К своим шестидесяти пяти Дмитрий Олегович, высокий статный мужчина с курчавой, но седой шевелюрой, достиг многого. Крепкая семья, взрослая дочь, шедшая по его стопам в институте, профессорский чин и звание заслуженного деятеля науки. Его лаборатория была на острие отечественной науки, впрочем, безнадежно отставшей от мировой. Регулярно выходили не только его собственные публикации, но и работы сотрудников его лаборатории, где он стоял в авторах на почётном первом месте. Лекции, поездки, заседания Академии Наук — научная жизнь била ключом. Авторитет его в узких кругах специалистов был беспрекословным. Сотрудники заглядывали ему в рот ловя каждое слово. Печалило его только то, что сам он давно уже ни к одной никуда не заглядывал.

Оля была его аспиранткой. Она пришла к ним сразу после института. Молодая и отчаянно свежая. Дмитрий Олегович пытался строго собеседовать её при поступлении в аспирантуру, но любые её ответы, даже не впопад, вызывали у него только бурное умиление в том, что это прекрасное создание еще и умеет говорить, и он практические не слышал её ответы по существу. В тот день он был возбужден необыкновенно и подписал её заявление без всяких раздумий.

Его жена, Наиля Рашидовна, прошедшая с мужем верой и правдой всю неустроенность студенческих лет, тяготы распределения в регион, и тоже заработавшая за профессиональную жизнь собственную репутацию специалиста, конечно всегда оставалась для Дмитрия Олеговича единственной и неповторимой. Но такого удара ядрёной молодости по престарелым седым яичкам никто не смог бы выдержать. Не оправился от него и наш профессор. Он с восторгом и нетерпением безоговорочно ввел ванильного и нежного молодого специалиста с томными пронзительными глазами в лоно своей лаборатории. В кратчайшие сроки девочке был выделен отдельный кабинет, назначена научная тема из запасников креативного профессора, и девушка стала ежедневно привносить в темные коридоры лаборатории тонкий аромат цветочных духов и молодого горячего тела.

Профессор сам вызвался опекать её. Он бережно, будто стараясь не повредить ценный сосуд, водил её по комнатам, показывал растерянной и хрупкой девочке способы проведения опытов, сдвигая и перенося встречи и лекции. Под запись надиктовывал ей основные последовательности опытов и необходимые ингредиенты. С сексуальным возбуждением наблюдал за её неловкими первыми попытками сделать всё самой. Его взгляд помимо воли хозяина пожирал гладкие обводы рук, тонкую шею и забирался за ворот халатика, утыкаясь в сладкие персики выпирающих из лифчика грудок.

Дмитрий Олегович осоловелыми от похоти глазами разглядывал склонившуюся над микроскопом старательную девичью головку. Особенно почему-то его поражал и цеплял пробор молодых пепельных волос на голове. Не крашеных или седых, а натуральных, здоровых и дурманящее приятно пахнущих.

Дмитрий Олегович пытался взять себя в руки, но прямо с утра чуть ли не вприпрыжку бежал в её кабинет, и как заботливый петушок прыгал вокруг своей курочки, пока дела не вынуждали его с сожалением оставить благоухающую молодостью сладкую как конфета сотрудницу.

Чувствовала ли что-то сама виновница профессорского катарсиса? Ну конечно! Такое внимание не могло оставить её равнодушной. Более того, профессор её тоже интересовал. Она вообще питала тягу к мужчинам сильно постарше.

Скорее всего, это пошло у неё из детства, когда знакомый дедушка, в доме которого родители оставляли её под присмотром, так как не могли добиться места в детском саду, открыл для неё волшебные секреты её тела. Он садил её к себе на коленки, когда они смотрели мультики, и его рука сначала скромно и осторожно, а потом уже привычно и деловито забиралась под её юбочку и мяла её странно набухшие складочки. Другой рукой он гладил девочку по животику и попке. Она замирала, прислушиваясь к своим ощущениям и не могла сосредоточиться на экране телевизора. Дедушка же что-то нашёптывая и делал вид, что очень заинтересован происходящим на экране. Сначала он мял ей писю через трусики, а потом как-то пальцы проникли под край белья и его большой толстый палец стал уверенно надавливать на её голый персик. Между ног у девочки от этого становилось тепло и щекотно. Щекотка эта была не обычной, а очень и очень приятной. Оле хотелось еще сильнее раздвинуть ноги, чтобы дедушка гладил и мял там как можно дольше. После этих мультиков у неё ныл живот и хотелось писать. А ещё снова хотелось таких приятных мультиков. Дедушка просил не рассказывать бабушке, что он так делает. Она, конечно же, молчала — это был их самый сладкий секрет. Как-то раз дедушка гладил особенно долго и наслаждение так обострилось, что по всему телу прошла сладкая судорога. Оля непроизвольно содрогнулась и сжала ножки, а дедушка в тихом умилении начал хвалить её и целовать в голову. Он вытащил свою руку из под её юбки, обнюхал и с удовольствием облизал пальцы.

Смотреть мультики после того случая стало еще интереснее, и она даже специально горячо упрашивала дедушку пойти снова «посмотреть телевизор». Дедушка с опаской посматривал на свою бабушку и часто соглашался, но иногда говорил, что много мультиков вредно, когда боялся, что их увидят. Однажды бабушка их все-таки застукала. Потом она орала на дедушку за закрытой дверью, и больше его к ней не подпускали. Еще через несколько дней Олю вообще перестали приводить к этим людям — как сказали родители, бабушке стало тяжело с ней сидеть.

Она очень скучала по тем ощущениям. Пробовала делать так сама, но её пальцы были такими маленькими и тонкими, что не могли повторить это так, как делал тот дедушка.

Началась школа. После уроков она часто возвращалась домой мимо знакомого дома, надеясь, что ненароком увидит своего знакомого дедушку, и они снова будут «смотреть мультики». Но этого не случалось.

Бесцельно бродя по дворам, мечтая и ожидая чего-то, однажды она встретилась с другим дядечкой. Он тоже был довольно старым. И выгуливал своего такого же престарелого пса. Оля покружила рядом и сама подсела к нему познакомится. Дяденька стал расспрашивать Олю кто она и откуда, где её родители. Выяснив, что родители будут только вечером, он, воровато оглядевшись, спросил любит ли она игрушки и конфеты. Сказал, что у него дома много и того и другого. Но Олю интересовал телевизор и мультики. Дяденька утвердительно закивал: есть и то и другое. А потом изменившимся голосом предложил Оле зайти к нему в гости. Почему-то это предложение очень взволновало Олю, и она сразу же храбро согласилась. От сладостной надежды и предвкушения внизу живота у неё заныло, и набухло между ножек.

Дяденька наказал ей прийти к нему через десять минут после его ухода и подробно рассказал, как найти его квартиру. После чего быстро удалился, окликнув своего пса. Оля посидела немного и отправилась следом.

Дядя жил в соседнем от них подъезде. На первом этаже. То была неухоженная и прокуренная квартира. Пёс радостно завилял хвостом при виде гостьи. Дяденька хриплым от волнения голосом пригласил её в дом. Игрушек у него, кстати, не оказалось. Вместо этого он предложил ей сразу посмотреть телевизор. Оля кивнула и прошла за ним.

В комнате она села на продавленный и засаленный диван. Оглядела себя. На ней была белая блузка и тёмно-синяя юбка. На ногах — гольфы и сандалии. Дяденька присел рядом, прижавшись к ней ногой, быстро меняя каналы нашел мультики, совсем для малышей. Но для Оли это не имело значения. И они уставились на экран.

Оля ждала. Дяденька сопел. Долго ничего не происходило.

Она не выдержала. «Можно я сяду к вам на колени, мне так больше нравится смотреть телевизор, » — попросила она. Дяденька чуть не поперхнулся, и конечно разрешил. Взяв её хрупкое тело на руки, он посадил девочку к себе на колени. Сев боком, она чуть раздвинула ноги и поправила юбочку. Дяденька засопел ещё больше. Оля подождала ещё, но опять дядя сидел без движения. Тогда она набралась храбрости, взяла его за руку и положила её на своё колено. Вот тут до дяденьки, наконец, дошло. Он стал слышать ещё громче, а его толстые как сардельки пальцы двинулись по её ножке туда, куда так хотела Оля.

Он гладил её иначе, чем дедушка, жестче и неумело. Но ощущение больших и сильных пальцев сыграло решающую роль, и вскоре она сладко прижала его руку к себе, вздохнула, задёргалась и спустила. Дяденька зарычал как зверь, ссадил её со своих коленей и выбежал из комнаты. Потом вернулся и присел перед ней на пол, с безумными глазами стал целовать её голые коленки. Он взбирался все выше и руки его взялись за резинку трусиков. Оля увидела, как её белье, мокрое в середине сползло с её ног. Дяденька потянул её за ноги на край дивана. Он стал снова целовать колени, забираясь ртом всё выше. Потом задрал юбку и добрался до самой писечки. Тут он стал языком водить по щелке, и Оля почувствовала необычно нежную и сладкую ласку. Она еще раздвинула ноги и согнула их в коленях, упираясь в диван, закрыла глаза. Дяденька всё лизал и причмокивал, кололся щетиной, и знакомая сладкая дрожь стала собираться у девочки между ножек. Она сжала коленки, ойкнула от сильных чувств и снова кончила, дернувшись всем телом.

Дяденька опять зарычал, а потом жарко зашептал: «погоди, ты не бойся, я тебе не сделаю больно!». «Закрой глаза крошка, закрой глазки, сладкая.» — умолял он, копошась у себя в штанах.

Оля повиновалась и почувствовала, как что-то гладкое и большое уперлось ей в скользкие складки писечки и заскользило между ног. Это было намного мягче твёрдых пальцев, но тверже языка. Оля чуть приоткрыла один глаз. Дяденька весь покраснел, держал что-то одной рукой и водил этим по её промежности. Оля снова почувствовала приятные ощущения. Но движения дяди были медленными и неторопливыми, поэтому достигнуть нового пика от такого она не смогла. Зато дядя вдруг захрипел и резко убрал от неё то, чем водил. Потом задергал рукой и со стоном осел на пол, потрясенно разглядывая лежащую пред ним девочку с раздвинутыми ножами и лоснящейся от влаги гладкой детской промежностью.

Оля решила, что наверно игры закончились и хотела уже пойти. Но дяденька остановил её и предложил так поиграть ещё попозже. «Давайте, но сначала я посижу у вас на коленках» — потребовала Оля. Дяденька не веря своему счастью радостно согласился.

Так Оля нашла себе нового друга. Он жил близко, был всегда свободен, у него не было родственников, и никто не мешал им заниматься их приятными делами. Они встречались как заправские приятели после школы, часто девочка забегала к нему в выходные, когда гуляла. И Оля уже не представляла свою жизнь без этих частых посиделок на коленях у мужчины, с его толстым и грубым пальцем между её ног, и последующих ласк дяди ртом и своим тупым и толстым предметом. Она догадывалась, что это за предмет, но рассмотреть его подробнее не стремилась.

Однажды она как обычно зашла в знакомый подъезд в предвкушении скорой ласки. Но дверь в квартиру была открыта, она увидела на площадке соседей, а внутри — милиционеров и врачей. Собака дяденьки металась между ними и громко гавкала. Увидев знакомую, она подбежала к Оле и стала ластиться. Оля стала гладить и успокаивать животное.

— Чего тебе девочка? – спросил выглянувший милиционер.

— Ничего. Дяденька просил, чтобы я иногда гуляла с его собакой.

— А ты ему кто?

— Да никто, знакомая. Я из школы шла, — почесывая собаку за ухом ответила Оля.

— Девочка можешь забрать собаку себе, а то её хозяин сегодня умер? — услышала Оля как гром среди ясного неба вопрос милиционера.

— Умер? Это как?

— Уснул и не проснулся. Соседка зашла, а он всё…

Вчера ещё дядечка гладил её, доставал свой член и терся им между её ножек, чуть надавливая кончиком на дырочку, погружаясь в её мокрую горячую лакуну. А сегодня его уже нет. Не дышит, лежит там холодный и мертвый. Бедный дядя!

Оля остолбенело пыталась постичь умом случившееся. Машинально взяла собаку и повела её на улицу. Собка будто что-то чувствовала. Она упиралась и норовила повернуть обратно, к своему хозяину, который лежал без движения и никак не шел с ней на прогулку.

Так Оля потеряла второго Дедушку, но приобрела собаку. Родители наотрез отказались принимать пса в их маленькую однокомнатную квартиру, и, сколько Оля не просила и плакала, через день они увезли его в приют. Так у Оли не сталось и такой ниточки, связывающей с её милым взрослым другом.

Она скучала и томилась без мужского внимания. Все возрастные мужчины вызывали у неё жгучий интерес и возбуждение. Но те только приветливо улыбались, а если и гладили, то только по голове. Сколько она не шаталась снова по дворам, никаких новых желанных встреч не происходило.

А тело требовало, оно, вкусив регулярных плотских наслаждений, посылало ей навязчивые сны, томило низ живота, заставляло постоянно думать о стыдном и сладком занятии, хотеть повторить. Ситуация была безвыходной и Оля освоила мастурбацию.

В средней школе на неё стали обращать внимание старшеклассники. Они пошло шутили, хватали за попку или за выросшую грудь, но никто не пытался идти дальше. Только скромный одноклассник Паша как-то заманил её к себе домой, и, улучшив момент, схватил её через юбку за лобок. Оля назвала его дураком и сбежала, хотя потом долго вспоминала и смаковала этот инцидент, мучила свою щёлочку уже опытными пальчиками.

Она уже была разумной и понимала, что афишировать свои сексуальные аппетиты не стоит, тем боле среди сверстников. Также она стала понимать, как рисковали дедушка и дядечка, связываясь с её маленьким гладким и скользким пирожком…

Были у Оли и школьные романы. Был там и петтинг в интимной обстановке. Мальчики делали то же, что и дедушка в детстве с разной степенью успешности. Оля иногда кончала от этих ласк, но чувствовала, что всё это происходит не так и не с тем, с кем бы ей хотелось. В институте она встречалась с возрастным доцентом. Она думала тогда, что это по настоящему. Он лишил её девственности, но через полгода предпочёл ей студентку помоложе. Она хоть и плакала, но понимала, что он тоже оказался не тем, кого она ждала. Волшебная картинка того как она в короткой юбочке раздвигает ноги и пускает большую мужскую руку с седыми волосками на пальцах между своих ног всё также яростно волновала её воображение и была основой большинства её сексуальных фантазий.

Поэтому «скромница» Оля с невинным и чистыми глазами, с длительным сексуальным опытом и неисчерпаемым аппетитом на этот счет, видела все метания профессора, ходила от этого целыми днями в мокрых трусиках, бурно удовлетворяла себя в служебном туалете и дома, и с надеждой ожидала продолжения сюжета.

Дмитрий Олегович же со времени появления девушки как будто скинул тридцать лет и пребывал на неописуемом эмоциональном подъёме. Оленька казалась ему образцом целомудренности и неиспорченности. Он вдыхал тонкий аромат её волос, склоняясь над ней, сидящей за работой. А потом долго не мог успокоится, вспоминая её нежные девичьи черты.

Он не мог переступить через себя и предложить этой очаровательной аспирантке с ангельским, почти детским невинным лицом пошлую свою старческую любовь. Это было бы домогательством, и никакие уверения сторон не поменяли бы сей факт в глазах общественности. Он не смог бы смотреть в глаза жены и дочки, если бы пошёл на такой шаг и всё вскрылось. Он боялся также попасть в зависимость от этой нежной чаровницы, если бы переступил свои собственные профессиональные и человеческие нормы.

Однако, тело его жило по своим законам. По утрам оно стало оживать и напоминать о былой мужественности утреней эрекцией. Жена тоже поражено заметила его интерес к сексу, который, казалось ей, давно увял безвозвратно. Он хмуро ворчала, устало поворачиваясь к нему задом и терпела сухим и дряблым влагалищем его суетливые и яростные фрикции. Дмитрий Олегович энергично спускал помолодевшую обильную сперму в жену и, наблюдая её висящую кожу на заду и бедрах, седые корни волос, отмечая дряблое, почти не обжимающее стенками влагалище супруги, невольно снова возвращался к наполненному молодостью и упругостью образу Оли.

Так продолжалось несколько месяцев. Все участники в конец измучились, особенно Наиля Рашидовна. От интенсивного наскока озабоченного мужа её влагалище постоянно зудело и горело. Дмитрий Олегович разрывался между похотью и долгом. Оля же не знала, как заставить профессора переступить его глупые условности и страхи. Битва откровенных блузок, коротких юбок, кружевного белья под полупросвечивающим халатом, и моральных устоев засуженного деятеля науки в основное время завершалась в ничью.

Но Оле удалось пробить этот щит. Однажды она вызвалась срочно привезти Дмитрию Олеговичу домой репринты статей из типографии. Коробка была тяжелая, и она добралась до дома профессора взмокшей и растрёпанной. Он увидел её на площадке восхитительно живую и волнительно запыхавшуюся, с вьющимися у висков прядями волос, и понял, что не сможет больше её отпустить. Он поил её чаем и хлопотал вокруг. Говорил ни о чём, но его член предательски встал и давил на домашние штаны.

Он все еще мялся, придумывая подход, когда Оля произнесла показавшуюся ему сначала нереальной фразу: Дмитрий Олегович я вас так люблю, возьмите меня пожалуйста!

Будто бомба взорвалась у него в голове. Они бросились, друг к другу в объятия, встретившись долгим поцелуем. Оля плакала от счастья. Он целовал её мокрые глаза и шептал всякие нежные слова. Плотина была прорвана, и накопившаяся там страсть и нежность затопила их с головой. Следующие часы были для них самыми счастливыми в жизни. Они отдавались и открывали себя друг другу. Стеснявшийся было сначала своей старости и дряблости Дмитрий Олегович чувствовал девичий неподдельный интерес, собственное необыкновенное желание и силу в тех местах, функционал которых давно уже ранее списал. А Оля, дорвавшись до любимых седых рук откровенно млела, позволяя себя ласкать и иметь во всех позах. Это был её дедушка — как она всегда хотела.

С тех пор они стали постоянно и тайно встречаться. Дмитрий Олеговичи обрел, казалось, очередную молодость, летал на крыльях любви и всерьёз решил, «как честный мужчина» уйти к молодой, оставив жене всё нажитое. Он уже подбирал слова, чтобы сообщить супруге об этом. Оля тихо радовалась необыкновенному и долгожданному своему счастью и громко кончала в обществе любимого «старичка».

Однажды утром Дмитрий Олегович собирался на работу. Он все ещё жил с женой, но уже был готов составить с ней тот самый долго откладываемый разговор. Опять утренняя эрекция от мыслей о молодой любовнице заставила его закрыться в ванной и потянуться к своему члену, вспоминая волшебные любимые черты Оли, её стан и грудь, жадное и податливое лоно. Он дрочил как мальчишка на эти картинки в своей памяти! И был на пике, когда тромб, оторвавшись от бляшки во вздутой варикозной вене ноги, ведомый повысившимся от оргазма давлением, проскочил сначала в нижнюю полую вену, прошел камеры сердца и проскользнул сгустком в коронарную артерию, наглухо её запечатав.

Дмитрий Олегович одновременно с медленно толчками потекшей по руке спермой почувствовал невыносимую резкую боль в сердце. Охнул, схватился за грудь и медленно осел на пол, стараясь унять её, задерживая дыхание. Пожилой профессор сидел на полу, как был, без трусов, с туалетной бумагой полной спермы в руке. Сердце его ещё несколько раз дернулось, затрепетало в шоковом пароксизме и остановилось. Боль тут же притупилась, ушла на второй план. В ушах зазвенело. Дмитрий Олегович пораженно застонал, еще силясь подняться, но тут свет померк у него пред глазами, и милостивая смерть накрыла его своим саваном.