«… детства моего
Чистые глазёнки
Съели вместо устриц
Алчные бабищи….»
(А. Лаэртский)

После первого в жизни непослушания Светланы перед её родителями, столь глобального и из ряда вон выходящего, нас действително лишили возможности видеться целую неделю. Меня даже на порог не пускали. Просто не открывали передо мной дверь. Из-за закрытой двери сообщали, что Света наказана.
К тому времени она уже закончила восьмой класс и, вот уже год училась на модельера верхней женской одежды и параллельно в вечерней школе. Но, было лето, каникулы и там, и там. Поэтому, хотя бы на минутку увидеться с ней, подловив её по пути с учёбы домой, не предоставлялось возможным. Гулять она выходила с папой, конечно же не сообщая мне о времени своего моциона. В те годы сотовых телефонов у простых смертных не было, поэтому контактировали толко по домашнему. И то по немногу. После десяти минут разговора в день кто-то из Светкиных родителей пдходил к ней и, постукивая пальцем по часам, безжалостно нажимал на рычаг сброса линии.
Вот такой вот воспитательный процесс.
Эти дни я не находил себе места. Мотался по друзьям. Сними пил пиво. И, «чо покрепче», со своим другом детства Удавом.

Удав был старше меня на два года и только-только вернулся из армии. Как говорят — армия хорошая школа жизни, но я прошёл её заочно, очень удачно откосив от неё по заболеванию почек.
Пиво Удав не любил, предпочитал то самое «чо покрепче». А именно, уважал «краснушку-бормотушку», «самогон-сивушку», да из одеколонов «болтушку». Фирменный коктейль «Ностальгия» — его гордость. Это ядрёная смесь Тройного одеколона с Огуречным лосьёном (выпивка и закуска в одном флаконе). Говорит, что вкушал в армейке и одеколон «Чебурашка», но, жаловался на то, что вкус у него «пластмассовый» и потом изжога мучает.
Как ни уговарвал меня Удав «хлопнуть по фунфырику», я, при всём своём уважении к нему, отказывался, восхищаясь его мужеством и крепостью желудка.
А вот «краснушку» мы потребляли вместе. И вот, как-то за бутылочкой «Анны Палны», в миру именуемой Анапой, Удав возвестил о своём знакомстве с очарвательной девушкой Таней.
— Кис, прикинь! Она в соседнем цеху уже месяц работает. А я её только вчера увидел. Пиздатая! Мы вчера с ней в кино на Крюгера ходили, а потом бухнули и я её выеб!
Я поперхнулся и Анапа пошла у меня носом.
Удав всегда излишне ругался матом, ещё с зелёных лет. А после армии ругаться перестал. Он начал им, матом то биш, разговаривать.
— Кис! Ты чо? — озаботился Удав.- Вон, водички попей.
— Ну вот, — продолжил он,- Мы решили с ней пожениться. Тебя свидетелем возьмём!
Я снова поперхнулся, но уже водой.
— А свадьба завтра? — прокашлевшись, съехидничал я.
— Ты чо! — не заметив ехидства удивился Удав. — Мы только на следующей неделе заяву в загс подавать пойдём. Завтра после шести чтоб у меня был! Я вас познакомлю.

На следующий день, после работы я забежал к бабушке, поболтал по телефону свои отведённые десять минут со Светкой и, купив коняка, всё же знакомство с девушкой лучшего друга, потопал к Удаву.
Пришёл к нему не в обещаные шесть вечера, а чуть раньше.
Позвонил. Тишина. Позвонил ещё раз. Дверь открыл растрепаный, по пояс голый и взмыленый Удав, на ходу застёгивающий ремень на джинсах.
— Кис! Чо как рано?
Все его обращения ко мне, включая приветствия, неизменно начинались с «Кис, чо…». Именно он мне и дал прозвище Киса, из-за моего сходства, по его мнению, с Кисой Воробьянинывым из «Двенадцати стульев».  Был такой случай, когда я, дурачась, надел дедову шляпу. При моих, только начинающих рости, усах и круглых очках, сходство, наверное, было большое.
— Кис! Чо как рано?… Забегай.
Я прошёл. Из его комнаты струился густой красный свет. В разгаре солнечного летнего дня, пусть не дня, пусть вечера, это выглядело крайне неестественно.
Окно комнаты было занавешено пледом. На гардинах висели два красных фонаря для фотопечати, приглушённо играл «Сектор газа», а на диване сидела взлохмаченая девушка, смущённо почёсывая кончик носа.
— О, блин! Амстердам! — вылетело у меня. Удав за моей спиной идиотски заржал.
Густой красный свет сглаживает недостатки лица, а по сему, девушка показалась мне довольно милой. Эдакой романтичной таинственной незнакомкой. Но, когда Удав снял с окна покрывало и потушил фонари, я чуть не подпрыгнул. Передо мной, скромно улыбаясь, сидела закадычная подруга Лидочки. Она училась в параллельном классе, лично я её не знал, но, постоянно видел её в компании нашего классного уёбища. Воистину, мир тесен!
— Кис! Чо, знакомься! Это Танюха, моя будующая жана. — Удав любил, стилизованный под деревенский, слэнг. Меня от этого немного коробило.
«Будующая жана» глупо хихикнула.
— Танюх! Это Киса. Тёма, короче.
— Очень приятно! А я тебя знаю. Мы параллельно до шестого класса учились. Я потом в другую школу перешла. — отозвалась Танюха и облизнула меня таким масленным взглядом, что мне стало не по себе.
Я скинул с плеча сумку и достал коньяк.
— Кис! Чо ты на этот клоповник тратился? На эти деньги можно было бы два пузыря водяры купить. — прогундосил Удав, с готовность доставая из серванта три губастых стакана.
— Рюмки тащи, чудо! — возмутился я. — Два блюдца и ножик.
Я положил на письменный столик шоколад и лимон.
— Аристокра-ат, ебёныть! — выделяя букву «о» в слове аристократ, протянул Удав, улыбаясь, и потопал на кухню.
— А ты меня помнишь? — дыхнула на меня лёгким перегаром Танюха, посаживаясь поближе.
— Помню. Ты мне тогда нравилась. — соврал я. Если честно, помнить-то её я помнил, но особого внимания на неё не обращал. Она напоминала мне симпотичную деревенскую девку из старых советских комедий, а такой тип не очень мне нравился.
— А сейчас нравлюсь?
«Бля-а-а-а! Чо за развод!», подумал я, а вслух произнёс:
— А сейчас ещё больше. Бать! — это уже обращаясь к Удаву. Удавом его звали ещё со школы, но в узком кругу друзей называли Батей, потому как он был самым старшим в нашей компани.
— Бать! Ты где провалился? — крикнул я. Мне было как-то не по себе наедине с Танюхой.
— Да, блядь, все ножи тупые! — отозвался он.
— Блядь, пока в армейке был, отец совсем на всё забил. Канализация засорена, ножи не точены! — он вернулся с кухни с блюдцами и ножом, и продолжал бубнить. — Я, хуй знает, где рюмки!  Кис, чо, давай из стканов.
Мы пили «Белый аист», плеская его на донышки стаканов. Болтали. Удав снова и снова пересказывал одни и те же истории из армейской жизни. По ходу эта армейка крепко его заклинила. Танюха весь вечер плотоядно косилась на меня. Да уж! Повезло Удаву с избранницей, нечего сказать…

На вледующее утро я спешил к Светке. Закончился срок её домашнего ареста и мне нетерпелось увидеться с ней. Была суббота, жарища. Я хотел тут же вытащить её на городской пляж.
Дверь открыла её бабушка.
— Здрасти, тёть Оль! Света проснулась?
Бабушка печально вздохнула и как-то виновато посмотрела на меня. Она была противницей Светкиного заточения и, в отличае от Светкиных родителей, очень хорошо ко мне относилась.
— Вчера вечером на скорой увезли.
— Как на скорой?! — меня как током ударило. — Что случилось?
— Живот у неё вчера разболелся. Температура 38. Вот, увезли… Подозрение на апендицит.
— Тёть Оль! Как её найти?
— Первое хирургическое в центральной. — отозвался из-за бабушкиной спины Светкин отец. — Проходи. Кофе попьём, вместе поедем.
Мы молча пили свежесваренный кофе, Светкин отец не любил растворимый, не глядя друг на друга. Кофе был замечательный, ароматный. Но, меня это мало радовало, как и то, что Светкин отец предложил ехать в больницу вместе, как одна семья. Я был крайне огорчён и обеспокоен Светкиным здоровьем. Вот, сейчас вскроют мою девочку, изуродкют шрамом живот. Да, мало ли что не так пойдёт!

Светка вышла к нам в приёмный покой и озадачила нас другой новостью. Рентген показал, что ни какого  апендицыта у неё нет. Зато явное подозрение на пиелонефрит — воспаление почек. Её переводят в терапию на обследование на двадцать один день. Ещё не легче! Апедицыт вырезали и всё. Пусть и шрам останется, а вот пиелонефрит может остаться на всю жизнь. В чём, в чём, а в заболеваниях почек я разбирался.
Так из одной тюрьмы, домашней, Светка попала в другую — больничную.

После работы я каждый день прибегал к ней и мы допоздна бродили по больничному скверу. Знакомая медсестра, (я сам дважды лежал в терапевтическом отделении, кося от армии и кормя шоколадом мнедсестричку Юлю), дала мне на пару часов ключ от запасного выхода, с коего я сделал копию.
А потом я шёл домой или к Удаву, у которого родители на месяц уехали в деревню.
Однажды, за сверх урочную работу мне дали два дня выходных. И вот, в первый из них, я пошёл с утра к Светке в больницу. Но, до обеда у неё были процедуры, потом должны были повезти в другую больницу на гастроскопию. Короче, до вечерних часов посещения, мне не представлялось возможным с ней увидеться.
Удав был на больничном. Что ж. Пошёл к нему.
По пути встретил его Танюху. Она топала своей обезьяньей походкой с двумя огромными сумками в руках. Сразу вспомнилась заводная обезьянка с двумя чемоданами из кинофильма «Приключения Электроника». В голове зазвучала песня
«… В целом мире лишь одна я,
Вот такая заводная…..»
Танюха и заявила, что Удав с вечера поехал к родичам в деревню, но, должен вот-вот вернуться. А она переезжает теперь к нему и его родичи не против. Идти было некуда и я воспользовался предложением Танюхи подождать его у них дома.
Помог ей затащить на шестой этаж её сумки (лифт не работал), и, пока она вытряхивала из них своё шмотьё, распихивала его по шкафам, я хозяйничал на кухне. Мы с Удавом с детства были как братья. У меня даже ключи от его квартиры были. А у него от моей. Поэтому у него на кухне я себя чувствовал как дома.
Положил охладиться две «Анапы» в холодильник и приступил к жарке купатов.
Освободившаяся от тряпичных дел Танюха курила на кухне и с любовью во взоре наблюдала за моими хлопотами. Через некоторое время изрекла такое, что мне тоже захотелось закурить.
— Так её жарить надо! А я попробовала эту колбасу — хуйня-хуйнёй!
Мда-а-а!
Слово за слово, разговор как-то завязался. Прохладная «Краснушка» не плохо пошла под купаты и я понял, что, даже вторая бутылка не дождётся возвращеня Удава.
Вот она подошла к концу. Я закурил, а Танюха утопала в комнату Удава. Через некоторое время она позвала:
— Кис! Чего на кухне-то сидеть? Иди в комнату, телик посмотрим.
Я прошёл в комнату. Танюха уже переоделась в короткий мятый халатик.
Я чувствовал, что прилично захмелел.
— Танюш! Я пожалуй домой пойду.
— Да подожди ты! Он скоро приедет.
— Да это скоро уже часа три, как скоро.
— Ну, посиди! Знаешь как одной в чужой квартире скучно.
Я вздохнул и присел на диван. Танюха плюхнулась рядом. Закинула нога на ногу, обнажив до самой задницы круглую волосатую ляжку.
— А ты правда меня помнишь?
— Конечно помню! Ты в «Б» училась.
— Точно! Тебе от Лидки привет!
— Ага! Ей тоже!
Мне ни когда не нравились не эпилированные конечности, какими бы они стройными и сексуальными ни были. Но, мой взгляд периодически соскальзывал на Танюхину ляжку. Да уж… Алкоголь давал о себе знать.
Танюха яано замечала мой взгляд и периодиески тянулась в сторону от меня, чтобы переключить на очередной канал. При этом ляжка оголялась ещё больше и больше, но полосочка трусиков так и не прявлялась. Я почувствовал, как твердеет у меня в штанах.
— Ну, всё, Танюш! Мне действительно пора! — я попытался, было, подняться, но Танюха взяла меня за руку.
— Кис! А я правда тебе нравлюсь больше, чем раньше? — с томной хрипотцой произнесла она.
Гляди-ка! Запомнила мои слова! Я понял к чему она клонит. И понял, что жутко хочу секса. И, что мне уже становится всё равно, что она не в моём вкусе и что она будующая жена моего лучшего друга.
— Да. — выдавил я, понимая, что не я, а меня сейчас трахнут.
Как бы в подтверждение моим мыслям, Танюха положила мою руку себе на ляжку и поводила ею вверх-вниз.
Сперма стрельнула мне в голову и я слегка стиснул Танюхину ляжку.
Танюха подчёркнуто шумно вздохнула и, шевельнув рукой бортик халата, немного обнажив свою крупную грудь.
Моё воображение тут же нарисовало вокруг нас деревянные стены свинарника, вместо дивана копна прелого сена, вместо серванта длинное корыто, возле которого чавкали довольные хрюшки. Я мотнул головой отгоняя наваждение. Вместо наваждения пришла животная страсть.
Я рывком встал, за руки поднял Танюху, скинул с её плечь халат, под которым и не пахло нижним бельём, стиснул рукой пышную, но, немного отвисшую грудь, и поцеловал Танюху взасос. Та тут же попыталась засунуть свой язык мне в горло и начала им лазать у меня во рту, будто искала, застрявшие у меня между зубами, кусочки съеденых недавно купатов. От всего этого у меня поднялась тошнота. Тем временем руки Танюхи проворно растегнули мой ремень и через мгновение мои брюки вместе с «семеными» трусами свалились на пол. Танюха взяла в руку мой окаменевший член и начала разминать его как пластилин перед лепкой. Из её рта раздавалось сиплое, полное возбужденя, дыхание с запахом перегара, курева и ищё чего-то, крайне не приятного.
Не в силах больше терпеть её дыхания и своего возбуждения, я резко развернул Танюху к себе задом и легонько толкнул её в плечи. Она послушно наклонилась, уперевшись руками в диван и чуть расставив ноги. Я с размаху вошёл в её мокрую и скользкую промежнось, даже не помогая себе руками. Танюха выдала такой нечеловеческий стон, что я чуть тут же не кончил.
Я крепко схватил её за пухлые бёдра и быстро заработал тазом, стараясь не обращать внимания на резкие запахи не мытого тела. Но, носу, как и сердцу не прикажешь. Эти запахи били в нос, всё больше и больше поднимая тошноту. Я постарался дышать ртом. Но, это мало помогало. Я почувствовал, что мой член потихоньку начал опадать. Это почувствовала и Танюха. Она соскочила с меня, развернулась ко мне лицом и, присев на корточки, принялась орудовать ртом. Я заметил на своём причиндале какие-то белые творожистые комочки, некоторые из них прилипали и размазывались по губам Танюхи. Почувствовав, что меня сейчас вырвет, я зажмурил глаза и попытался сосредоточиться исключительно на приятных ощущениях.
Танюха неистово работала ртом, помогая рукой и больно царапая мою, вновь оживющую плоть, зубами. Я постанывал. Постанывал в равных долях от удовольстви, боли, страха и отвращения.
Приведя моего бойца в положение «смирно», Танюха вновь развернулась ко мне задом и сама насадилась на мой кол. Я вновь заработал тазом.
Через минуту по Танюхе начала пробегать конвультивная дрожь, как подрагивает боками лошадь, сгоняя с себя надоедливых мух. Я понял, что она близка к финалу и, что есть силы вогнал в неё свой член, стараясь достать как можно глубже. И в это мгновение она…
Пёрнула!
Не не шепнула, не пустила голубка и даже не пукнула.
А именно, по скотски, пёрула, обдав меня таким неимоверным смрадом, что я тут же отскочил от неё, как от раскалённой сковородки.
Ни слова не говоря, я, подхватив брюки, бросился в ванну. Там меня обильно стошнило. Я, насколько можно тчательно, вымыл свои причиндалы, оделся и пошёл вон из квартиры.
— Кис! Ты куда! — подала из комнаты голос Танюха. — Ну, ищвини, я случайно!
Я сделал неопределённый жест рукой и вышел из квартиры, захлопнув за собой дверь.
Я почти бежал домой, матеря себя на все лады.
Ну, это надо! Наконец-то потерять свою девственность. Но, с кем! Но, как!
Животное!
Придя домой я наполнил горячей водой ванну, вылив в неё целый флакон шампуня. Плюхнулся в неё и сидел пока вода не остыла, куря сигарету за сигаретой.
Потом трижды вымылся мочалкой и почистил зубы. Ощущение чистоты так и не пришло.
ЖИВОТНОЕ!
Напившись крепкого кофе с лимоном, хотя счетаю лимон и кофе вещами не совместимыми, я отправился к своей юной, чистой, ароматной, нежной, гладкой, стройной, девственной, любимой и любящей Светлане.
Шёл пятый час вечера и она уже с нетерпеньем поджидала меня на нашей лавочке в больничном сквере. Я плюхнул ей на колени связку бананов, легонько поцеловал в губы и сел рядом.
Боже! Каким подлецом я себя чувствовал! Перед ней. Перед Удавом.
Света почувствовала моё тягостное состояние, толкнула меня плечём и спросила:
— Тём! Что случилось?
Я мысленно перекрестился, глубоко вздохнул, и выгрузил всю правду-матку. ВСЁ! Всё с чего началось и чем закончилось. Опустив, правда, детали.
После долгого молчания, Света вздохнула и сказала:
— Хорошо, что честно признался. Молодец, что не утаил.
— Прости меня, Свет….
Она вновь толкнула меня плечём, что говорило о том, что я прощён.
Когда мы поцеловались на прощанье, Света, не глядя мне в глаза спросила, как бы шутя:
— Ну, и как тебе с Танюхой?
Я достал сигарету, прикурил и, пожав плечами, ответил:
— ЖИВОТНОЕ!
Потом подумал и добаил:
— Вот только кто?…. Она?…. Или я?

продолжение в рассказе «To Be, or Not To Be?!?!»