Весь первый час праздника Стёпе было так скучно, что он бы двадцать раз ушёл, если бы не стеснялся старосты. Староста курса Игнат сказал строго:

— По случаю почти успешной сдачи сессии всем курсом празднуем.

И Стёпа пошёл праздновать, хотя сам имел хвост по математике. И все пошли, но веселились вяло. Во-первых, не были друг с дружкой хорошо знакомы. Во-вторых, университетский зал давил молодых студентов тяжёлыми шторами, гудящим полусветом ламп-трубочек и невесть зачем посаженным в углу огромным чучелом совы. В-третьих, в углу сидел заместитель декана Грощиц, хмуро нюхавший воздух на алкоголь. Алкоголь было нельзя.

Так вот первый час Стёпе было скучно, а потом пришла Женя. Он её вроде и видел в семестре много раз, да что там, почти каждый день видел. Но в то же время как будто встретил впервые, потому что на праздник она оделась по-особенному. Ну, как по-особенному — ничего такого, просто Стёпа впервые увидел её плечи.

Она обычно носила широкие рубашки и свитера, а сейчас вдруг решилась подчеркнуть фигуру. Оказалось, что у неё есть грудь — очень отчётливая. Ног было привычно не видно в свободных складках юбки, но Стёпе было довольно обнажённых плеч и очерченного стана — ему с такой ясностью представилось её мышечное тело, что он открыл рот и некоторое время глупо стоял.

Когда Женя его увидела, она заметно обрадовалась, широко махнула рукой и стала пробираться сквозь однокурсников. Было ужасно много жизни в том, как сочеталась угловатость её движений с концентрированной сексуальностью — в глазах Стёпы — тонких плеч и острой груди.

— Привет, — сказала она радостно. — Тебя тоже Игнат пригнал?

Женя была отличница и всегда выполняла просьбы начальства — даже просто старосты курса.

Они посмеялись, как забавно получилось: «Игнат пригнал». Женя вела себя совершенно как обычно, словно на ней надет один из привычных разлапистых свитеров. А Игнат старался вести себя как обычно, хотя ошарашенно ощущал, что его тело чувствует себя, напротив, совершенно исключительно. Он влюбился в Женю в конце сентября, и сейчас впервые видел любимую девушку в открытом наряде. Разумеется, его нутро не могло игнорировать этот факт.

Они говорили обо всякой ерунде, Женя обещала помочь ему подготовиться к пересдаче, он что-то невпопад отвечал — пока Игнат не вышел в центр и не объявил, что теперь все будут танцевать. Он, видимо, пересмотрел советских фильмов — этот Игнат. Теперь так не делают — не выходят и не объявляют. Но он вышел, объявил, огляделся, увидел Стёпу и Женю и — предложил им начать.

— Ха-ха, — сказала Женя. — Ну пойдём!

Она была отличница, эта Женя.

Стёпа как-то даже немножко отстранённо наблюдал сам за собой, как внутри у него смешиваются ужас и восторг. Ужас закостенил ему шею, так что он шагал в такт, потея, уткнувшись в родинку на её плече. А восторг вскипятил живот, опустился ниже, горячо заполнил… и задышал тоже в такт танцу. Член, развернувшись, попал в дырку в трусах — ужасно глупо — и уткнулся в тугую ткань джинс.

Женя что-то говорила про пары — и танцующие, и учебные, — про каникулы, про книжки и не знала, что Стёпа сейчас слышит звук её голоса, но не смысл. А он угумкал и хмыкал, никак не в силах, разумеется, совладать с телесным восторгом.

Ему вдруг стало всё равно, что она подумает, почувствует, скажет — хотя он её любил искренне. Стёпа прижал её к себе — настолько, насколько просило его тело, свободной рукой протолкнул член — чтобы он тёрся о её живот.

Музыка очень кстати ускорилась. Женя продолжала говорить что-то, что было совершенно неважно — важно было только её плечо перед глазами, дыхание и исполнение многомесячного желания. Мелодию заштормило финальными аккордами, и Стёпа успел испугаться, что не успеет — но он бы продолжил без музыки, конечно, — но он успел. Женя почувствовала, как тело партнёра вибрирует, то подымается, то сдувается, — и поняла, что он очень любит музыку. Трясясь, Стёпа высунул было язык, но всё же не решился коснуться им обнажённого плеча.

Когда музыка отгремела, он выпустил её, весь мокрый.

— Здорово, да? — спросила Женя.

Стёпа смотрел на неё и ошалело ощущал, как остывает и делается липкой головка. «Сколько ж там?» — подумал он и поморщился, потому что теперь джинсы делали больно.

Он ещё раз посмотрел на Женю и с облегчением подумал, что теперь может смотреть на её обтянутую тканью грудь и обнажённые плечи спокойно — от них больше не пересыхало во рту.

— Я вернусь, — сказал он и отправился в туалет.