Оля лежала и не видела, не догадывалась, что её груди видны и так выступают по бокам её спины… !!! и все во мне вдруг стало нежно, вдруг чувственно-похотливо. А член! он так безумно натянул плавки… и мои ладони жадно к ним! Так вдруг жадно и нежно, что Оля вся вдруг стала в мурашках и, словно, не мне:
— не надо… папа… папа… Полинка сейчас!… что, что ты…
Я рывком, щупая её груди, зацеловал её плечи, спину… Полинка крикнула, что идет и вся замерзла. Мы рванулись. Олька зазастегивала лифчик. Мы отпрянули. И Полинка как-то удивленно и наивно:
— Ой! у тебя так смешно раздулись плавки! они тебе малы, да?…
Оля невольно взглянула. Стала еще краснее. Вскочила и на Полинку полотенце. Завытирала. Заговорила, что мол вот докупалась!…

Возвращались молча. Оля с Полей сзади, я впереди… нашли машину, сели. И всю дорогу щебетала лишь Полька, что мол мы дураки так и не купались!

В тот вечер племянница долго не спала. Все вспоминала речку и мужественно выносила как Оля мажет её обгоревшие плечики сметаной… я не смотрел на Олю. но нет-нет вдруг ловил её отрывистые взгляды. взгляды какие-то совсем иные, чем прежде. Казалось, отрешенные. Казалось, каккие-то чужие… Весь как разобранный, отвечал Полинке невпопад. Нет, то чувство, то какое-то странное предчувствие — нет, то не могу сейчас описать! Её спина, мои пальцы по ней, её груди… — я даже достал водки и выпил.
Лег, но разве мог спать?

А ночью, когда они, казалось, должны были спать, вдруг знал: нет, она не спит! Она просто не может сейчас спать… она… я — ведь мы оба сейчас должны задрочить… или она уже мастурбирует?… о, господи! Что было? Что вдруг произошло?… и я, сняв трусы, встал у окна. Сначало держал их. А потом, как сжигая мосты, отбросил их на раскладушку! Нет, никакого плана у меня не было… — просто я мог только это: стоять у окна голым и ждать… Ждать её.
Хотя, остатками благоразумия, знал: Полинка здесь рядом… — Да и Оля? — что думает она сейчас в ночи… — быть может, все в кустах случилось случайным её порывом?! и она сейчас сходит с ума от стыда и уже ненавидит себя и меня… ?!!

***
В предрассветном сумраке, когда я уже отчаялся ждать и верить в это, она тихонько открыла за спиною дверь.
— Ты тоже не спишь… ? Я тоже… — её голос был словно не её…
— … Нет, тоже не спится… жарко… — не оборачиваясь, так же тихо сказал я…
Голый я перед нею.
— Я… я пришла сказать… что мы оба сегодня перегнули… завтра уезжаю. Давай забудем…
Я повернулся к ней. Член набухший, потолстевший, полустоял огибая яйца. Оля отвела глаза, она была в простыне и только… Отвела. И, тут же, вновь и уже не отводя глаза посмотрела… и увидела как мой член завставал. Сначало дернувшись. Потом заудлинняясь. И потом толстенно и сильно задравшись чуть ли не к животу… ! Яйца… я ощутил их… я вдруг как мальчишка болтнул ими… — И она отпустила простыню. И та скользнула на пол. Голые мы замерли. Голые в предрассвете… В нереальности предутра, в нереальности себя…

— Я… я незнаю что делаю… завтра ничего не будет… ни тебя… меня… мне сейчас не стыдно… совсем… ничего!… мне плохо, папа… плохо… я не хочу уезжать… поласкай меня, попутешествуй…
— ложись здесь, маленький… любимая… единственна я моя…
Оля медленно села на раскладушку. Она тяжко, и со скрипом в ночи, приняла её на живот. И её рука протянулась вдоль её тела. Потом и левая.
Кухня, зарассветало. Мне хотелось, чтобы это никогда не кончалось, вдруг не исчезло, вдруг не стало сном!… я сел к ней. Было тесно. Было нежно тепло то касаний моего бедра к её.
— … Поля… Поля может проснуться…
— … Я ей глицина дала… ты же знаешь, возбуждена после речки была… но, если — то ростыней укроемся… знаешь, она же знает, что мы врачи и ты мне массаж делаешь… главное… главное, чтобы твой… твою писю не увидела..
Я поцеловал Олю в волосы затылка. Залез обеими ладонями под её спину к грудям и замял их… Утопая в их нежности и упругости и огромности

— они очень большие, папа?… я стыжусь их… стыжусь себя всю… я толстая уродка… я не хочу жить и плачу, плачу!… и я боюсь мужчин. Всех-всех… Только не тебя!… ты столько снился мне тогда, тогда когда мама увезла!… Ой, Ой как хорошо! ой, лапай, трогай папа! И целуй меня где хочешь…
Соски её отвердели, приподнялась на локтях, чтобы мне было лучше их ласкать! Повернула лицо к моему неистовому уже члену. Коснулась губами головки его и шопотом:
— я не умею…
— девочка моя!… приоткрой…
И вдруг, в како-то отчаяянии она губами мою головку!! И зачмокала, и вдруг языком!