к нему под свободный бок. Иван покосился на Машу: та, приоткрывшая при появлении дочки глаза, лишь улыбалась, явно не возражая против такого использования не занятой ею части тела Ивана, и он подгреб девицу сиськами к себе точно так же, как ее маму.

Через некоторое время женщины оклемались, и Лариска совершила еще одну попытку расширения границ, положив, будто невзначай, руку на пах Ивана, поверх маминой руки, обнимающей его живот. Маша, поняв это, шутливо заворчала: «Не лезь, мое!», Лариска, до этого лишь осторожно игравшая пальчиками на животе, чуть выше корня инструмента, тут же спустила руку чуть ниже, пощекотав закрытую головку. Иван ойкнул, Машка, смеясь, принялась выталкивать оттуда шаловливую ручку дочки, Иван, опасаясь за целостность достоинства, попытался выселить оттуда обеих дам сразу. Дамы немедленно объединились против него, Иван попытался сбежать, но был общими усилиями остановлен и завален в кресло, а Машка, обняв его двумя руками, прикрыла его самую ценную часть от дочери, навалившись на нее сиськами. Убедившись, что оттащить смеющуюся маму не получится, Ларка махнула на них рукой и ушла к себе, оставив дверь в их спальню настежь. Но тут же вернулась, оценивающе поглядела на старших, хмыкнула, облизнулась, хихикнула и закрыла ее, хотя и не полностью. Иван с Машей переглянулись, дружно засмеялись, Маша ухватилась за вполне качественно стоящий член рукой, прикрывая глаза, вся потянулась вверх, к губам Ивана, и они занялись любовью уже не торопясь, с чувством, с толком, с расстановкой, без особых вспышек, зато очень ласково…

С вариациями, — а фантазии у всех троих хватало, и потому такие развлечения обещали не приесться еще долго, — нечто подобное повторялось теперь каждые выходные. Иван с Машей обычно любились еще и по средам, давая Лариске, развлекавшей себя в это время на диване в гостиной, послушать звуки экстаза. Частенько Иван делал массажи посреди недели то подруге, то младшенькой, — иногда, как они говорили, «с окончанием», иногда просто так.

О Ларкиных успехах по части нижних дырочек Маша узнала лишь недели через две, когда у обеих дам почти одновременно случились месячные.

Если обычно им обоим, в общем, хватало двух раз в неделю, то в красные дни желание любви, кажется, не покидало их совсем. В конце концов Ивану надоело смотреть на голодных женщин, он загнал их обоих в ванную, велел снять трусики, заодно полюбовавшись лишний раз любимым процессом, уж больно красиво женщины отклячивают попки, когда делают эту нехитрую операцию, стоя на прямых ногах – а дамы, кокетливо на него посматривая, проделали это именно так. Посадил их рядком на бортик, отмыл их дырочки от кровей, потом, ничего не объясняя, поставил, бедро к бедру, в позы пьющих оленей, — Маша удивилась, потом вдруг смутилась, но не запротестовала, а Лариска, кажется, решила, что ее час настал, — да и посадил обоих на скобки: Машку, как старшую, на правую руку, Лариску – на левую. Машка, не поверив, выгнулась назад, заглядывая под хвостик дочки, Иван успокоил ее коротким: «Да в порядке целка, не вздрагивай», и сильным шевелением пальцев поласкал обоим перегородочки. Женщины дружно подали попки к нему, заохав от удовольствия, и больше вопросов не задавали.

Лариска кончила почти сразу, он, бросив Маше: «Подожди!», подхватил младшенькую на руки, унес в ее комнату, поцеловал, велел не соваться в ванную и вернулся. Машка, сидя на бортике, ласкала себя пальцами, он встал над ней, пошлепал пару раз членом по губам на сосредоточенной физиономии, Машин ротик с готовностью принял нужную форму, и они дружно понеслись к внеплановому оргазму.

Очнувшись, Машка засмеялась:

— И при этом бедная девочка все еще считает себя целкой?

— Ну, формально она права, — засмеялся Иван. – Да и неформально тоже… отчасти.

Судя по тому, что на следующий вечер, позвав его в ванную, женщины встретили его, уже приняв нужную позу и при этом довольно хихикая, способ им понравился. Чтобы не терять остроты, использовали они его потом только во время месячных у дам, да и то не всякий раз, и пока это был единственный вариант допускавшегося ими «группового секса». Если, конечно, не считать ласк Ларика в четыре руки.

Но это никто, кроме самой Лариски, сексом, кажется, и не считал.

Бытовых проблем у них практически не было, если только не считать таковой еженедельную поездку в пригородный гипермаркет за продуктами и, если что попадется, тряпками. Денег и у Ивана, и у Маши было много больше, чем они могли потратить, убиралась в доме пару раз в неделю домработница, ели они, не считая ужинов и выходных, по кафе и ресторанам. А ужинами и кормежкой в выходные заведовали Маша с Лариской, причем в удовольствие обеим, и с прекрасными результатами. В их мелкие домашние традиции Иван, будучи человеком неприхотливым и без фанатизма аккуратным, вписался без усилий, так что и здесь неизбежная притирка прошла совсем незаметно.

В общем, уже к концу второй недели семейная жизнь наладилась до такой степени, что Ивану порой казалось, будто он видел Лариску во младенчестве вовсе не только на фотографиях.

К концу первого месяца Иван заметил то, что у других пар случалось не раньше, чем через полгода совместной жизни. Во-первых, Маша, похоже, окончательно уверовала, что Иван теперь никуда не денется, а посему в танцклуб, в отличие от Лариски, с момента появления в их доме Ивана не сходила ни разу. На его недоуменный вопрос ответила, ласкаясь: «Ты меня и так тренируешь достаточно. Особенно в некоторых местах…» Поправилась она килограмма на три, стала нетороплива и округла в движениях, умудрившись при этом каким-то образом помолодеть, и теперь выглядела никак не на свои тридцать с хвостиком, и даже не на двадцать восемь, как при их знакомстве, а лет на двадцать пять. С Лариской, выглядевшей, как многие девицы этого возраста, «между шестнадцатью и двадцатью шестью», они теперь с косметикой и в одежде смотрелись совсем как две сестры, причем едва ли не погодки. У себя Иван, поскольку в спортзале за месяц тоже не был ни разу, заметил сильно увеличившуюся складку на животе, да и в целом из зеркала на него теперь глядела вдруг посолидневшая, округлившаяся и очень самодовольная морда.

Кончилось это тем, что в один из выходных Лариска, забравшись к ним в койку, где они отдыхали после акта любви, смеясь, оттаскала их обоих за вполне теперь к этому пригодные брюшки, приговаривая ласково: «И как вы только друг друга не раздавите теперь, слоники этакие!». Ее фигура танцовщицы была в полном порядке, так что на эту тему ерничать она могла сколько угодно, не опасаясь получить достойный ответ. По крайней мере, словами, а коли старшим вздумается ее пощипать, пошлепать и повертеть, так это даже хорошо. Во-первых, приятно, во-вторых, можно попищать вволю.

Лариску таки очередной раз помяли, поласкали и повертели, и попищала она вволю. Особенно много писка было, когда она оказалась на шее Ивана, причем вверх ногами. Иван кусал ее за верх ляжек и низ попы, иногда задевая носом сразу набрякшие нижние губки, его нос при этом извлекал из Ларки совсем уж радостные звуки, а Маша, искоса поглядывая на это безобразие, посмеиваясь, щекотала дочке сиськи.

Заласкав Лариску до того, что девица, уже не в силах не то что отбиваться, но даже пищать, расслабленно упала на простыню, Иван с Машей оставили ее на кровати. А сами, обнявшись, встали перед зеркалом, посмотрели друг на друга, тяжело вздохнули и со следующей недели, по вторникам и четвергам, стали заглядывать на часок в спортзал. Иван сбросил лишние складки уже через пару занятий, а Маша только перестала прибавлять в весе, так и оставшись чуть полнее, чем была.

Заодно и секс по средам и субботам, ставший к тем порам несколько менее бурным, обрел на какое-то время новые краски. В среду, стоило наигравшимся Маше и Ивану выйти из спальни в гостиную, Лариска подскочила с дивана, обняла обоих, зарылась лицом между их плеч, вынырнула оттуда и, ехидно поглядев на их удовлетворенные физиономии, принялась дразниться:

— А спортзал вам явно на пользу. Как вы сегодня хорошо, а? Мама: «А, а, а, а… А-АААААААА!!!!», а дядя Ваня: «ЫЫЫЫЫ! Ух! Аууу! Вах! ВАХ! Ахххх…» И хлюпало так громко! Я только не поняла, мам: это вверху или внизу так хлюпало? Вроде, чмоков не было, значит, внизу?

Иван с Машей, смеясь, переглянулись, после чего нахальный, радостно пищащий и брыкающийся ребенок со словами: «Вот те щас будет спортзал!» был закинут кверху попой Ивану на плечо, утащен в ванную, где и принужден к мытью притомившихся старших. Долго оно не продлилось, поскольку старшим, быстро разогревшимся под хулиганистыми Ларкиными ручками, понадобилось опять уединиться, да и сама хулиганка уже, кажется, могла использовать вместо душа собственную нижнюю дырочку. Очень довольная таким результатом, Лариска осталась ждать их в ванной, сидя на бортике. Помахала им вслед лапкой, вторая, намыленная, была внизу, занята приятным делом.

Сразу выключила воду, закрыла глаза и, то ускоряя, то замедляя движения рукой, принялась прислушиваться к доносящимся из спальни старших звукам, пытаясь по ним угадать, что именно делают сейчас мама с дядей Ваней, и в каком виде они после этого вернутся в ванную. Но прождала она их зря: любили Иван с Машей друг друга еще не меньше часа, судя по звукам, мама под конец была в полном экстазе, да и дядя Ваня не отставал. Выложившись, судя по всему, окончательно, они так и заснули, не помывшись.

Услышав дяди Ванин случайный всхрап, Лариска вылезла из ванны и осторожно заглянула к ним: дядя Ваня спал на спине, мама – рядом и чуть ниже, на животе, закинув ладонь на самое интересное дяди Ванино место.

Вздохнув, — она была бы вовсе не против поласкать себя еще, да теперь уже явно будет не под что, а просто так неинтересно, — Лариска, довольно улыбаясь, пошла спать.