Уфффф… . Таня успокоено вздохнула: кажется, дочка уснула окончательно… Ну, наконец – то. А то уже первый час: И тут вновь снизу взрыв непонятного шума явно скандального свойства: Господи, ну когда же муж вернется со своей вахты: Еще неделю ждать: А эти – опять ведь разбудят, гады! Всё! Хватит! Больше не буду молчать:

Как была – в легком домашнем халатике и шлепанцах, с распущенными по плечам волосами Таня спустилась этажом ниже к дверям четырехкомнатной квартиры, которая уже пару недель, как стала источником неожиданных шумов в самое нежелательное время суток. Жили там, похоже, мужчины. По крайней мере, только их Таня и другие обитатели подъезда встречали в лифте и во дворе. Да и навещали их (и довольно часто) лица сильного пола. Хотя в шумах, разносившихся и вверх и вниз явно фигурировал и некий женский подтекст:

Ну вот – за дверями явно шел разговор на повышенных тонах: Таня позвонила.

Дверь открылась не сразу: хозяин, или кто он там был, явно сначала исследовал ее через глазок. И, видимо, остался удовлетворен: Тане не только открыли, но и предложили войти:

Впустил ее один из постоянных обитателей квартирки – крепкий смуглый крепкий бородатый парень лет тридцати в синей тенниске, камуфляжных натовских брюках и армейских же ботинках. А в прихожей помимо него фигурировала еще и пара лиц кавказской национальности. Этакие Пат и Паташон: высокий тощий и маленький жирненький, оба небритые, в трениках, пиджаках, кепках, с цепочками на шеях. Ойййй… А на маленьком и пресловутые красные мокасины: И оба раскрасневшиеся, брови нахмурены, у маленького волосатые кулачонки грозно сжаты… Из за ближайшей двери смех, а дальше какие – то вздохи и стоны… Видеосалон тут что ли, как в девяностые? (на большее опыта и фантазии Тани не хватало)

– Послушайте, у вас очень шумно! Ребенка же разбудите! – пискнула она:

– Ребенка говоришь? А чего твой мужик разбираться не пришел, тебя послал? Ссыт? – вопрос поставил девушку в тупик:

– Он в командировке – работает вахтовым методом:

– Аааа:

Визги и стоны из за дверей не умолкали, а, вроде бы даже и форсировались: Таня вдохнула воздух и приготовилась выдать в эфир свой гневный меморандум, но не успела:

– А эта вам пойдет?

Гостеприимный хозяин, явно демонстрируя ее, обратился к сынам Востока. На лицах сынов появилось слабое отражение еще более слабых интеллектуальных процессов

– Мгммммм…

– Чего сопли жуешь? А? Покатит? Смотри!

Таня ну никак не ожидала, что милитаризованный детина, захлопнув дверь, молниеносно сдернет с нее халатик, демонстрируя горцам ее прелести.

А демонстрировать было что. Стройное литое смуглое тело с крепкими наливными грудками – двоечками, не испорченными годом кормления дочки, выраженными талией и бедрами, стройными длинными ножками, которые даже в шлепанцах смотрелись лучше, чем у некоторых на шпильках: Ну и нежное смуглое восточное личико то ли гречанки, то ли латиноамериканки, шелковистые пышные волосы коньячно – каштанового цвета:

И на всем этом остались только трусики и шлепанцы:

– Ой! Что вы делаете! – Таня одновременно прикрывала все, что немедля привлекло взгляды не только джигитов, но и ее гостеприимца, и пыталась вернуть халатик:

– Не ори, а? – миролюбиво протянул хозяин. – Все равно никто не придет!

Подтверждая его правоту, из за двери в конце коридора раздался страстный стон:

– Во, слыхала, как тут орут? И никого это не смущает!

– Но…

– Какое но – чуваки, видишь, ждут тебя, как соловей лета! Живо с ними! И смотри, чтобы довольны были!

– Дыва часа! – отморозился длиннобудылый, продолжая, впрочем, томными маслянистыми очами, выступившими из орбит, как у какого – то ракообразного, пялиться на Таню

– Двое на два часа – восемьсот баксов! – немедля отреагировал камуфлированный крепыш.

– Ааааа: – не окончил микрокавказец, коему под нос сунули некий манускрипт

– Вот прайс, не нравится – иди баранов трахай!

– Но яааа: – попыталась пискнуть Таня:

– Слушай – все потом, чеши, давай! Цигель – цигель, ай лю – лю! Тебя ждет элитный отдых и 400 зеленых в финале, не разбивай моих надежд, бэби! – слова были подкреплены чувствительным тычком под ложечку, от которого Таня почти онемела, но все – таки выдавила из себя:

– Но дочка:

– Щас! Лола! – рявкнул милитарист. Из кухни появилась заспанная особа средних лет с огромными черными глазами с поволокой, покатым носом, который зимой мог бы заменить детишкам горку, бюстом такого размера, для которого лифчики еще не придуманы – только парашюты и мощными опорами (ногами сие назвать сложно) :

– ???? ?

– Поди наверх в девяносто пятую, вот ключ (ключ он вынул из руки совершенно уже ничего не соображающей Тани). Только тихо – глянь, как там девчонка, спит? Если что – посиди с ней, а я за тебя побуду.

Лола с величавостью индийского слона или атомного ледокола проследовала за дверь.

– Все, вперед! Тебя как зовут – то, соседка?

– Таня:

– Ну, иди Таня, потом поговорим! Эй, Ашот, держите! – в потную мохнатую ладонь макрокавказца опустились какие – то пакетики:

Азиаты будто ждали этих слов и потащили безвольно поникшую женщину, при этом маленький бережно придерживал ее зад, а большой обхватил грудь. Они вошли в небольшую комнату, предпоследнюю в коридоре: Мягкий желтовато – розовый свет из ночника с шелковым абажуром, большая кровать. Зеркало перед ней и на потолке (Ого! – отметила Таня), тумбочка, стул, платяной шкаф, ковер на полу, у входа, почему – то ведро с водой:

– Давай!

Маленький скинул кепку и пиджак, развалился на кровати, не заморачиваясь насчет разувания и раздевания, принял вольготную позу, в которой коты любят вылизывать свои гениталии и гордо извлек из недр треников нечто смуглое, мохнатое и пахучее:

– Соси!

Большой повторил процедуру обескепливания и депиджакизации, а заодно помог даме – резко сдернул с Тани последний бастион невинности – ее домашние мяконькие трусики, явив миру (а точнее себе и своему микроприятелю) её чудную розовенько – смуглую бритую киску. И подтолкнул девушку к кровати так, что она прямо носом ткнулась в красу и гордость славного горного орла. Аромат красы и гордости стал еще более явственным, чему способствовало приспускание треников (крошка – джигит явно желал произвести впечатление на новую знакомую).

– Аааааа:

Девушке не дали окончить вопрос. Длинный Ашот ткнул ее в затылок так, что губы сами сомкнулись на, так сказать, нефритовом жезле, на нем же Ашот сомкнул и танину руку. И хотя оральный секс она никогда в жизни не пробовала и вовсе даже отрицала – все пошло вполне профессионально. Губками она облизывала головку, ручка ходуном ходила по стволу: И запах вовсе даже не противный, а в общем и возбуждающий: Но тут же в голове вертелось:

– Боже мой, что я делаю! Куда я влипла! Мамочка! И как из всего этого выбраться?

– Себя потри! – ворвался в ее мысли Ашот:

– ?????????? ?

– Пальцем писю потри! Не люблю сухих трахать!

С трудом сообразив, что от нее требуется, Таня, тем не менее, быстро приступила к выполнению нового задания. Тем более, что вот эти пассы были ей, признаемся, вполне знакомы:

Между тем член в ее губках рос и наливался некоей новой силы и мощи, а приделанный к нему коротышка – жирнопуз уже освободился от майки, покряхтывая стащил мокасины, носки (боже, а вот это была волна аромата… Сыроварня отдыхает!!!!), а потом освободился и от треников с трусами. И предстал перед юной красавицей во всем своем смугло – черно – потно – мохнатом великолепии: Красавица, впрочем, из всего великолепия видела только заросли в паху и на животе.

Впрочем, вскоре ее горизонты расширились. Когда обсасываемый ею невзрачный грибочек превратился в гладкий сизо – розовый кол, Тане было предложено на него взойти и воссесть. Вот тут прояснилось предназначение выданных Ашоту пакетиков, содержимое одного из них, желтоватое, с гофре, пахнущее дыней, было натянуто на упомянутый кол, прикрыв его примерно на две трети: