Рядом с моей комнатой, на одном из поворотов длинного коридора, на тумбочке стоял городской телефон. Да, речь идет о том времени, когда сотовые были только у богатых предпринимателей и крупных чиновников, а простой люд обходился обычной телефонной связью.

Аппарат был массивный, черный, даже не кнопочный, а с диском, который нужно было вертеть, вставив в отверстие с нужной циферкой палец, чтобы набрать нужный номер. Когда он звонил, то все соседи враз становились глухими, и к аппарату приходилось подходить мне.

– Таню позовите пожалуйста, – слышал я в трубке голос молодого человека.

– Да, сейчас позову, – отвечал я, шел по длинному коридору в дальний конец квартиры и стучал в дверь.

– Таня, тебя к телефону.

Таня, в своем голубом халатике на голое тело, стремительно вылетала из комнаты и бежала к телефону, бросив на ходу?

– Спасибо, Саш!

– Да не за что, – отвечал я, проходя мимо сидящей уже в глубоком кресле Тани и невольно останавливал свой взгляд на слегка обнажившиеся коленки и бедра.

Таня родилась в этой квартире, жила в своей комнате с дочьерью-подростком, а за стенкой обитали ей родители. Мужа у нее не было и она устраивала свою личную жизнь, а дочкой Аней занималась её мать, упоминавшаяся мною Нина Ивановна.

Ей часто звонили, и она часами «висела» на телефоне. Когда я выходил на кухню, она зажимала трубку ладонью и испуганно спрашивала:

– Тебе позвонить? Я сейчас, уже заканчиваю!

– Нет, нет, Таня, я на кухню.

Это её «я уже заканчиваю» доносилось ещё долго до моего слуха через тонкую перегородку. Слов было не разобрать, а только приятное «журчание» её голоса.

Таня была высокой блондинкой с длинными ногами, небольшой, но выступающей из под халата грудью и изящной попочкой, которой она ненавязчиво виляла, когда шла по коридору.

Я всегда удивлялся, почему такая очаровашка живет без мужика, но тут же сам отвечал на этот вопрос:

– Кому нужна женщина с «прицепом»?

Таня курила, и часто засиживалась с сигаретой на подоконнике коммунальной кухни в своём неизменном синем халатике. Иногда я заставал её после душа, с намотанным на голове полотенцем. В такие минуты она была похожа на восточную красавицу, Шамаханскую царицу. Я только пожирал её глазами, но, никаких видов на неё не имел.

Зимой попала в Мариинскую больницу Нина Ивановна и я при встрече интересовался её состоянием, но через несколько дней Таня меня огорошила и на мой вопрос, как там Нина Ивановна, зарыдала и выдавила сквозь слезы:

– Мама умерла!

Я прижал её хрупкое тело к себе, стал гладить её спину и утешать:

– Плачь, плачь, Танечка! Слезы облегчают душу!

Она положила голову мне на плечо, продолжала рыдать а я всё гладил и гладил её подергивающиеся лопатки, потом стал перебирать её мягкие волосы на голове.

На отпевании я был единственным соседом из всей квартиры, и Таня оценила это.

На поминках она подсела ко мне и сказала:

– Я так благодарна тебе, ведь ты единственный из соседей был на отпевании, а они…

С этого момента между нами установилась какая-то необъяснимая душевная связь.

Так получилось, что на сороковой день Таня постучала в мою дверь, и когда я открыл, пригласила меня к себе:

– Пойдем ко мне, помяним маму, отец на дежурстве, а мне одной тошно.

Мы сидели за столом, пили водку, закусывали. Уже порядочно выпив, Таня опять разревелась и я положил её к себе на колени, перебирал волосы.

Вдруг, она резко поднялась, обняла меня за шею и спросила:

– Почему меня никто не любит? Ну почему? Я что, некрасивая?

– Ты очень красивая, Таня, и я тебя люблю, как дочку пожалуй люблю. Я же почти вдвое тебя старше.

– А я не хочу, чтобы ты любил меня как дочку, я хочу, чтобы как женщину, желанную женщину. Поцелуй меня!

Я неловко ткнулся в её перекошеные печалью губы.

– Нет, поцелуй меня как женщину, страстно!

– Да, я, наверное так не смогу.

– Тогда я тебя поцелую! Закрой глаза и приоткрой рот.

Она села мне на колени, обняла руками голову и припала к губам. Это вызвало во мне дрожь, я обнял её за плечи, крепко прижал к себе и почувствовал на себе её упругие груди. Это не алкоголь вскружил мою голову, а страсть, желание обладать ею. Я стал поглаживать её бедра, поднял руки выше и понял, что она без трусиков. Таня слегка раздвинула ноги, положила мою ладонь на свою «киску» и прошептала:

– Поласкай меня там, видишь, я уже вся теку.

Я нащупал рукой клитор, смазал его выделениями из мокренькой писечки и Таня вздрогнула, задрожала и сильнее прижала мою руку.

– Аня не войдет? – спросил я шепотом.

– Она ушла к подруге, будет поздно вечером. Но, дверь надо закрыт на всякий случай.

Она повернула ключ в замочной скважине, подошла к дивану, развязала пояс халатика так, что стала видна её заросшая рыжими волосами писька и аккуратненькие груди с набухшими уже сосочками.

– Иди сюда, здесь будет удобнее.

Я слегка согнулся, чтобы не так заметен был мой вздыбленный член, присел у дивана на колени, прильнул к её «девочке» и просунул язычок в шелку. Таня текла уже так, что капельки её росы висели на завитушках волос. Она шире расставила ноги и аккуратненькие малые губки, тоже в капельках росы ещё больше вскружили мне голову. Я вылизывал её красавицу, а она всё сочилась и сочилась. Ноги у неё подкосились, и она буквально рухнула на диван.

– Я вижу, что твой член уже готов, раздевайся и иди ко мне. Хочу, чтобы ты поскорее вставил его в мою писечку. У меня уже несколько месяцев не было секса с мужчиной. А шаловливые пальчики не в счет.

Я моментально освободил свой член из плена, и он как оттянутая пружина шлепнул меня по животу.

– Саша, я, конечно обращала внимание на то, что у тебя между ног, но не думала, что он такой большой. Я даже его боюсь!

– Не бойся, глупенькая, я же не вставлю его сразу и до конца. Потихонечку, ты сама будешь регулировать.

Я раздвинул губки, приставил головку к сочащейся дырочке и слегка нажал. Вход в Танину вагинку был узким но элластичным, так что член не встретил препятствия.

– Не больно? – спросил я её.

– Нет, очень хорошо, давай ещё, глубже.

Я проникал в ней постепенно, уткнулся в заднюю стенку и остановился.

– У тебя такая нежная вагина, как у нерожавшей девочки. И, как она плотно охватывает член.

– Двигай дальше, – шептала она взволнованным голосом, – я хочу почувствовать его всего.

Я слегка надавил и уперся лобком в её мокрые волосики. Удивительным образом её влагалище растянулось и весь член поместился в ней.

– Как приятно, что он весь во мне поместился. Какой кайф, я давно не испытывала такого. Давай, двигай же им, я обожаю, когда вены трутся о стеночки. Ооо… Быстрее, давай, двигай быстрее. Я сейчас улечу… Аааа, давай, ещё.

Таня закрыла глаза, стала рукой теребить клитор, задвигала тазом навстречу мне, выгнулась дугой.

– Целуй грудь, помни её, прикуси сосочки.

Да, её сосочки набухли и торчали, как вишенки на торте. Продолжая работать тазом, я склонился над её аккуратной тугой грудью и слегка прикусил один и другой.

– Да, да! Давай милый, давай, ещё. Я сейчас кончу, сейчас, сейчас…

Она не закончила фразу, и её накрыл сильнейший оргазм. Она задрожала, вдавилась попой в диван и задергалась в конвульсиях.

Я тоже почувствовал, что скоро кончу, вынул член, но она взвыла, почти закричала.

– Кончай в меня, наполни мой колодец своей спермочкой.

Я не стал спорить, снова ввел член в неё и он задергался, выплескивая одну струю за другой. Я затих на ней, мял и целовал её грудь, а она ласкала волосы на моей голове.

– Вот и сбылась мечта идиотки, – весело захихикав, сказала она. – я так давно хотела тебя.

– Неужели правда? Я же старый и не симпатичный.

– А ты знаешь, – продолжила она, – ты мне как человек нравишься. Ты не скандальный, как Макаров, умеешь со всеми договариваться. Да и симпатичный по своему. А, когда человек нравится, глаза уже не замечают недостатки внешности, а видят внутренний мир.

– А если ты залетишь от меня, будешь рожать?

– Не залечу, я таблетки приняла. Я была уверена, что этим у нас всё закончится. Давай ещё выпьем за успех.

– За твой успех, – подхватил я.

– За наш успех.

– А мы будем его закреплять?

– Обязательно!