После внеурочных занятий с Игорем Васильевым Вера словно обрела свободу. Она не шла, а летала и улыбалась первому встречному. А еще ее движения обрели округлость и плавность. Предстояли экзамены, их было много, но Вера их не боялась. Потому что ее вызвал директор школы.

Он с каменным лицом сидел в высоком кресле с «ушами» и почти не смотрел на Никонову.

— У меня есть связи, – сказал директор. – Я могу позвонить и устроить тебя в педагогический техникум сразу на третий курс. Только… загляни-ка под стол.

Вере было нетрудно нагнуться. Там в полутьме качался директорский член. Вера не думала, что у стариков может быть такой член, огромный, сине-белый, жаждущий…

— А что мне делать? Подрочить?

Вера давно знала это слово, она дрочила себе, дрочила Игорю, дрочила его матери.

— Возьми его в рот, девочка, – еле слышно сказал директор и снова замер в ожидании. – И соси.

От директора Владлена Ильича Просторова пахло: сильно – табаком (он курил трубку), слабее – вином (он иногда пил прямо в кабинете) и совсем немного кислой плесенью. Член его по вкусу был омерзителен, похож по вкусу на протухшую селедку, и Веру едва не вытошнило завтраком ему на мятые штаны. Вероятно, он уже не воспринимал так остро, как Васильев, женский язык на уздечке, потому и кончил почти молча, только задышал тяжело, словно поднялся по лестнице. А вот спермы у него оказалось только немного меньше по количеству, чем у Игоря. «Об экзаменах не беспокойся», – сказал Просторов. – «Я устрою так, что сдашь не ниже четверки, только отвечать заходи последняя».

И он сдержал слово. Если к математике, литературе и физике Вера еще готовилась, то к концу экзаменов она в основном встречалась с Игорем и, что называется, в ус не дула.

— Верка, как же так! – удивилась мама, разглядывая дочкин аттестат. – Ты и училась кое-как, и вместо подготовки к экзаменам гуляла, а оценки у тебя ого-го!

— Значит, мой талант открылся слишком поздно! – гордо ответила Вера.

На выпускном вечере она вдоволь натанцевалась в куче. У радиолы сидела завуч и старая дева Людмила Анатольевна, у нее было только пять пластинок, она их заводила и переворачивала по очереди. Получалось одно и то же, Вере это надоело, и она решила сбежать, прихватив Бореньку Тихова, не танцующего, толстого и то и дело краснеющего паренька. Вера махнула рукой Игорю, взяла за пуговицу Бореньку и повела на первый этаж. «Как бы нам выбраться-то, Бориска, не знаешь?», – спросила она Тихова.

Он пригладил вихры и ответил задумчиво:

— Разве что через мастерские…

В мастерских мальчики-школьники постигали основы столярного и слесарного дела, а девочки учились готовить и шить. Именно на этом уроке по домоводству Вера сшила свой первый бюстгальтер. Там же она его и примерила, вывалив наружу груди девкам на зависть. Лифчик оказался мал, и она его подарила маме на день рождения. Мальчишечья мастерская была крепко заперта, а замок мастерской по домоводству Борьке поддался почти сразу. Они вошли, и Вера изнутри закрыла дверь на стул. Странно было видеть пустынной обычно ярко освещенную мастерскую, полную стрекочущих звуков швейных машинок или стука ножей о разделочные доски. Вере стало как-то тоскливо, ей расхотелось убегать, и она сказала Борьке Тихову:

— А давай, Бориска, я тебе сошью что-нибудь?

Борька жил бедно, скудно, он предпочитал украсть, чем попросить. Вот такой был гордый Бориска Тихов. Однажды в пятом классе он украл у Алика Морозова ручку-самописку, не для себя украл, для младшего брата, и Алик его крепко побил.

— Хочешь, я тебе брюки сошью, а?

Борька потряс штанами на все случаи жизни:

— Не-а, у меня вроде есть.

— А трусы? В запас?

Как-то на физкультуру Борька пришел в старых неглаженных трусах, и учительница его прогнала. Тихов запомнил и затаил на физкультурницу обиду, о которой та так и не узнала.

— Трусы? Трусы давай, у меня пятьдесят второй! – обрадовался Борька.

— Боренька! – медленно и немного мстительно сказала Вера. – Снимай трусы, которые на тебе, я по ним, как по выкройке, раскрою сатин.

— Я не могу! – решительно замотал головой Борька.

— Почему? Стесняешься?

— Нет. Последние, физкультурные, отдал братику.

— Так я могу мерку снять.

— По штанам сними.

— Трусы по штанам? Так не делают. У тебя же все вываливаться будет!

Борька помрачнел, Борька посуровел, Борька готов был заплакать.

— У меня там нечему вываливаться!

Вера растерялась.

— Ну, тем более. Ну-ка, покажи.

— Там нечего показывать. У меня хуй, как чирей, меньше мизинца.

— Может, ты женщина?

— Да не женщина я! На, смотри!

Борька в гневе сорвал штаны и… Вера почти ничего не увидела!

Мошонка у Борьки была, там даже были яйца, а вот члена почти не было. Точнее, он был, только меньше, чем у малолетнего мальчика.

— Как тебе, Борис, не повезло! – покачала головой Вера. – С женщиной у тебя никаких шансов. Ты хоть дрочишь? Хотя его пинцетом надо брать…

— Дрочить? В обычном смысле нет. Я просто зажимаю хуек между ног.

— Он хоть встает? Да что я говорю, тут вставать нечему…

— Даже не в этом дело, – шмыгнул носом Борька. – А в том, что я так всю жизнь проживу одиноким. Вот ты пошла бы за меня замуж?

— Нет, Боря, не пошла бы. Я вообще пока не собираюсь замуж ни за тебя, ни за Игоря, ни за кого-нибудь еще. А ты жди и надейся, что обязательно найдется девушка, которая тебя полюбит. И ей неважно будет, что там у тебя там висит: дура сантиметров в тридцать или игрушечка в полмизинца. Так шить трусы или нет?

— Шить! – закричал Борька Тихов. – Шить!

Кажется, такой пустяк – мужское белье, а без выкройки, с постоянным измерением и прикладыванием заготовки в Борькиному телу Вера провозилась до рассвета. Но едва взошло солнце, Борькины трусы были готовы, и он радостно их натянул. Выпускники давно спали, спали их бывшие учителя, пошли спать и Вера с Борькой. Вера легла, укрыалсь легким одеялом и подумала: «А может быть, дело действительно не в длине члена?».

В канцелярии школы вместе со справкой о законченном среднем образовании она получила от секретаря небольшой конверт, на котором размашистым почерком Широкова было начертано: «Отдать лично в руки К. И. Гроссману, дир. пед. техникума».