Машка

(часть третья)

　

Я развязал пояс и выпростал Машу из халата. Она лежит на животе, расслабленная, с полузакрытыми глазами. Неторопливо покрываю ее поцелуями сверху донизу и, как Ротшильд или дядюшка Скрудж, любуюсь своими сокровищами. У нее соблазнительная шейка и аппетитная спина. Ниже, на крестце обнаруживаются три восхитительные ямочки, образующие стрелку, обращенную вниз – как знак посадочной полосы: тебе туда, мол. Эти ямочки настолько хороши, что не поцеловать и не пощекотать языком каждую из них, просто не возможно. А вот и одно из главных Машиных украшений – задница. Это вообще – трансформер. В зависимости от позы она может принять любую форму: лежа – овальная, стоя – квадратная, нагнувшись – круглая. А что этот зад вытворяет при ходьбе, членораздельно описать не возможно, только: эх, ах, ёп-т… Обнимаю и целую это сокровище. Помесив, раздвигаю пышки, складочка между ними покрыта золотистым пушком, который темнее и гуще ближе к «карему глазу» (у Манечки он скорее розово-фиолетовый). Под булками между ляжек зияет загадочной темнотой бубновой формы проем, ведущий к самому сладкому. Запах оттуда тянется пряный возбуждающий, чем-то похожий на запах свежей выпечки, но ни черта не видно. Запускаю туда палец, только шерстка покалывается, как пузико у ежика. Ничего, с этим я позже разберусь. Ляжки у Мани полные, с более нежной кожей с внутренней стороны, красивые, но, как выясняется, не такие чувствительные к поцелуям. Надо сказать, что во все время «путешествия» по Машиным прелестям я не забываю следить за тем, как отзывается ее тело на ту или иную ласку. А подколенные ямочки так и хочется укусить, так они напоминают яблочки «белый налив». Не удерживаюсь, покусываю и тут же зализываю якобы болезненный укус. Манечка визжит и молит о пощаде, ей щекотно. Ноги ее подергиваются, видно, что ей инстинктивно хочется брыкаться, но она сдерживается изо всех сил, чтобы случайно меня не пнуть. С сожалением уступаю, но тутже проделываю то же самое со щиколотками. Досадно, но с ними опять та же история – щекотно. Тогда ложись на спинку, моя хорошая.

Теперь я прилег рядом и осторожно гладил ее животик. Пышные груди вздымались, слегка раскинувшись в стороны. Их украшали светло-розовые соски, размером и цветом (вкусом, кстати, тоже) напоминавшие кремовые розочки на мороженом. Выпуклый живот, с очаровательным и чувственным пупком, пересекали две складочки. Одна, продольная, вела от пупка к лобку и была покрыта едва заметным пушком. Другая, поперечная, расходилась от пупка к бокам и делила живот пополам, нижняя половина живота чуть свисала книзу, напоминая капризно оттопыренную пухлую губку маленькой девочки. Сразу под этой губкой начиналась она – цель устремлений всех мужиков. Выпуклая, плотно поросшая (тело просвечивало только по бокам у верхнего края). Русая кудрявая шерстка сгущалась к самому влагалищу и заканчивалась там довольно длинными локонами, которые образовывали этакую раздвоенную бородку, когда Маня разводила ноги достаточно широко. Перелопать хоть весь Интернет, а красивей пизды, чем у Маши, не найдешь. И что за мода у нынешних баб, носить на лобке стрижку типа «ирокез» и еще хуже – фашистские усы? Что может быть прекрасней того, чем наградила природа?

Машины голени с крепкими икрами тоже, видимо, никогда не знали бритвы, однако поросль, идущая от колен к стопе, была едва заметна. Ступни радовали глаз изяществом формы и высоким подъемом. Удивляло, как при таком небольшом размере они могли носить такой увесистый зад.

Глажу живот, массирую грудь, целую соски – сначала нежно, потом крепче, с покусываем и подворотом сосков. Грудь у Маши наливается, становится еще больше по размеру и округлее, соски твердеют. Целую ее с язычком сбоку от груди ниже подмышки, и, судя по участившемуся дыханию, ей это нравится даже больше, чем поцелуи в сосок. Она в нетерпении толкает мою руку, которая лежит у нее животе, вниз, к лобку. Мне хочется раздразнить ее еще больше, поэтому я сначала поглаживаю и разминаю лобок основанием ладони. Лобок тоже набух, не хуже груди, он приподнялся, и даже кажется, шерстка на нем вздыбилась. Клитор восстал уже настолько, что высунулся из расщелины и потирается своим мокрым носиком о мою ладонь. Ах ты, лакомка. «Подрачиваю» его между указательным и средним пальцами за капюшочик у основания, не касаясь носика. Это его только радразняет. Клитор становится больше и тверже, Манечка в нетерпении начинает вращать бедрами и подаваться навстречу моей руке. Голова моя довольно далеко – на Машиной груди, но даже сюда доносится запах – Манечка течет. Захватываю «киску» в горсть, средний палец проваливается в лоно. Так и есть – там мокро и горячо.

Перебираюсь ниже и устраиваюсь между Машиных ляжек. Вот он, прямо передо мной, мой мокренький котенок. Как же приятно, волнующе он пахнет. И разлохматился весь. Ничего, мама-кошка тебя сейчас расчешет. Языком, конечно. Длинным лизом снизу-вверх, от жаркой пещерки до землянички-ягодки делаю пробор. «– У моей жены клитор – как дыня! – Трындишь, он больше сливы не бывает. – Я говорю – на вкус!» – это про Манечку. Расчесываю языкам влево-вправо локоны, а заодно и малые губки. Губами с подсосом захватываю капюшончик, покрывающий клитор, а языком, самым кончиком, нежно, едва касаясь, ласкаю кончик ягодки. Мои руки шарят по Машиным бедрам, заднице и животу. Маша вцепилась мне в плечи сильно, до боли. Не пойму, ей не нравится!? Прервался, заглядываю Манечке в лицо, спрашиваю: – Тебе неприятно?

– Совсем наоборот, – отвечает она, переводя дух, – Приятно, даже слишком. Только непривычно. Меня еще никто там не целовал. Ну, не целовал прямо ТАМ – уточняет она.

Она смотрит ласково мне прямо в глаза, берет мою голову в ладони, целует в губы и… чувствует на них свой сок. Выражение какой-то щемящей нежности появляется у нее на лице, она покрывает жадными поцелуями мои щеки, нос, губы, а потом, будто невзначай подталкивает меня вниз. Ей хочется еще. – Кончишь мне на язычок? – шепчу я ей на ушко, перед тем как вернуться к свему занятию. В ответ она лишь несколько раз торопливо кивает.

Я сделаю все, как она захочет, но на этот раз немного по-другому. Стоя сбоку от Маши на коленях, я склонился над ней «валетом» и зарылся в киску носом. Маня тоненько завыла от удовольствия, подтянула колени повыше и широко их развела. Я просовываю ладони под задницей и обнимаю ее. Теперь – танцуют все! Стоя на коленях, я раскачиваюсь. Нос ритмично обмакивается во влагалище, губы и язык терзают клитор, пальцы раздвигают ягодицы, а один, самый нахальный, порхает по анусу. Сок, натекший из влагалища, позволяет ему проникнуть внутрь на одну фалангу, и он гуляет там по стенкам в такт общему веселью.

Такого «группового» натиска Машенька не выдерживает и пяти минут. Она ревет пароходным гудком, несколько раз вздрагивает всем телом и неожиданно сильно зажимает мои шею и голову своими мощными ляжками. Хватка ее настолько сильна, что моя собственная рука, тоже попавшая в этот капкан, больно давит костяшками пальцев мне в скулу. Борцовским рывком бедер Маша выдергивает мою голову из своей промежности, как редиску из грядки. Сама она резко переворачивается на бок, по пути ненароком пнув меня коленом под ребра. Ни фига себе – бросок через пупок, не ожидал, и шея болит – не повернешь. Перевожу дух. Лицо у меня мокрое от собственного пота и «кискиных» соков. Манечка на своей половине кровати тихо скулит, ее спина подрагивает и выгибается.

Дождавшись, когда ее дрожь поутихнет, переворачиваю Маню на спину, забираюсь сверху, прилаживаюсь и засаживаю сразу по самые яйца. Машу тутже накрывает еще один оргазм, правда, не такой сильный, как предыдущий. Дождавшись его завершения, я начинаю поебывать ее не торопясь. Маша почти безучастна, поэтому у меня полная свобода выбора темпа, глубины и направления, лишь бы мой член, так долго остававшийся не у дел, получил свое. Насытился, наконец, но чтобы кончить, ему нужно хоть чуть-чуть содействия. К счастью Маша уже вышла из забытья и проявила максимум участия. Она порывисто меня обняла, ее пышные ляжки мягко и плотно обхватили меня за талию, пяточка прижалась к моему заду, задавая темп, а задница стала энергично подмахивать. Хотя в этой позиции скорее она себя ебла мной, чем я ее, но плен ее ляжек был настолько сладок, что вскоре я кончил, залив Манечку в самой глубине.

Я слез с нее, тюрбанным полотенцем отер с ее груди и живота пот, которым ее залил, обтерся сам. Достал плед, лег с Маней рядом и укрыл нас обоих.

　

Проснулся я от того, что Маша целовала меня в грудь, ее тяжелый бюст лежал у меня на животе, одним из сосков забравшись мне в пупок. Она была в халате, распахнутом на груди. Из кухни доносились аппетитные ароматы.

– Вставай, соня, будем обедать. Ты баранину принес, я из нее жаркое приготовила. Сейчас принесу.

На подносе все не уместилось бы, Маша вернулась с двухэтажной сервировочной тележкой. Помимо мяса здесь были салаты, огурчики-помидорчики, в том числе – маринованные, зелень, поджаренный в тостере бородинский хлеб и спиртное. Мы устроились на постели и приступили к пиршеству. Маня умела вкусно готовить, и к концу обеда я осоловел от сытости. На десерт я налил себе ликера в Машин пупок и лакал из этой импровизированной рюмки. Манечка хихикала, поеживалась от щекотки, но не шевелилась, боясь пролить ликер на простыни и оставить меня без сладкого.

　

После обеда, мы сидели полулежа рядышком, закутавшись в одеяло. Болтали о том, о сем, перемывали косточки общим знакомым, обменивались впечатлениями о наших «баталиях», много смеялись.

　

Вдруг Маша посерьезнела.

– Ты придешь еще? – спросила она.

– Когда?

– Завтра.

– Маш, ты же сутки-через-трое, так? Ну, так я на трое суток из дома и с работы свинтил.

– Ты – нахал, – она шутливо ткнула меня локтем в ребро, – Мало того, что отимел бабушку, так ты собираешься иметь ее трое суток?

– Почему только трое суток? Я хочу трое через сутки, а там, как получится: недель, месяцев или лет. Ты – против?

Вместо ответа она приподнялась на локте, порывисто меня обняла, прижалась всем телом и крепко поцеловала в губы.

　

(часть четвертая)

　

После сытного обеда с ликером сил у меня прибавилось. Захотелось продолжения. Я тихонько стал подталкивать Машу вниз и пригибать ее голову к члену. Но вместо того, чтобы послушно взять в рот, Маша вдруг вынырнула из-под моей руки, обернулась ко мне и захватила мой орган в горсть.

Я вообще заметил у нее эту манеру. Когда она хотела поговорить со мной о чем-то серьезном, важным для нее, она приближала свое лицо к моему, заглядывала мне прямо в глаза и… хватала меня за член. Только после этого она начинала говорить. Ее ласковое пожатие отвлекало меня и мешало вникнуть в суть слов, но оно было чертовски приятным и трогательным, так что я не пенял ей за эту привычку.

– Я этого не умею. Никогда не делала, – тихо, со смущением сказала она и, помолчав, продолжила, – Понимаешь, мужу моему, Василию Павловичу, хотелось, конечно. Просил он, и умолял меня не раз, но от одной только мысли об этом у меня подкатывала тошнота. Я так и не смогла себя перебороть, и он отстал. Сейчас я понимаю, если бы он сам раз-другой приласкал меня ртом, я бы ему, конечно, не отказала. А то ведь, он какой был, сам полакомиться любил, в попку, вот, меня приучил, а чтобы мою какую-нибудь прихоть удовлетворить, лишнего усилия над собой не сделает. А я, честно говоря, очень хотела, чтобы меня полизали. От подруг не раз слышала, что есть в этом особая сладость. Благодаря тебе теперь я в этом убедилась. Кроме этого, ты меня очень удивил тем, что и мужчине, оказывается, может доставлять удовольствие ласкать женщину ртом ТАМ. Ты уже понял, что я не уверена и не могу быть уверена, что у меня получится, но ты ведь будешь терпеливым учителем?

– Маш, да я – со всем моим удовольствием, только на самом деле, нечему особенно учить. Правда, одни женщины делают это хорошо, другие – плохо, но не думаю, чтобы кому-нибудь помогло какое-то учение, но я постараюсь. Ты ведь знакома с «одноглазым змеем». Знаешь, что головка у него такая же чувствительная, как твоя «земляничка», и обращаться с ней нужно осторожно. Ствол, наоборот, можно сжать довольно сильно. Ну, вот, – я обхватил ее пальцы на члене своими, – Сожми сильно, как можешь, еще сильнее, не бойся, что головка побагровела, ему это только бодрости добавит. Ну, все, хватит. Продолжу. Уздечка бывает чувствительная, у меня – нет. Яички чувствительные, почти как головка, они не терпят даже сильного встряхивания, не говоря уже о шлепках, но обожают, когда их согревают во рту, или лижут, или и то и другое вместе. Когда мужчина кончает (ты это называешь «спускать»), ему бывает очень досадно, если дама прерывает контакт, потому что не хочет глотать сперму. Представь, у тебя начинается оргазм, а из тебя вдруг вынимают. Прерванный минет – то же самое. На самом деле, если вкус спермы даме неприятен, глотать совсем не обязательно, пусть вытекает, но постараться продолжить до конца надо. Хотя заглот – штука приятная, но не настолько, чтобы мучить подружку, если она того не хочет. Что касается самой техники, можно менять не только глубину, темп и направление, но и силу всасывания. Именно «всасывания», не вздумай дуть в член, ему может стать больно. У каждого свои предпочтения и свои антипатии. Я, например, терпеть не могу, когда трогают дырочку члена, а кто-то, говорят, любит. А я больше всего люблю «чмоки», когда всасывающие губы отрываются от головки. Сопровождение «концерта для флейты» может быть каким угодно. Можно помогать ладошкой по стволу и с вращением, можно пальцами мошонку перебирать, с попкой играться и т.п. Позы могут быть самые разнообразные. Короче, остальное – факультатив. Выражай себя в этом, как и в любом другом виде любви. Своими ласками рассказывай члену, как хорошо было с ним твоей «киске». Люби его как свой клитор, только большой, и все должно получиться наилучшим образом.

– А ты знаешь, ты не прав, ученье не бесполезно. Из того, что ты рассказал, я узнала что-то новое, а какие-то вещи открылись мне под новым углом.

– Хочешь, я его вымою сначала? – перевел я разговор ближе к делу.

– Ну, уж нет! Пусть остается в своем натуральном виде.

Маша задумалась о чем-то своем, глядя неподвижным взглядом в пустоту. А я думал: Какой я везунок. Получить возможность обучить зрелую женщину минету для себя, любимого – удача редкая. Сейчас сосут смолоду все подряд, чаще всего бездарно, и учить их поздно, да, и бесполезно.

Манечка встрепенулась, отвлекаясь от своих мыслей.

– Ну, что, маэстро, позвольте вашу флейту, – сказала она с веселым вызовом.

Я взял Машу за бодбородок, большим пальцем помассировл ей губы. Она приоткрыла рот, ее язычок запорхал по кончику пальца, губы обхватили первую фалангу, и Маша стала ее сосать, причмокивая, в то время как язычок продолжал свое дело. Если она проделает то же самое с членом, для первого раза будет совсем неплохо, – подумал я, переложил руку Маше на шею и проводил ее голову к своему «дружку».

Маша расположлась так, чтобы я мог видеть все происходящее – у меня между ног, опершись на локти. Она взяла член за ствол и наклонила к себе. Сначала понюхала его весь, пройдясь носом от головки до мошонки. Запах мошонки, похоже, ей понравился больше всего, потому что там она задержалась. Затем вернулась к головке и кончиком языка попробовала ее на вкус. Лизнула раз, другой. Я напрасно волновался, вкус моего «дружка» не вызал у нее отторжения и без мытья. Теперь она вытянула губы трубочкой и сильно втягявала воздух у самой головки, не касаясь ее. Ну, что ты дразнишься, – подумал я про себя, – Хватит уже! Маша, будто услышав меня, обхватила губами головку вместе крайней плотью и снизу прижала языком. Подержала так немножко, а потом пальцами по стволу стянула шкурку книзу, отчего головка полностью обнажилась и прижалась к небу. Кайф. Сначала медленно, а потом и все быстрее Маша стала насаживаться головой на член, подсасывая его.

Э! Да она восприняла мои рекомендации буквально и сейчас копировала мои же манипуляции с ее клитором. Да-а, когда я «прогонял» ей всю эту «пургу» про минет, я сам в нее не очень верил. А сейчас вижу, что был не прав… то есть прав, то есть… тьфу, запутался, сейчас кон-чу-у-у!

Но, судя по всему, Маша хорошо чувствовала настроение «дружка», и каждый раз, когда я приближался к оргазму, она меняла темп или хватку, желая продлить мое и свое удовольствие. Да, она явно получала удовольствие от этого занятия.

О-па! А это, похоже, собственное Машенькино изобретение: член у нее во рту целиком не помещается, но языком она может достать до яичек, и, распластав язык «лопаточкой», она при каждом погружении члена подгребает этой «лопаточкой» мошонку снизу. Это приятно вдвойне, так как я ее этому не учил, и она придумала это сама и специально для меня.

Мои руки не знали покоя, им не хватало объятий. Я похлопал Машу по плечу и жестом попросил ее развернуться ко мне задом. Она равернулась, я поставил ее над собой в позу 69 и обнял за задницу. Прямо над моим лицом оказалась самая красивая на свете, толстая, лохматая и душистая «манька». Она приоткрыта, и виден вход в «пещерку».

Не размыкая объятий, одной рукой я поглаживаю шерстку в окружении ануса. Не выпуская члена изо рта, Маша убирает с него ладошку, чтобы опереться на обе руки, и начинает раскачиваться, похотливо изгибаясь. Теперь она ласкает меня только ртом, но с удвоенной энергией. Эти ласки, ощущение пышного зада в руках, вид и запах промежности – все вместе, разом срывает все препоны, я начинаю подмахивть Маше в рот и бурно кончаю. При этом я подгребаю ее зад к себе, прижимаюсь лицом к мягкой пушистой шерстке и в забытьи от восторга кричу, кричу, как в рупор, прямо в «киску»: «Манечка, Манечка, Манечка…». Киска поджимается и поеживается, ей сладко.

Первое, что я понимаю, очнувшись – Маня продолжает меня ласкать ртом. Но она уже не сосет, а только облизывает, придерживая опавший член рукой. Волосы у основания члена залиты спермой, но первую порцию Манечка все-таки проглотила, это я помню. С благодарностью вспоминаю также, что она так и не выпустила меня из губ до самого конца. Остальное било ей в небо и стекало мимо губ.

Я похлопываю Машу по спине, призывая. Она оборачивается ко мне. Лицо у нее усталое, но счастливое. Она улыбается, губы ее мокры, а на подбородке перламутровая капля. «Милая моя, иди сюда», я отер сперму с ее губ и покрыл ее лицо поцелуями.

Манечка, умиротворенная, уютно устроилась у меня бод боком, положив голову мне на плечо.

¬– Тебе понравилось, правда? – спрашивает она.

– А по мне не видно? – ехидничаю я шутливо, и уже серьезно – Понравилось, конечно. Особенно, когда ты яички языком доставала. Сама придумали или опять «подруги рассказывали», – поддразнил я.

– Сама, конечно. Просто мне хотелось и там, и там. Придумала, как совместить.

– А тебе-то понравилось? Ну, не только этот момент, а вообще.

– Знаешь, понравилось. Только быстро все закончилось. Нет, не так. Длилось достаточно долго, я даже немного устала. Но у меня так много было всего задумано, я и десятой части не успела.

– И не надо. За десять раз успеешь.

– За десять не успею, – уверенно возражает Маша, – я еще что-нибудь задумаю.

Помолчав, добавляет:

– Жаль только, проглотить все, как ты любишь, не получилось. Неожиданно все как-то. И стрельнул он не туда и не так, как я ожидала. А вкус у твоего сока –странный, необычный, но неприятым я его не назову. Так что в следующий раз ни капельки мимо не уроню, будь уверен.

От последних слов меня переполняет чувство благодарной нежности, и я целую Машины волосы.

¬– И хорошо, что ты «изверга» не помыл, его вкус, особенно у яичек, мне очень даже понравился.

– Почему «изверга»!?

– Он доводит меня до исступления, а потом извергается. Кто же он после этого? Конечно, «изверг», – терпеливо, но уже сонным голосом объясняет Маша и через минуту уже спит.

　

(часть пятая)

　

Я проснулся ночью. За окном было темно, в комнате горел ночник. Пробуждение было восхитительным. Маня лежала между моих раскинутых ног. Она мягко прижимала свой роскошный бюст к моим яйцам и самозабвенно сосала член. По члену прокатывались сладкие горячие волны. Я одобрительно потрепал Машу по волосам.

Поняв, что я проснулся, она отрывается от своего занятия, перебирается выше и усаживается на меня сверху. Я опасался этого момента, думал: раздавит она меня нахрен. Однако ничего, основной вес Маши приходится на ее колени, упирающиеся в кровать, а у меня только плотно принажата к кровати задница.

Маня ерзает влажной расщелиной по лежащему на моем животе члену, пока влагалище, как бульдозер, не «зачерпывает» и не заглатывает его. Потом она выпрямляется на мне и дожидается, пока стенки влагалища распределятся по стволу члена и пропустят его на полную глубину. Великолепные, чуть разведенные в стороны, Машины груди хочется подхватить ладонями, но она мягко отстраняет мои руки, и я предполагаю, что меня ждет какое-то иное наслаждение. И не ошибаюсь. Влагалище сокращается, но не по всей глубине, а сначала на входе, потом на середине ствола и, наконец, под самой головкой. Маша неподвижна, меня ласкают только три кольца мышц, сжимаясь попеременно, так, что волны проходят по члену то снизу-вверх, то сверху-вниз, и даже навстречу друг другу, сталкиваясь посредине ствола. А Манечка у меня виртуоз не только по части попки. От удовольствия хочется закрыть глаза и сосредоточиться на том, что испытывает сейчас член. Но когда я закрываю глаза, у меня возникает ощущение, что Маша двигается, а это смазывает впечатление. Так что я остаюсь с широко (от радостного удивления) раскрытыми глазами. Вот это – сюрприз, так сюрприз! Я только слышал о чем-то подобном, но самому столкнуться с этим чудом во плоти мне, до сегодняшнего дня, не посчастливилось ни разу. А она все продолжает, чередуя силу и направление сжимающих волн.

То ли Маша поняла, что я вот-вот кончу от такой необыкновенной ласки, то ли мышцы влагалища устали, что было бы неудивительно, но она прекращает сладкое истязание и начинает ерзать на мне бедрами вперед-назад. При этом член во влагалище еле движется, он только раскачивается как метроном, раздалбывая сильнее всего кольцо мышц на входе. Слабые фрикции головки во влагалище распаляют меня больше и больше. Когда в возбуждении я уже готов завалить Машу на спину и драть ее, как суку, пока не кончу, Маша прекращает ерзанья и наклоняется ко мне. Я, как проголодавшийся грудничок, широко открытым ртом ищу и нахожу сосок, начинаю удовлетворенно им причмокивать. Я подхватываю ее груди, мну и ласкаю их, пощипываю сосок, не занятый мои ртом.

Маша прогибом в талии медленно поднимает свой огромный зад, выпуская член из влагалища до самой головки, и внезапно резко, с силой бьет задом вниз. Раздается мощный шлепок. По Машиной заднице пробегает волна плоти и передается моим бедрам. Маша повторяет удары еще и еще. Я оставляю ее бюст лежать у меня на груди и вцепляюсь в Машину задницу. А она ходит вверх-вниз, как паровой молот, забивающий сваю. Кровать скрипит, как корабль во время бури, и, пружиня, подбрасывает меня навстречу Маше, а она долбит, долбит меня жадно, без всякой пощады, как только что собирался драть ее я. Меня особенно впечатляет неожиданная гибкость Машиной талии. Верхняя часть ее тела опирается на руки и склонена надо мной в неподвижности, а Машин мощный зад, будто сам по себе, отдельно от нее, молотит, молотит и молотит, вколачивая в меня каждый раз новую волну наслаждения.

Я уже безошибочно определяю приближение Машиного оргазма. Влагалище обжимает меня крепче, покрывается рябью осьминожьих присосок, впивающихся в член, откуда-то выпрыскивается большая порция нового, горячего сока. Теперь мой член получил все, что хотел, и салютует об этом мощной струей спермы. Манечка начинает завывать по волчьи. Она и впрямь, как волчица, задирает голову высоко вверх. Я любуюсь ее бархатным горлышком, прикасаюсь к нему ладонью, чтобы почувствовать вибрацию ее голосовых связок. Со вторым залпом спермы мое завывание присоединяется к Машиному. Мы воем в унисон, пока силы не оставляют нас, и Маша не обмякает, навалившись мне на грудь. Даже когда в члене не остается ни капли, и он обмяк, влагалище еще продолжает движения мышцами, будто пережевывая добытую желанную сперму. Наконец замирает и оно. Маша перекатывается на спину, а я – на живот, рядом с ней. – Манечка, милая моя, ты – удивительная, самая лучшая, самая сладкая женщина на свете, – говорю я ей, целуя, хотя мне кажется, она опустошена настолько, что моих поцелуев почти не чувствует. Но слова сказанные слышит, об этом говорят мне ее глаза, вспыхнувшие счастьем. Манечка закрывает глаза и «улетает». Я так люблю видеть этот момент, что, как правило, «улетаю» после нее.

— —

Прошло минут сорок. Я еще не успел восстановить силы, а Маше уже хочется продолжения. С моего молчаливого согласия она еще раз взбодрила меня ртом и встала надо мной на корточки. Придерживая член рукой и водя им о промежности, Маша сначала обмакнула его в «киску», а затем приладила к анусу. Она была заметно возбуждена, ее грудь налилась, соски напряжены. Голова откинута назад, глаза полузакрыты. Опершись одной рукой на свое колено, а другой придерживая член, Маша мед-лен-но опускала на меня свой монументальный зад. Прямо на меня смотрела ее красивая, большая, лохматая разверстая пизда. В свете ночника было видно, как задняя стенка в расщелине выпячивается под давлением вонзающегося в зад члена. Еще, еще чуть-чуть. Наконец он погрузился до упора. Маша облегченно вздыхает и полностью отдается ощущению члена в себе. Она плавно раскачивается, будто в танце, под только ей одной слышную музыку. Тем временем попка обволакивает член своим соком, и я, напрягая и расслабляя член, даю Маше знать, что мне уже не терпится начать скачку. Манечка отлично меня понимает и начинает мягко пружинить в коленях, сначала осторожно, потом смелее, и вот ее пышная попка уже ритмично шлепает меня по ляжкам. Я, как зачарованный не могу оторвать взгляда от прекрасного зрелища Машиной лохматки, и розовой стеночки, вспучиваемой изнутри движениями моего члена.

Манечка тоже блаженствует, но ей чего-то не достает. Она хватает мою ладонь и влечет ее к своей промежности. Я еще не понимаю, чего она хочет, но Маша отгибает мои средний и указательный пальцы и сует их себе в промежность. Так просто вонзить их мне не удается, влагалище сильно пережато поперек. Остаются только две лазейки по краям слева и справа. Туда я и пропихиваю указательные пальцы обеих рук, по одному с каждой стороны. Манечка удовлетворенно вздыхает, это именно то, что ей нужно. Приятно пальцами ощущать свой член через стеночку, члену тоже добавляет удовольствия дополнительное давление, и я начинаю через перегородку массировать член с боков. Маша от этой ласки впадает в экстаз. Она стонет и уже выбивает задницей чечетку. Хорошо, что перед тем как кончить, она убирает мои руки от влагалища, иначе я рисковал сломать себе пальцы. В оргазме Маша не только скачет вверх-вниз, но и выписывает задницей круги, когда прижимается к яйцам. Такого уже не выдерживаю я и тоже кончаю. Наши оргазмы сливаются и удваиваются. Мы кричим, тесно сплетясь, бьемся, как раненные птицы. Манечка мягко обрушивается на меня сверху. От избытка чувств я ее тяжести почти не замечаю и самозабвенно лапаю Манечкину пышную задницу. Отдохнув немного, я выбираюсь из-под Маши. Пробираюсь к промежности и, подняв ее ляжку, осторожно, не касаясь болезненно чувствительного после оргазма клитора, тщательно вылизываю из влагалища накопившийся там сок. Говорить Манечка не в состоянии, но она лишь удовлетворенно и благодарно мычит.

　

— —

Три дня пролетели незаметно. Машеньке завтра в 7 утра на смену, ей надо выспаться, поэтому вечером я ухожу. Первую нашу трехдневку мы завершаем там же и так же, как начали – в ванной, раком. Напоследок, в коридоре, когда я уже одет, Маша дарит мне великолепный прощальный отсос.