Бабочки еще сильнее забили крылышками и приятный зуд начал распространяться от эпицентра моей промежности. Я подала попу назад, на встречу толчкам, чтобы его раскаленный пенис проник еще глубже до самой матки.

— Вася, милый, быстрее, я уже…

Муж навис надо мной и ускорил толчки, а его горячее дыхание быстрыми, ласковыми волнами сзади обжигало мне шейку, ушки и щечки. В ожидании взрывного оргазма я еще сильнее прогнула спину и оттопырила попку. Всегда так, сначала он ставит меня раком, а я под его натиском уступаю ослабевшим конечностям и в конце концов без сил растягиваюсь, уткнувшись носом в подушку, и улетаю, улетаю, улетаю. Главное — не закричать! Ночью, хоть дети в это время крепко спят, но в тишине дома каждый шорох слышен стократ сильнее.

— Дааа, Вася, дааа, ааааа

Я кончила, теперь, когда горячий сок стекает по бедрам, каждое его движение члена внутри моей размякшей пещерки чувствуется нетерпимо остро. Я знаю, этой ночью я еще раз успею кончить, пока муж спустит в меня. Вес мужского тела опустился на меня, обдав крепким запахом пота, и только его бедра медленно шлепают по моим, мягко погружая крепкий член в мякоть моей промежности. Его рука протиснулась под меня и ладонь обхватила мою грудь. «Васенька, как же ты жарко дышишь мне в ушко!». Пока муж не кончил нужно попробовать еще кое-что…

— Зай, — шепчу я, ослепленная собственной дерзостью, — давай в попу?

Не отвечает, продолжает медленно, сочувственно к моей гиперчувствительности после сильного оргазма, двигать своей толстой, налитой головкой внутри сырой вагины. Всегда так — он делает вид, что не слышит меня; он может трахать меня долго и сладко, но только в пизду, а что делать, если у меня так зудит обуянная нетерпением попка?

— Ва-ась, ну давай, трахни меня в попу, я хочу…

Муж скатился на кровать и в темноте комнаты его глаза уставились в меня; трудно передать, как это унизительно — просить трахнуть себя в зад. Нет, он не собирается измучить меня, заставить говорить пошлости, все намного хуже.

— Наташа, я уже говорил, я не хочу, я не люблю анал, это такое извращение… Давай больше не будем возвращаться к этому вопросу.

Такой нравоучительный и терпеливый к моей непонятливости тон всегда бесит меня — он заставляет меня чувствовать себя глупой… и испорченной, грязной, извращенной. А зуд от этого не проходит, сколько бы вагинальных оргазмов я не получила.

— Пупсик, не расстраивайся, — сменил наставительный тон мой упертый падре, — давай я тебе…

Василий поднялся надо мной, все понятно — свою любимую позу 69 он извращением не считает. Вот, над моим лицом раскачивается, безошибочно направляя головку, его член, свисают яйца. Оу, язык ужалил мою чувственную промежность и запорхал по нежным складкам половых губ. Да, губы в губы, Вася присосался губами к вагине, представляю сколько влаги сейчас льется ему на лицо и в рот. Нет, нет, клитор не тронь, это ту мач! Ай, кусает бедра, блин как это чувствительно… Ладно, заслужил, открываю губы и приподнимаю над подушкой голову, чтобы впустить между губ крупную головку. Сигнал воспринят правильно — муж опускает таз и начинает раскачивать, чтобы член не глубоко погружался в мой ротик, он знает, как это сделать, чтобы не доставить мне боли. Постепенно он наращивает глубину, член все ниже опускается мне в горло и яйца уже шлепают по моему лицу. Кажется, он уже почти на всю длину входит, головка плотно упирается в мое горло; как же трудно одновременно наслаждаться его пархающим языком и пульсирующим в моем ротике членом.

Ох, хоть бы палец свой вставил мне в попу, я бы с величайшей охотой это позволила и сразу спустила, залила бы его лицо горячим, липким соком. Как же он дрожит, сильные пульсации проходят по стволу, крепко сжимаю губы вокруг его плоти. Член полностью вышел, уперся в сомкнутые мокрые губы и с силой завоевателя снова туго вошел, вот оно — головка осталась между щек и горячая, соленая сперма хлынула мне в рот, в такой позе очень неудобно глотать, но это так возбуждает! Слизь спазмами выталкивается прямо в мой рот и стекает в горло, Вася стонет и его язык ослабил натиск, но дрожь прокатывается по моему телу и с наполненным ртом я кончаю, отданная в безраздельное владение любимого мужчины. Беспомощно я лежу и чувствую, как муж сваливается на бок возле меня, его обмякший, мокрый член не упускает возможность измазать по пути мое лицо, словно мокрая кисть. Муж тихо стонет рядом, а я отдала бы все на свете, чтобы ослабить этот нестерпимый зуд в попке.

— Вась, я в душ, — шепчу мужу как можно ласковее.

Мычит в ответ, его сил хватит, чтобы только добраться до подушки и натянуть одеяло, пока сон его не сморит. А я хочу, я хочу в попу, я сильно хочу! Тихо, на носочках, выхожу из комнаты и по коридору в душ, тишина, все спят. Теплый дождь полил и каждая отдельная капля лизнула мое разгоряченное, теплое тело. Мыльные руки пробежали по телу — шея, груди, живот, ноги. Особое внимание промежности, хлюпающей, сопливой манде и зудящей дырочке. Мыльный пальчик мягко погружаю в попку и плотный сфинктер сразу обжимает его со всех сторон.

Нет, это способно только раздразнить меня… поддавшись внезапному порыву, играю пальчиками в безрезультатную игру, в которой победа всегда не на моей стороне — хочу настоящий, твердый член, чтобы он растянул стенки и заполнил кишечник. Это желание появлялось и раньше, Вася всегда брезговал и его отвращение сразу передавалось мне. Вот так, годами я подавляла свое извращенное влечение, но сегодня желание пересилило мой здравый смысл. Неудовлетворенная, разгоряченная еще больше, с текущей и хлюпающей вагиной я вышла из ванной. Мимолетная удовлетворенность растворилась в ночном воздухе, словно и не бывало.

Дочка спит, в другой комнате спят сыновья, совсем уже большие. Юрка хоть и младше, а уже интересуется… несколько раз замечала, как он подглядывает. Уж не знаю, что он видел, но штаны у него явно топорщились. Старший — Толик, вот он спит, не попадался, но я уверена, что тоже интересуется, он иногда так подозрительно прячет планшет, когда я вхожу в их комнату. Боже, что я делаю, стою голая и думаю о своих сыновьях в такой манере, я ненормальная! Но если бы кто-нибудь из них доделал то, что Василий так брезгует, сейчас, в данный момент, я бы не смогла отказать. Правда, правда, при всей абсурдности, именно сейчас моя похоть с легкостью пересилит здравый смысл. У них уже наверно, достаточно большие… В этом возрасте мамке уже не увидеть мальчиков нагишом, а было бы интересно. Как же из меня течет, бедра мокрые уже до колен, тягучие капли свисают с разбухших половых губ, а клитор взбух и даже потоки свежего воздуха услужливо ласкают его похотливое величество.

Я просто посмотрю, я обещаю — ничего делать не буду. Тихонько я вошла в комнату и опустилась на коленки между кроватей мальчишек. Вот где мне пришлось вкусить полную меру мучительных колебаний и противоречивых решений. В глазах темнеет, хотела бы я сейчас пососать спящему сыну, а потом сесть на его штырек? А что? Да, хотела бы, и очень сильно! Юрка хочет меня? Вероятно, да — он возбуждается, когда удается подсмотреть за мной в самый неподходящий момент. Что ему сейчас снится? Как знать? Затаив дыхание от собственного безрассудства, медленно начинаю стягивать одеяло. Мальчик спит, край одеяла ползет, все больше обнажая его тело. Не довольствуясь малым, тяну дальше; вот и они, серые трусы-шорты, а там, внутри, то, что мне так нужно. Слишком велико было искушение овладеть этим взрослеющим самцом.

Внезапно я замерла, ужас сковал меня, я осознала содеянное и что самое страшное — шорохи сзади, с кровати Толика. Совладав со своими чувствами, медленно поворачиваюсь, губы шепчут молитву; в темноте наши глаза встречаются. Толик приподнялся на локоть и с сонным любопытством смотрит на меня. Сейчас он видел, как я, полностью обнаженная, любовалась его братом и стаскивала с него одеяло. Как в тумане, я встала с пола и без слов наградила сына беглым поцелуем и ушла — пусть это будет его эротическим сном!

— Ма-ам, — шепчет сбитый с толку мальчишка.

Стою в коридоре, вжимаясь в стену, сердце стучит так громко, что, кажется, выдает меня. «Это сон, Юрочка, тебе приснилось», — шепчу я, беспрестанно наговаривая гипнотическую установку. Чтобы справиться с неистово бьющимся сердцем, часто и глубоко дышу; не знаю, сколько я простояла в коридоре, боясь нарушить тишину и ужасаясь от возможных последствий своего легкомыслия, но зуд прошел так же быстро, как и появился.