Солнце набирало силу, карабкаясь к зениту. Казалось, белые подушки облаков способствуют быстрейшему достижению небесной юдоли, собираясь вместе и подталкивая его, но солнце, ослепительное по своей сути и предназначению, тонкими золотистыми лучами разгоняло их, пробиваясь на землю.

Люба загорала, лежа на махровой простыне. Капли воды, после купания в реке, скатывались по ее телу, огибали упругие холмы грудей, впитываясь в ткань. Собирались на животике и испарялись на солнце.

Макс вышел из воды на желтый песочный берег, потряхивая головой. Он любил такие летние утренние часы, от восьми до десяти. В это время хорошо было поплавать, позагорать, скурить одну сигаретку и неспешно валять в голове разные жизненные мысли.

Он встал над телом Любы исполином, полюбовался ею и навалился сверху, схватив груди в свои руки. Сжал их, и с ткани чашечек купальника полилась вода, частично оседая на его ладонях теплой влагой:

— На этом пляже так мало предметов, вызывающих эстетическое удовольствие, что определенно не стоит портить один из них, — он отодвинул чашечку лифчика и взял бугристый сосок в свои пальцы, — хотя я не прочь и испортить.

Люба открывает глаза:

— Я бы не оставляла такой предмет без присмотра дольше, чем на пятнадцать минут.

— Я бдел, — он невинно целует ее в нос.

Она обнимает его руками за шею, и они начинают целоваться. Никто и ничто не отвлекает их. Птицы поют, легкий ветерок на заднем плане, шелест острых листьев ив: — расслабляющая музыка лета.

Бронзовое тело Любы, согретое солнцем. Прохладное, в каплях воды, тело Максима. Она была достаточно чувственной, он возбуждал и доставлял.

И доставил.

Губы оторвались от губ. Люба прикрыла глаза и любовалась картиной счастья; голубое небо и сильное тело любимого, обрамленное рамой пушистых ресниц в золоте света.

Максим пробует снять с себя пляжные шорты в огромных цветах. Но мокрая ткань сдерживает порыв. Он злиться, осознает всю катастрофичность ошибки, вскакивает, сдирает их со своих маленьких и крепких ягодиц:

— Как тебе идут эти шорты! — она протягивает к нему руки, смеется, и он падает в ее объятия.

Шорты запутались в ногах, но его член в боевой готовности. Он приставляет его к промежности Любы, закрытой тканью маленьких плавок.

— Хочешь, я встану и громко крикну на весь пустынный пляж: «Да, вчера мы трахались. Два раза. Он был неплох». Так?

— Это уже тебе решать «неплох», или «безумно хорош».

— Мы когда-нибудь отлипнем друг от друга?

— Зачем? — он смотрит ей в глаза.

Рука его отодвигает полоску купальника и член, почувствовав запах и вкус любимой пизденки, упирается в лоно. Ему не терпится окунуться в сочную норку. Медленными движениями, Макс направляет дружка. Головка, пройдя малые губки, упирается в узкую дырочку.

— Ах, как чудесно.

— Я тебя съем, — хуй вошел наполовину в пещерку.

— Ты это делаешь всегда, — она прикусывает губу и постанывает.

— Я хочу поиграть. Какая сладкая и сочащаяся пизденка у моей девушки.

— Да! Продолжай!

Входит в нее полностью. Его член головкой уперся в самое сердце влагалища.

Ногами Макс упирается в песок, пытаясь нанизать ее на своё копье судьбы. Причем, ему это удается. И, задерживает его в узкой дырочке на несколько мгновений, которых хватает для того, чтобы сладкая боль и страстное томление захлестнуло девушку. Она запрокидывает голову назад и из уст ее несутся негромкие стоны. Тело выгнулось дугой. Макс впивается зубами в ее розовый сосок, вздыбившийся в паутине ореола, и легонько прикусывает. Волна кайфа дрожью проносится по телу Любы.

Он отпустил сердце влагалища, раздробив его на мелкие зоны пульсирующего красками удовольствия. И начинает входить в нее, не пытаясь остановиться. Похоть разбирает его, он не сдерживает накала своей страсти; запаха разливающейся соками пизденки, которая с каждым разом заходится в хлюпающей агонии, скачущими в ритм вхождения, крепкими грудями девушки, с розовым пиком верхушек.

Два тела на лоне природы, с громкими криками и стонами возвращающиеся к первозданной простоте.

Вынув член из сочащейся и растраханной пизденки, Макс становится на колени и поднимает ноги девушки. Развел их в стороны и посмотрел на маленькую дырочку, раскрывшуюся ему навстречу с белесым налетом на золоте волосков. Губки, бесстыдно взирающие на него в перламутровом мареве распутства, коричневая дырочка ануса, манящая его с каждым разом сильнее и сильней.

— Как я хочу тебя, боже! — он закидывает ее ноги себе на плечи и входит тараном, сметая все на своем пути, разглаживая складки и складочки ее пизденки.

Люба кусает себя за ладонь и уносится в пик оргазма. Он долбит ее до тех пор, пока матка не цепляется в него и, расслабившись, начинает пульсировать. С криком кончает в девушку.

Два тела, пережившие приход, распластались на скомканной простыне и песке.

— Может, в речку нырнем?

— Не прочь.

Схватив в одну руку шорты, во вторую Любину, они врываются в холодную прохладу реки.

Утомленные солнцем, любовью, петляющей между лугов и полей дорогой, они возвращаются в дом Володи, брата Макса.

Пообедав с семьей брата, собираются в город. Завтра новый день и Любе пора на работу.

Она устроилась официанткой в кафе в двух остановках езды от общежития. Хозяином заведения был крепкий, сбитый мужичок. Лет ему было под пятьдесят, отличался он отменным здоровьем, как и все сибиряки, незатейливым юмором и цепким умом крестьянина, который не отдаст копейки на десятину, а приумножит ее в рубль, благодаря стараниям и упорству в работе. На два месяца принял Любу на работу, так как с наступлением лета понадобились лишние руки, в связи с выносом части кафе на улицу.

Максим забрал у нее загранпаспорт, сказав, что сделает шенгенскую визу, и они смогут выехать на несколько дней в любую страну, чтобы побыть вместе перед началом учебы. Любонька, как и все девушки, мечтала об Италии. Горячее солнце, море, соленый ветер, вершины Альп на севере, и Апеннины по всей стране. Хоть бы глазком глянуть на всю эту красоту. Париж был отложен на более торжественный момент, на состояние безмятежной радости.

Кафе находилось на тихой улочке. От пешеходной части оно было отгорожено невысоким забором из темного стекла, между секциями которого возвышались металлические вазы на длинных ножках из нержавейки. В них блистали великолепием красок нежные бархатные лепестки «анютиных глазок» от темно-фиолетового, до ярко-розового. Под навесом стояло вдоль фасада кафе несколько мягких диванов серой обивки, большие деревянные столы и удобные стулья. Под стеклянной крышей, на металлических каркасах шли полосками инфракрасные обогреватели, для вечерних гостей.

В этом зале и работала официанткой Люба и ее боевая подружка Вика.

Особенно много посетителей было во время ланча, когда все работники близлежащих заведений заскакивали перекусить, поглазеть друг на друга, вкусно поесть и, выкурив сигаретку-другую, унестись в бетонное чрево города до конца рабочего дня. Да и цены здесь не особо «кусались» в это время.

Девушки только успевали принимать заказы и носились, как угорелые. Время — деньги. Это знают все.

В один из таких нервных и суматошных дней, Люба подошла к столику, за которым сидел молодой человек в белой рубашке с распахнутым воротом и закатанными рукавами, и стильная оправа солнцезащитных очков бросалась в глаза всем. Она мазнула по нему взглядом, и сердце ее екнуло, сжалось, запасаясь воздухом и, выдало порцию адреналина, который разбежался по ее телу. Вспыхнули румянцем щеки.

— Привет, девчуля, — Вадим одарил ее белозубой улыбкой, — не чаяла меня увидеть?

— Добрый день. Мы рады приветствовать вас в нашем кафе, — она подала ему меню и винную карту. — Желаете что-нибудь заказать быстро, пока определитесь с выбором?

— Я бы заказал ваш выход в неглиже, но в этой униформе ты мне тоже нравишься… — взял меню и снял очки.

— Не надо продолжения, все понятно уже.

— Чтобы вы порекомендовали? — он поднял глаза от меню, рассматривая ее, и взглядом проводя по ее фигуре, вспоминая каждый изгиб.

— Салат от шеф-повара — тунец под кисло-сладким соусом гуано.

Вадим вскинул бровь вверх, изображая удивление:

— Я всегда знал, что есть в твоем характере что-то от очковой змеи. Бокал кьянти, воду и стейк средней прожарки, на десерт-кофе крепкий и тебя.

Заказ выполнили быстро. Люба наклонилась, ставя бокал вина на стол, он схватил ее рукой за грудь и сжал:

— Как же я соскучился по своей сучке. В конце улицы стоит мой джип, с номерами 675. Когда я закончу обедать, отпросись на перерыв, на двадцать минут. Буду тебя ждать, — сказал он, четко чеканя каждое слово.

Она махнула головой в ответ. Никто не обратил внимания на захват Вадима, все усердно стучали вилками, ножами, громко переговариваясь и смеясь.

Стейк на удивление оказался вкусным и сочным. Хотя, что может испортить стейк? Только бессмертие.

Вадим допил кофе, выкурил сигарету и, посмотрев на счет, вынул из бумажника три купюры по тысячи, захлопнул кожаную папку для счета, вышел в жаркий полдень.

— Вика, подмени меня. Я отлучусь на минут двадцать.

— Хорошо, подружка. Только быстрей, а то я и так кручусь как белка в колесе. Мою бы энергию да в коллайдер и ускорять частицы не надо! — схватив поднос с грязной посудой, она поспешила на кухню.

Люба вышла через черный вход и направилась к припаркованной в конце аллеи машине Вадима. Тысячи мыслей разрывали ее. Она строила диалоги разговора, но незримый насмешливый взгляд Вадима выбивал ее из колеи.

« — Я не буду смотреть на него. Надо поставить точку в этих ненормальных отношениях раз и навсегда», — от злости у нее пересыхает во рту и медленно сводит скулы.

— Детка, прыгай на заднее сидение. — Вадим открывает заднюю дверь салона.

Люба поднимает высоко ножку на порог джипа, и юбка ползет вверх, оголяя бронзовые крепкие бедра.

— Вадим, нам надо поговорить.

— О чем, мона ми? — его рука залезает за ворот блузки и лифчик, и сжимает пышную грудь.

Мурашки побежали по телу, им плевать на предстоящие обсуждения, намечающаяся культурная программа волнует их куда более.

— О наших ненормальных отношениях.

— Ты считаешь их ненормальными? Напротив, свежо и нетривиально. Я не люблю персонажей, рассыпающих навязшие в зубах, заезженные цитаты. Ты хотя бы молчишь благородно, что меня вырубает и возбуждает одновременно.

Люба повернулась к нему лицом, щеки ее пылали:

— Да как ты не понимаешь, я люблю Макса. Для тебя всего лишь игрушка, которую ты поломаешь и выбросишь на помойку, когда пресытишься.

— Угу… — промычал Вадим и расстегнул ремень на джинсах.

— Все что ты хотел, получил.

— Будем вызывать на товарищеский суд, — расстегнул молнию и вывалил своего дружка в полутемный мир салона.

Люба отвернулась и продолжила:

— У тебя красавица девушка, ты находишься в созвездии Садового кольца, блестящие перспективы, поколение надежды. Так какого хора тебе нужно от простушки? Давай забудем эту историю, как страшный сон. Отпусти ты меня.

— Уммм… — замычал Вадим, как племенной бык перед случкой и, приподнявшись, снял джинсы до колен.

Схватил Любу за волосы и наклонил к своему торчащему хую:

— Соси, блять. Не рыпайся, — с каждым произнесенным словом он возбуждался все больше и больше от собственной власти и упивался ею.

Люба вцепилась в головку ртом и начала лизать ее.

— Глубже соси, — и он насадил ее голову на весь член.

Девушка внезапно закашлялась и, подняв голову, размазанным ртом произнесла:

— Мне неудобно.

— Встань раком на сиденье.

Она повиновалась. Оттопырила попу и впилась ртом в блестящий и гладкий ствол.

— Ротиком медленно. По всей длине. Молодец. С каждым разом ты меня волнуешь все больше и больше. Под моим чутким руководством достигнешь блистательных вершин. О да… ммм

Люба сосала и лизала нежную шелковую плоть. Ей почему-то нравилось осознавать власть над ним в сексе. Как распускается его член в ее руках и ротике, как по венкам члена бежит жизнь, пульсируя и рвясь наружу. Когда розовая головка на гладком стволе блестит от ее слюны и язычок впивается в дырочку на ней.

— Детка, ты — супер! Продолжай. Так о чем я? Ты будешь моей столько, сколько нам отпущено провидением и счетом в банке. Полижи язычком яички. Ооооо, ебать как круто. Мне надоели высокодуховные дочки богатых родителей, которые путают Монэ с Манном, и что они знают о Париже? Галерея Орсэ, Эйфелева башня и Галери Лафайет, где они затариваются шмотками на распродажах. Аккуратней, детка, не так сильно, нежнее. Да, язычком вокруг головки, по уздечке… О пиздец, как он хочет выебать тебя. Разговаривали они с художниками за Пантеоном, попадали ли на вечеринку обдолбанных леваков, моделек, живущих нелегально уже пятый год? Они знают все о моде, подходят к моему галстуку, квартире, последней новой машине и столику в пятизвездочном отеле.

Вадим задрал Любину юбку на талию, и попа открылась ему на обозрение, такая сладкая, упругая и нежная. И этот белый кусочек от плавок на бронзе тела. Он сдвинул стринги вправо, и нащупал пальцами ее мокрую пизденку. Раскрыл губки и вонзился двумя в бушующее огнем влагалище.

— Ааааххх, — вздрогнула Люба и застонала с хуем во рту.

— Малышка, мне они не нужны. Хочу пока тебя. Соси, не отрывайся на мелочи, — сказал Вадик с изломом на губах и покровительственным снобизмом в прикрытых глазах.

Она сосала ему хуй, он ебал ее пальцами. Удовольствие и вязкий запах секса расползся по салону, накрывая их тончайшим покрывалом похоти.

В какой-то момент, Вадим вынул из сочащейся пизденки Любы пальцы, схватил ее за задницу, повернул к себе спиной, приподнял и насадил пизденку на хуй.

— Попрыгай на мне, вот умница. Шевели булками, — и ударил по ягодице рукой.

Люба оперлась ногами о пол салона, руками схватилась за спинку сиденья водителя. Таким образом, ноги Вадима оказались по обе стороны от Любы. Тугая дырка Любы стала еще меньше, и его кол входил в нее с трудом. Она скакала, как девушка в баре на механическом быке, пытаясь не сорвать с хуя в самые острые моменты оргазмов, хлынувших на нее синими огромными волнами, разбивающихся одна о другую.

Было лето, день и никто в мареве обеда не обращал внимания на прыгающую машину.

— Малышка, я сейчас кончу. Ты — Суперрррр, — захрипел Вадим, вцепился пальцами в бедра Любы и сжал с такой силой, что боль наложилась на оргазмы и прикончила Любу окончательно. Она разлилась рекой, и он кончил в этот океан бушующей страсти.

Тем временем, Максим подъехал к кафе, но припарковался дальше, так как свободных мест не было. Он начал собирать разбросанные по всему салону документы, ключи и паспорта в свою сумку. Когда он поднял голову, то увидел в лобовое стекло вылезающую из джипа Любу. Она поправила юбку и прическу, и побежала к кафе, стуча каблучками красных туфелек, не обращая внимания на прохожих.

— Чо за нах?… — он посмотрел на номера отъезжающей тачки и цифры на ней выдали в голове имя-Вадим.

Вцепившись руками в руль, он начал психовать и вести монолог, шевеля как безумный пересушенными губами. Сначала бешенство захлестнуло его, потом, откинувшись на спинку сиденья, он призадумался. И по мере успокоения, приходил план дальнейших действий.

Макс вышел из машины, надел солнцезащитные очки и, закрыв машину нажатием кнопки, направился к кафе.

Там он сел за столик и стал ждать. Она подошла через пару минут:

— Привет, любимый, — поцеловала его в щеку и раскраснелась.

— Привет, малышка. Я принес твой паспорт. Нам открыли шенген на год, отец расстарался.

— О, супер! Что ты будешь пить?

— Пожалуй, зеленый чай, — и он положил на столик ее паспорт.

— Отблагодарю позже, любимый. — Люба взяла паспорт и ушла выполнять заказ.

« — Конечно, отблагодаришь», — он достал телефон из кармана брюк и набрал номер:

— Нам надо поговорить, привет.

На том конце провода, ему ответили и назвали место встречи.

— Хорошо, буду.

Был понедельник, у Любаши выдался выходной, и провести его она планировала в торговом центре, а ближе к вечеру встретиться с Максом у него дома. Но ее планы прервал звонок Вадима: — Жду тебя сегодня у себя в пять. Может, и получишь индульгенцию, барин сегодня в благолепии.

Выключив телефон, Люба подумала о том, что такое прощение она не смогла бы заработать, даже если бы получилось продать все женское население одного общежития на горную базу геологов.

На душе у нее стало веселей, она распланировала свой день и направилась в торговый центр. Там висело на распродаже ярко красное белье. Решила его купить, потому что нежные оттенки перестали ее волновать с некоторых пор, а тут, цвет жесткого секса.

Иногда ей казалось, что Вадим вселяет в нее больше оптимизма, чем Максим. Но это только казалось. Жесткость Вадима заводила ее больше нежности Макса, но все же, будучи девушкой молодой и верующей в созидательность женского счастья, жаждала эйфории от любви, розовой ванили обожания и мечты ее уносили к карамельным берегам безоблачного семейного счастья.

Казалось, что вся эта история дурной сон, и сегодня ее отпустят. Безысходная попытка приукрасить отвратительную реальность.

Надев новое белье в примерочной кабинке, девушка залюбовалась собой. Красный цвет очень шел к ее загорелой коже и белым кудряшкам волос.

— Красная помада и образ сексуальной блонды мне обеспечен. Хотя, что это я так стараюсь? Ради кого? Последнее свидание пусть запомнится барину на всю жизнь.

Тональность была задана и, оплатив покупку, Люба вышла из центра. Сев в такси направилась к своему экс Люциферу, втайне надеясь, что мечты сбываются, стоит только этого захотеть.

Она набрала номер Вадима, и он вышел во двор, заплатил за такси.

Поднимаясь в лифте, он пожирал ее глазами. Люба засмущалась и раскраснелась.

— Что ты, как целка, напряглась? Не писяй, малышка, Минотавр тебя не съест. Сначала надо поиграть с жертвой, а там посмотрим, заслужила ли она остаться в живых.

Она подняла на него глаза, и в них стояли слезы:

— Ты же обещал.

Город постоянно унижал ее, словно напоминая, что она, в прошлом отличница и любимица, теперь всего лишь «понаехали». Если столица для кого-то олицетворялась с Кремлем, Гумом, или Храмом Христа, то для нее она ассоциировалась с держащим ее на поводке шантажа, Вадимом.

Они прошли в квартиру, играла музыка и два фужера, наполненных красным вином стояли на стеклянном столике.

— Мило. Проводы?

— Считай, прощание со славянкой. Хотя глупо было бы тебя отпускать, но все же, может в твоей судьбе сыграет существенную роль тот факт, что ты мне все же нравишься. Задумайся, голуба. Чиз.

Он обнял ее за плечи и подвел к окну:

— Какой замечательный вид открывается. Не находишь? Я хотел бы впечатать этот вид в свою память, но видоизменив его; с твоими роскошными сиськами на стекле.

Он встал позади нее и начал тереться пахом о Любину попу. Затем задрал юбку.

В это время, Макс, обуреваемый жаждой мести, мчался к дому Вадима. Желваки его ходили ходуном, губы были искусаны до крови. Он ненавидел себя за то, что Люба его обнулила. Лишила какой-то значимости, засунув в шеренгу ебарей. Где-то, в глубине души он надеялся на другой исход, в какой-то тысячной вариации развития событий, он все еще любил ее, и надежда мелькала как искра, но тут же тухла, унесенная злобой.

Шлагбаум ему открыли, признав по номерам друга жильца. Он поставил машину, вышел из нее и, поздоровавшись с вахтером, вызвал лифт.

Под юбкой оказались кружевные трусики красного цвета:

— Детка, ты распускаешься на глазах, как роза. Еще не обсохли маленькие капельки на розовой нежности бутона, как он начал раскрываться, неся миру яркие формы. Я тащусь. — Хлопнул ее по упругой половинке рукой.

— Это сюрприз радости к последней нашей встрече.

— Хм, — он стянул с нее трусики, они скользнули по длинным ногам и упали на носки острых туфелек. Схватив одной рукой ее за грудь, зарыв голову в волосы, второй рукой он прошелся по киске. Погладил ее, поиграл с золотом волосков, пронесся кончиками пальцев по маленьким губкам и вторгся вглубь. Начал перебирать ими внутри, нагоняя похоть. Пизденка потекла соками, оседая на пальцах, сочась по ним.

Он наклонил ее вперед, вынул пальцы и ударил ладошкой по киске. Девушка не ожидала и крикнула, но эта боль была настолько сладкой, что она сквиртанула, не ожидая этого:

— Видишь, малыш, не все пройдено, а ты хочешь сбежать.

Он снял джинсы с себя и швырнул их вглубь комнаты. Далее, стянул блузку через голову Любы и кинул в том же направлении. Оставил без внимания яркий лифчик, сорвав его с нее через голову. Юбка валялась в ногах, накрывая пышностью ткани трусики. Приставил ее к огромному окну, завел руки за спину, и она уткнулась грудями в стекло, оставляя на нем размазанные запотевшие следы.

Вадим всунул свой член в ее тугую норку и начал ебать. Медленно, наслаждаясь каждым вхождением, как мальчишка, растягивающий удовольствие от новой игрушки. Люба подмахивала ему, насаживаясь на член все глубже, но он не торопился долбить ее в самое сердце. Он уже знал, что она хочет.

Максим вышел из лифта, подошел к двери Вадима и остановился на минуту, набираясь смелости. Он открыл ее тихо и заглянул внутрь. По дому неслась музыка, Вадим ебал Любу прислонив ее к стеклу. Максим зашел, облокотился о косяк двери и смотрел на происходящее. Мотнул головой и постепенно, по мере того, как девушка начала громко стонать, а хлопки паха о Любину попу становились чвакающими, начал возбуждаться.

Несмотря на раздирающие противоречия, уговор дороже денег. Он снял штаны, майку и подошел к Вадиму. Вадим, подмигнул ему, типо, ща, пацан, все будет.

Макс начал поддрачивать свой член.

— Детка, нагнись, — шлепнул по ягодице девушку Вадим.

Люба прогнула спинку, отклячила попку, расставила ножки. Вадим вынул свой хуй и провел пальцами по мокрой пизденке, уступая место Максу. Максим вошел в дырку, как острый нож в масло и начал долбить Любу, схватившись двумя руками за сиськи. Мурашки побежали по телу девушки, очередной оргазм накрыл ее и она закричала. Влага разлилась морем по зоне ебли, орошая промежность Макса.

Вадим стоял в стороне и наблюдал. Максим обернулся, и Вадим кивнул головой.

Макс отпустил сиськи, предварительно сильно сжав соски пальцами. Тело девушки задрожало, как спина у кобылы. Он сделал шаг назад. Сменивший его Вадим, двумя пальцами провел по сочащейся дырке, набрал соков и размазал по анусу девушки:

— Детка, десерт к завершению увертюры страсти.

— Даааа, — выдохнула Люба.

Он приставил свой жезл к бархатному анусу и прыгнул в него головкой. Девушка вскрикнула, но через секунду успокоилась, какое-то томление прошло по бугристостям кишки и волны удовольствия с перчинкой начали поглощать ее. Медленно продвигался вперед член Вадима. Когда он полностью вошел в нее, задержался на несколько секунд, пообвыкся, и вернулся к исходному положению.

Так пару раз: медленно в нее, пока сковавшее его хуй колечко ануса не раскрылось навстречу эретичным ощущениям.

Он начал жестко входить в нее. Упругие ягодицы скакали в такт. Сильнейшие оргазмы сотрясали девушку, она кричала. И в момент этих криков, Вадим нещадно бил ее по заднице, разнося удовольствие по всему телу.

Максим смотрел на все это изумленными глазами, и в тоже время похоть сжала его пах, еще чуть-чуть и он заорал бы маралом, глядя на картину порнухи, развернувшейся на его глазах.

Вадим махнул ему рукой, и он отошел в полумрак комнаты.

Сценарий набирал свои обороты и уносил нервные клетки Макса.

— Сладкая, — Вадим часто задышал, восстанавливая дыхание. — Давай поскачи на взмыленном жеребце, полюбуйся видом города, считай, что ты мазератти и несешься по ночному проспекту, нажав до упора педаль. Обгони в своих желаниях и стремлениях людей и время. Суука, не делай никому поблажек.

Он вышел из нее и лег на пол. Она вскочила сверху на его раскрасневшийся хуй и, уперевшись руками ему в грудь, начала свой бег. Ее тело блестело от пота и переливалось красками на фоне немыслимого заката, ощерившегося в окно. Вадим всунул ей пальцы в ротик, и она их облизывала в своем страстном танце. Потом он схватил ее за руки и прижал к своему телу, обнял сильным захватом. Девушка не могла освободиться для дальнейшей гонки, но он сам начал подмахивать своим тазом, входя в нее.

Люба безвольно лежала сверху, и голова ее прыгала у него на плече, когда он быстрыми и ритмичными движениями ее ебал.

Внезапно второй член вошел в ее попку, и два хуя начали долбить ее в жаркие дырки. Она пыталась оттолкнуться руками от Вадима, но тот цепко держал ее в своих объятиях. В суженных зрачках ее пронесся ужас и она, не моргая, уставилась в прикрытые от удовольствия глаза Вадима, пытаясь уловить долю сочувствия, сожаления, или жалости.

Чьи-то руки схватили ее ягодицы, раскрыли их и ебали в анус, любуясь картиной двойного проникновения.

Два хуя умело скользили в ее дырочках.

Липкий страх заполонил Любу. Она повернула голову насколько могла и увидела ноги и руки, столь знакомые и любимые до одури.

— Нет, сука, нет!!! За что?!!!

Тело затряслось в рыданиях, она высвободилась на мгновение из объятий и начала хлестать Вадима кулаками по плечам и голове, но он поймал руки и завел ей за спину.

— Да, блядища, да!!! — орал ей в спину Максим, входя в ее задницу, раздирая на куски всю ее суть.

Люба посыпалась, как карточный домик. Ее тело обмякло, став безвольной жертвой ложных схем отношений, что очень подстегнуло мужчин, и они начали кончать практически одновременно в ее дырки.

Макс вышел из нее первым. Вадим, скинув Любу, пошел в ванную. А она лежала, распластанная на полу и из дырочек ее вытекала сперма.

— Иди, помойся, — подошел к ней Вадим и протянул руки. Она схватилась за них, встала и, шатаясь, побрела в душ.

Теплые струи скользили по ее телу, смывая позор, неуверенность и предательство. Напряжение не отпускало ее, но мысли внезапно стали кристально четкими, как стекла микроскопа.

Растерев тело полотенцем она вышла к своим бывшим любовникам. Не спеша начала одеваться. Мужчины развалились на диване и курили.

— Люба, было охуенно. Я всегда говорил, что есть в тебе что-то развратно-чарующее. Некий яд, который манит. А потом, напившись его, ты не в силах себе отказать от приема внутривенно снова и снова. Да, братуха? Люба, положись на нас.

— Вы уже положили свои хуи к моим ногам. Посмотрим, как будете отвыкать от запаха. А теперь, судари, не будете ли столь любезны, дать даме денег на такси.

— Конечно, наша кошка ебливая.

Вадим встал с дивана, направился к сумке, висевшей на вешалке, достал портмоне и дал Любе пятихатку. Все — таки, он обладал безукоризненным стилем.

Максим дернулся:

— Может тебя подвести до общежития?

— Лежи. Тебе нельзя вставать сейчас. Ты очень раним. Поешь кислоты, доешь с Вадиком остатки собственного снобизма. Была рада встрече.

Она вышла из квартиры, хлопнув дверью.

— Хорошая сучка, я бы ее в жены взял. Но не сейчас… — сказал Вадим и осекся.

Люба вернулась в общежитие, упала на кровать и уставилась в потолок. Мысли то разбегались, то сворачивались в клубок.

Она взяла ноут и начала поиски. Сидела до полуночи и наконец, выяснив все детали, определилась с местом.

На следующий день пошла в деканат и забрала свои документы. Сложила сумку и попрощалась с плачущей Викой:

— Подружка, не переживай. Когда все наладится, я объявлюсь. Папа приедет, заберет оставшиеся вещи.

Они обнялись и простояли так пару минут.

Первым делом, приехав домой, Люба рассказала все родителям, утаив некоторые факты. Столица ее поломала и выплюнула. Вторым делом, она пошла к своей соседке тете Тане и, проговорив с ней полночи по душам, вернулась с адресом ее родственницы.

До начала подачи заявления в университет оставалось половина месяца, и Люба спешила завершить все дела.

Отец с матерью провожали ее. Люба села в поезд и, махнув родителям на прощание, отбыла в новую жизнь.

Поселившись у родственницы соседки, Люба зубрила язык с таки усердием, что кажется, подними ее ночью, она встанет и начнет выдавать отрывки текстов наизусть.

Подав документы в университет, ее определили в группу, которая сдавала только язык, все остальные предметы у нее были на высшем уровне.

Язык она сдала неплохо и была зачислена в Берлинский Университет на первый курс. Фрау, у которой она жила, пообещала похлопотать с местом работы.

Начало новой жизни, пусть и на немецком языке.