— Ну, ладно, слушайте… Только, Ирк, ты пока потихонечку, а то к-а-а-а-к сейчас у меня выпрыгнет, как выскочит! Пойдут тогда от… ваших дырочек клочки по заулочкам. Вместо рассказа!

— Ну и ладно, — обиженно отвалилась в сторону жена, и Сергей вздохнул, перебирая пальцами в ее волосах. Отхлебнул еще глоток вина и продолжил:

— Лерка опять, так сказать, «нырнула» — на этот раз она повторила примерно ту фигуру высшего пилотажа, что перед этим проделала ее сестра, только досталась она мне в объятия не лицом, а спиной, я поймал ее, обхватив за бедра, прижав попой к своему лицу, и потом так и пропустил через свои руки вниз, по своему телу, остановившись на грудках. Высвобождаясь, она искоса, с улыбкой посмотрела на меня, но я значения таких взглядов тогда понимал не очень… Верка, было, заявила, что теперь ее очередь, но дядя Коля только улыбнулся: все, ребята, устал, дальше сами, а я лучше пока сплаваю.

Да мы и сами к тем порам уже порядком замерзли, так что, не уговаривая его, подались на берег. Я немного обогнал девчонок, и первым плюхнулся на покрывало, разложенное сестрами за ивняком, на спину. Раскинул руки, блаженно прикрыл глаза. За закрытыми веками плавали красно-желтые круги от солнца, ветерок почти совсем стих, только слышен был плеск воды вокруг ног выходящих из воды девушек.

Кажется, в последний раз в этот день меня слегка кольнула мысль: «Ой, девки идут… а я без трусов…», но тут же исчезла, изгнанная тенью, которую отбрасывали на меня подошедшие вплотную девчонки. Я приоткрыл глаза: ехидно посмотрев на меня, Верка (или Лерка?) заявила: «Ну, разлегся, а нам куда»?

Я улыбнулся и приглашающее помахал кистями широко раскинутых рук. Девчонки, чуть помявшись, неуверенно хихикнули и осторожно, не касаясь меня, улеглись на спины, аккуратно пристроив мокрые головы на моих руках.

Некоторое время мы лежали молча, неподвижно. Шестым чувством я понимал, что подружки мои немного напряжены, то ли чего-то ждут, то ли боятся? Но как их избавить от этого напряжения, сообразить не мог. Наконец, руки у меня затекли, и я слегка пошевелил ими. Сестрички переполошились и синхронно приподняли головы, посмотрев на меня с двух сторон:

— Ой, Сережка! Отлежали руки?

— Ну… как вам сказать… Умища-то у вас немеряно… – засмеялся я в ответ.

Девчонки хихикнули и переменили позы, спустившись чуть ниже. Справа, чуть касаясь меня попой, теперь лежал забавный, с заметно выпирающими позвонками калачик, а девушка слева только чуть приспустилась вниз, повернулась на бок, ко мне лицом, подложила свою руку себе под голову, блаженно прикрыла глаза и пристроила свою вторую руку предплечьем поперек моего живота, чуть выше начала зарослей в самом его низу. Я, с чуть замершим дыханием, скосил глаза вниз, а Верка (или Лерка?) еще и потерлась, почесываясь, влажной, прохладной кожей своего предплечья о мой живот, слегка задев верх зарослей.

И вот тут я почему-то сразу вспомнил, что рядом со мной, вообще-то, два обнаженных женских тела. Внизу все было совершенно однозначно – еще минута, и будет стояк всем на зависть.

Я осторожно снял руку девушки с себя и встал. Девчонки подняли головы, вопросительно на меня глядя: я улыбнулся и прижал палец к губам – мол, все нормально, подремывайте себе. Они понимающе улыбнулись, и я, спешно повернувшись к ним спиной, пошел в лес, где и оросил вполне симпатичную, молоденькую сосенку своим семенем. После чего отлил и тщательно, чтобы и следа греха не осталось, обтер свое хозяйство лопухом.

На душе, и не только на душе, после этого полегчало, и я вернулся назад. По дороге увидел дядю Колю, — потихоньку приплыв, он занял все то же место в тени палатки. А девчонки даже не успели переменить поз, и я, аккуратно приподняв лежащую на покрывале девичью руку, осторожно забрался под нее и положил руку на прежнее место. Верка (или Лерка?) чуть подвинулась ко мне поближе и, не открывая глаз, благодарно потерлась о мой бок носом. После короткого похода в лес все ее телодвижения я воспринял вполне спокойно, а вторая сестричка так и не изволила пошевелиться совсем.

Я, кажется, даже задремал ненадолго. Очнулся, когда яркий солнечный свет от хотя и стоящего уже совсем невысоко, но все еще горячего солнца заслонила мимолетная тучка. Огляделся по сторонам: и справа, и слева округло белели обнаженные девичьи бедра. Хихикнул и положил на каждое из них по руке: бедра были горячими, но очень приятными на ощупь.

Девчонки сонно пошевелились, и я покачал их за бедра руками:

— Девки! Сожгетесь! Пошли в воду!

— М-м-м-м…

Встав, я притащил полную пригоршню воды и нещадно охладил ленивиц.

Визг, писк – и вперед, на меня, стоящего спиной к воде с широко раскинутыми руками. Поймал обоих поперек животов, сделал несколько шагов назад, и мы все втроем упали на мелководье, забарахтались в шутливой борьбе, постепенно перебираясь все глубже и глубже. В какой-то момент я, пытаясь ухватить одну из сестричек сзади за ляжку, съехал рукой выше, накрыв ладонью всю ее промежность, приподнял ее за это, вполне достойно заросшее чуть жестковатыми, курчавыми волосками, место и, посадив попой на свою ладонь, рыбкой пустил девчонку вперед себя, — а она как будто и не заметила; в другой раз, затаскивая кого-то из них на глубину, обхватил жертву рукой поперек грудей и тянул так за собой метра два, — и тоже ничего, как будто потянул за руку. Да и они, отбиваясь, пару раз чуть задевали мои причиндалы, опять же никак на это не реагируя.

Похоже, что девчонки совсем не боялись мужских рук на своем теле. То ли папа приучил, то ли просто были еще не пуганы всякими козлами, не умеющими и не желающими обращаться с женским телом так, как оно должно. А поскольку никакой… хм… специфической реакции от девчонок не было, то и я, да еще после двух за день разрядок, оставался спокоен. В общем, до поры это было, как я и говорил, детской возней, не более.

Плескались мы, наверное, не меньше минут сорока, медленно уходя от берега, и остановились, запыхавшиеся, довольные, только тогда, когда девчонкам воды стало уже по шею. Периодически я поглядывал на берег – Николай Абрамович, иногда поднимая голову и из-под руки поглядывая на нас, по-прежнему лежал возле палатки, набираясь сил перед ночной рыбалкой.

— Ой, Сереж! Все, не могу, умотал… – преувеличенно усталым голосом выдала Лерка (или Верка?) и, тяжело вздохнув, перевернулась на спину, выставив над водой все, что при этом положено выставлять. То ли от долгого купания в прохладной воде, то ли от чего другого, но соски у нее сильно напоминали мамины в те моменты, когда мама была с дядей Колей.

Я невольно перевел взгляд на груди второй сестрички, — они, в сантиметрах от поверхности, были точно в том же виде, — а та тут же ущипнула первую за животик, отчего она пискнула, чуть хлебнула воды, но выровнялась, лениво отлягнувшись от врага. Плавала она головой от меня, примерно в метре, спокойно выставив на мое обозрение все свои полупогруженные в воду прелести между довольно широко разбросанными ногами. Заглянув туда мельком, я вдруг почувствовал, что, возможно, мне вскоре придется еще разок сбегать до леска. Но пока это было не срочно.

А Верка, уставшая меньше сестры, вдруг посмотрела на меня жалобно:

— Сереж! Ты так красиво прыгал в воду! Покажи еще, а?

— Ну… а как? Папу вашего позвать, что ли?

Я кинул взгляд на берег. Дядя Коля что-то делал возле кострища, огонь в котором был явно только что взбодрен. Закатная солнечная дорожка упиралась в берег прямо напротив него, и кожа Николая Абрамовича в этом свете казалась бронзовой, а лес на заднем плане был уже почти совсем черным.

— Ну почему – папу… Давай мы тебя вдвоем подбросим?

Я хмыкнул. Устоять перед просьбой лишний раз покрасоваться, особенно после дневного фиаско с кульбитом, было сложно, и я отвел девчонок чуть ближе к берегу. Поставил их лицом друг к другу, показал, как правильно скрестить руки, и решительно, опираясь на их головы, встал на эту подводную площадку.

Посмотрел вниз. Мои бедра оказались чуть выше их лиц, головы у девушек были приподняты, но не настолько, чтобы заглядывать мне в лицо, ожидая команд. Смотрели они значительно ниже, с весьма многозначительным выражением лиц, переглядываясь и чуть ли не облизываясь. Я посмотрел туда же и убедился, что вполне угадал объект их интереса.

«Так. И чего это они заинтересовались-то? Так близко никогда не видели, что ли»? От глаз сестричек до моего, вполне спокойного после долгого пребывания в прохладной в воде инструмента было сантиметров тридцать, не более. «Неужто до сих пор целочки, при таком-то свободном воспитании»? – последний вопрос был и для меня самого неожиданным.

Хихикнул, чем заставил девиц вздрогнуть и едва ли не покраснеть, судорожно отведя от предмета интереса глаза куда-то на воду. И, выручая, скомандовал: «Раз… Два… Три»!

Конечно, смущенные своим внезапным любопытством девчонки толком выбросить меня не смогли. Но опору создали, и я все сделал сам, причем красиво. Во всяком случае, вынырнув, я увидел на лицах моих зрительниц неподдельное восхищение.

— Сереж! А нас нырять научи?

И мы, перебравшись ближе к берегу, еще с полчаса учились нырять. Рыбки мои при этом проскользнули между моими руками раз по десять, не меньше. После предыдущего случая я отнесся к этому уже не столь равнодушно, и пришел к выводу, что на ощупь самые приятные у них места – это грудки и попки. Хотя и животики были тоже очень ничего, да и все остальное тоже. Но никаких излишних вольностей я себе по-прежнему не позволял, не понимая, что от меня их уже едва ли не требовали.

Продолжалось это до тех пор, пока я не заметил в слабом уже закатном свете на спине у одной из моих учениц, на фоне ставшей вдруг сине-красной кожи, откровенные пупырышки. Тут же почувствовал, что, хоть вода к вечеру и степлилась, но замерз и я сам. Сказал: «Все! Урок окончен, а то я потом за вас перед дядей Колей не отчитаюсь, вон, уже синенькие!», подхватил девчонок поперек животов и потащил их, попами вперед, брыкающихся, к берегу.

Тут же начав стучать сквозь смех зубами, они быстро выдрались от меня и бегом припустили к костру и отцу, сидевшему возле него на бревнышке. Схватили из кучи тряпок перед палаткой по одеялу, закутались в них и уселись по сторонам папы, мелко трясясь, но умудряясь при этом сохранять на мордочках вполне довольное выражение.