Приятель Вовки Макарова Сашка Капко, бывший охранник, закончил краткосрочные курсы по акушерству и гинекологии и открыл гинекологический кабинет. А вот сантехнику для него выбрал неудачно: раковина то и дело засорялась. Недавно позвонил, приди, прочисти. Пришел…

Сашка уже сидел, как на иголках.

— Слушай, скоро тетки подвалят, а мне по контрольным службам пробежаться надо: дать пожарному, санэпидстанции, ну, и еще кое-кому. Побудь за меня, а?

— Да я же слесарем работаю, да и институт закончил по технической специальности.

— Скажешь, что ты – стажер. Главное, вели им раздеться догола, усади в кресло, поковыряйся в пизде для виду и в карточку запиши какую-нибудь хуйню. А я потом разберусь.

Он скинул халат и исчез за дверью, а Макаров остался наедине с забитой раковиной, которую он так и не успел прочистить, и сооружением под названием «кресло гинекологическое», которое пока пустовало. Правда, недолго…

Первой, как к себе домой, без всякого вежливого стука в дверь, пришла массивная старуха. Вошла крупными шагами и плюхнулась на стул возле докторского стола.

С такими бабками Вовка уже неоднократно сталкивался во время своей недолгой сантехнической работы. Этим лучше сделать все, либо сразу убежать.

— Здравствуйте, мадам! – как можно более радостным голосом произнес Макаров. – Что Вас беспокоит?

— Ишь ты, мадам! – разинув жабий рот, проворчала старуха. – Товарищ я, а не мадам!

— Ооооочень хорошо! – протянул Вовка. – Здравствуй, товарищ! Что у тебя?

— Сиськи растут. Вот что беспокоит!

— Так это не по моей части, – скривился Макаров. – Это к хирургу надо. По моей части – пизда!

— Да ты хоть посмотри, милок! – слезным голосом попросила старуха. – А то так тяжко!

— Охотно посмотрю! – заверил ее Вовка. – Проходите за ширму, раздевайтесь.

Она с грацией парового дредноута проследовала за ширму и уже оттуда проворковала особенным грудным голосом:

— Так все и снимать?

— Все! – твердо ответил Макаров. – До последней нитки и тряпочки.

— Чудной ты! – сказала старуха и зашуршала черным платьем с белым воротником.

О, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух! – про себя процитировал классика Макаров и отправился за ширму вслед за бабкой. Вдруг ей нужна была помощь? И не ошибся!

Она уже сняла платье, бросила его на кушетку и теперь мужественно боролась с необъятным бюстгальтером, похожим на два рюкзака, соединенными друг с другом веревками. Многочисленные застежки на широкой, как печная заслонка, спине, никак не поддавались, и гинеколог Макаров предложил свою помощь.

— Да, уж постарайся, сынок!

Вовка обошел, как обходят памятник или рекламную тумбу, старуху и зашел сзади. Да уж, крючков и кнопок на бабкином «лифчике» было больше, чем на баяне. Макаров начал играть на этом «баяне», неторопливо расстегивая крючки и нажимая на кнопки. Старуха поеживалась и похрюкивала, не то от нетерпения, не то от удовольствия. И, наконец, последняя! И в ту же секунду Макаров услышал мягкое, но громкое: шлеп, шлеп!

— Вот вы и на свободе, мои лебедушки! – проворковала бабка и сняла, по очереди поднимая толстые руки, гигантский бюстгальтер и эффектным жестом танцовщицы у шеста отбросила его в сторону кушетки.

— И портки снимать?

— А как же! Там самое интересное!

— А ты – шалун, товарищ! – заметила бабка, стягивая одну штанину черных до колен панталон.

— Я – специалист! – гордо заявил Вовка, устремив указательный палец к небу.

Он скромно умолчал о том, что он специалист по ПТУ, то есть, по подъемно-транспортным устройствам и механизмам, ибо бывших инженеров не бывает!

— А как тебя зовут, товарищ? – спросил «специалист», пока бабка прыгала на одной ноге, снимая вторую штанину.

— Лилия. А для тебя – Лилечка!

Наконец, она разнагишалась и повернулась к Вовке, как избушка, передом. Зад ее, состоявший, словно из двух столкнувшихся лун, тоже был неплох, но Лилечкин перёд был намного лучше! Ее огромные груди спускались прямо на лысый лобок, плавно обтекая круглый живот, и напоминали гигантские груши хвостиком вверх, а вместо засохших цветочков эти «груши» украшали длинные, с половину Вовкиного мизинца, черные соски, которые ему сразу захотелось намотать на этот самый мизинец.

Насмотревшись на Лилечкины грудищи-сисищи, Макаров присел.

— А волосики у тебя давно повылезли, товарищ Лилия?

— А как сиськи начали расти, так и выпали.

— Хорошо. Прошу, товарищ, присесть на креслице и ножки закинуть на лоточки.

— А не сломаю?

— Сломаешь, починим, не сомневайся, товарищ Лилия. Забирайся!

Лилечка долго кряхтела, усаживаясь, а кресло качалось и ныло: «Сейчас сломаюсь, сломаюсь!». Наконец бабка закинула толстые ноги на подножники и, раскорячившись, замерла. Да-а-а-а! Ее гениталии больше всего каракулевый пирожок, который так любили носить зимой вожди КПСС, правда, без меха, украшенный большим, как средний мужской палец, клитором, который загораживал ее щель. Вовка включил лампу и сказал: «Подержи!» и ткнул пальцем в клитор. Но она поняла по-своему, захватила похотник в кулак и принялась его яростно дрочить, открывая и закрывая маленькую головку. И, пока Лилечка занималась этим увлекательным делом, Вовка внимательно разглядывал ее щель. Она, как и все у этой Лилечки, была огромна и простиралась от дырки заднего прохода до лобка и выше, рассекая его пополам. Макаров раздвинул толстые, как бананы, губищи, узрел открытое, темное, как нора барсука, влагалище и понял, что внутри этой бабки, пахнувшей сырой землей, ему точно делать нечего.

— Лилечка, ты замужем?

— Да.

— И давно?

— Очень. Сейчас посчитаю.

Она, не переставая дрочить клитор, принялась считать вслух. Лиля сбивалась, начинала сначала. Первый раз у нее получилось сорок лет, второй – сорок восемь, а третий – вообще пятьдесят. Тут на нее накатил оргазм, ее затрясло, и она совсем забыла о замужестве и других светлых датах. Вовка всерьез испугался за сохранность учетной единицы «кресла гинекологического – одна штука». Но о цели визита к врачу Лилечка не забыла, и когда ее немного отпустило, она спросила, задыхаясь;

— А что же мне с сиськами-то делать?

— Давай рассуждать логически. Всякая живая ткань, когда растет, получает питание из крови. Так?

— Так, – перекладывая груди с места на место, согласилась Лилечка.

— Значит, если перекрыть питание твоим сиськам, они должны, по крайней мере, перестать расти. Так?

— Ну, так.

— Найди где-нибудь резиновый жгут или, еще лучше, трубку, и перетяни сиськи потуже.

— А поможет?

— Какая ты недоверчивая, однако! У тебя дома цветы есть?

— Есть.

— Если их не поливать, они завянут?

— Да! – обрадовалась товарищ Лилия, соскакивая с кресла.

И длинные груди тяжко хлопнули ее по животу.

Она, кое-как одевшись, гулкой рысью першерона удалилась со словами: «Пойду в хозяйственный магазин трубку искать!».

Вот и славно, вот и хорошо, подумал Вовка и решил вымыть руки, но вовремя вспомнил, что раковина забита, и ограничился гигиеническими салфетками. Уселся отдохнуть, попить чайку с Сашкиной китайской заваркой, но одиночество было недолгим.

Чайник уже закипал, когда Вовка Макаров почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Он оторвался от газеты и увидел некое существо женского пола, которое немедленно перестало его разглядывать, и уткнулось взором в пол. Существо было в короткой синей юбочке, беленькой кофточке и красненьких туфельках на босу ногу. Оно молчало. Макаров отбросил газету, которая, шурша, как большой осенний лист, упала на пол.

— Итак?

Существо испуганно пискнуло и покраснело, как туфельки.

— Вы, деточка, поликлиникой не ошиблись? Горлышко болит? Вам, девочка, в детскую надо!

— А…а, – птичьим голоском начала чирикать деточка.

— Если заикаетесь, Вам к невропатологу или психоневрологу, а здесь лечат женские болезни, наблюдают беременность и вообще!

На бледно-конопатом девчоночьем личике отразилась мучительная борьба с самой собой, и, наконец, она произнесла:

— Я по поводу беременности…

— Вот как, интересный случай! – обрадовался Вовка. – Залетела, что ли?

— Залетела? Куда?

— Да все туда же. Летел-летел воробышек, да в форточку и залетел! На каком месяце?

— Две недели…

Макаров напряг все свои скудные познания в области акушерства и гинекологии и изрек:

— Рано еще судить. Может, просто задержка менструаций. Вы ведете женский календарь?

— Я две недели замужем…

— А вот как! – обрадовался Вовка. – Интересно, а лет Вам, сударыня, сколько?

— Восемнадцать.

— А мужу?

— Тоже. Скоро будет.

Она заторопилась, зачастила, путаясь, сбиваясь и отчаянно краснея.

— Ему скоро в Армию, так мы решили родить ребенка, а лучше двух, чтобы ему в Армию не ходить, а пойти в институт. Мы и поженились из-за этого, чтобы все законно было. Ему отсрочку дадут, а потом вообще освободят. Только он боится…

— Чего? Армии?

— Нет. Мне больно сделать. Я – девственница!

На этих словах у девицы словно сели батарейки, тонкие ручки повисли вдоль тела, а пунцовый стыдливый румянец сменился снежной бледностью, как луна зимой в зените.

— Так у вас после свадьбы секса не было?

— Нет. Я же говорю, что он боится…

— А от меня Вы чего хотите? Чтобы я заменил Вам мужа и произвел волшебное действо под названием «дефлорация»?

— Мы слышали, что это можно сделать оперативным путем…

— Только по медицинским показаниям! Или по обоюдному согласию. У Вас что, очень прочный гимен?

— Я… я не знаю…

— Ну, тогда за ширму, полностью раздевайтесь, залезайте на кресло, и ноги шире! Или мне самому Вас раздеть и усадить?

Она опять пискнула: «Ой, нет!» и убежала за ширму.

— Вас как звать-то?

— Оля, а что? – ответила она, шурша одеждой.

Вовка не предполагал, что снимать кофточку, под которой ничего не было, юбку и какие-нибудь трусы можно снимать так долго.

— Ну?

— Я, кажется, готова, – робко послышалось из-за ширмы.

Оля, и, правда, справилась на отлично. Она, обнаженная, полулежала в кресле с разведенными ногами, но была бледна, как привидение. Макаров закрепил ее руки и ноги с помощью ремешков, а потом, подумав, закрепил девичье тельце еще и у пояса. Теперь можно было приступать к дефлорации. Сначала «специалист» предполагал Олю просто оттрахать, но советские инженеры не ищут легких, а тем более вульгарных путей. Резать детку скальпелем, как какой-нибудь Джек-потрошитель? Да ну, нафиг! А что требовалось? Всего лишь прочистись детородные пути от ненужных деталей! И пытливый ум инженера широкого профиля заработал!

Прежде всего, Макаров осмотрел «поле битвы с природой». У девицы Оли все было маленькое. Маленькие грудки с малюсенькими сосочками, крохотная щелка с точкой-клитором и дырочкой влагалища. И целочка ее тоже была тонкой, и в лучах яркой лампы казалась полупрозрачной. Ее предполагалось либо порвать, как Тузик – грелку, либо растянуть, как меха гармони, и сделать это максимально безболезненно. А вот, гидравлика нам в помощь! От кресла, на котором вольно раскинулась спеленутая безмолвная Оля, до раковины было не более метра. Вовка достал из своей рабочей сумки резиновый шланг и закрепил его на кране засоренной раковины, предварительно с помощью пальца измерив температуру воды. Она, по Вовкиному разумению, должна быть теплой, но никак не горячей. Он аккуратно вставил наконечник промывочного шланга в Олино влагалище, и когда оно заполнилось, а Оля блаженно закатила глаза, приступил к главному. Макаров торжественно извлек из глубин своей сумки сантехника главное орудие «короля воды, говна и пара» вантуз! Он повертел, примеряясь, возле Олиной вульвы широкую резиновую часть инструмента и, выхватив из влагалища шланг, присосал вантуз к мокрым девичьим губкам. Оленька охнула и благополучно отрубилась, на время перейдя в объятия богини Синкопы, если таковая имелась в обширном пантеоне древнегреческих богов. А слесарь-гинеколог вовсю орудовал вантузом, влагалище хлюпало, сжимаясь и расширяясь под беспощадными ударами гидравлического столба, а девица постанывала, постепенно приходя в себя:

— Вася, Вася, я вся твоя!

Закончив нехитрую процедуру прочистки, Вовка Макаров убрал вантуз в сумку, скрутил промывочный шланг и похлопал девицу по щеке. Из ее изрядно покрасневших нижних губок в подставленный тазик тонкой струйкой вытекала прозрачная жидкость без примеси крови, а она, блаженно улыбаясь, сказала:

— Как хорошо! А ты, Вася, боялся, что мне будет больно!

— Ну, вот и все! – ласково сказал Вовка. – Современная наука делает чудеса!

Она беспокойно завертелась в своих путах и спросила:

— Уже все?

— Естественно.

— А что Вы делали?

— Это секрет! – важно надув щеки, ответил Макаров. – Метод еще не запатентован и проходит клинические испытания.

Он расстегнул ремни и выпустил Олю на свободу. «Flay, robin, flay!», как пелось в одной старинной песне. В общем, лети, малиновка, лети!…

Когда вошла третья посетительница, у Макарова захватило дух! Такой женщины у него еще не было! Внимательная, молчаливая Марина Блинова, интеллектуальная любительница английских сеттеров Лариса Мулькина, рыжая толстушка Ирина Сенченко, все они были не такие. Да, эта дама была немолода лицом, хотя и умело подкрашенным, но фигурой, едва прикрытой тонким трикотажным платьем, она решительно отличалась от женщин Вовки Макарова, как отличалась от какой-нибудь Маши-птичницы Венера Милосская, вышедшая из-под резца Праксителя. И, естественно, любитель всего красивого и гармоничного инженер Макаров тут же дал себе слово, что эта женщина будет его. Чуть позже, но здесь, прямо в гинекологическом кабинете.

— Итак? – спросила дама, подбоченясь.

— Какие проблемы, мадам?

— В последнее время я охладела к своему мужу

— Неудивительно! – развел руки Макаров. – Время сейчас трудное…

— Я не о времени. Я – о себе. Стало неинтересно заниматься сексом.

— Поменяйте партнера.

— Пробовала. То же самое. Он трудится, пыхтит, потеет, а мне смешно! Словно у меня внутри все умерло…

— Аборты были?

— Два.

— Последствия?

— Вроде без последствий.

— Я должен произвести пальпацию и определить иннервацию с помощью манипуляционно… – проблеял Вовка.

— Скажите проще, что хотите меня пощупать! – понимающе улыбнулась дама.

— Только как врач.

— Ну, какой же вы врач? Вы…

— Я – стажер! – быстро сказал Вовка. – Раздевайтесь, мадам!

(Окончание следует)