у – у – у, какая она у тебя классная! ноги… ноги раздвинь… да, вот так! правильно, ноги, полусогнутые в коленях, мне на плечи, и… тихо, тихо! главное, ты не дёргайся – лежи спокойно… что я делаю? ничего я не делаю, – я смотрю, как твой стиснутый входик, обрамленный длинными волосами, конвульсивно сжимается в ожидании… вообще – то, я люблю, чтоб очко было безволосым, и волосы мы потом тебе повыщипываем, но это – потом; а сейчас… нет, это совсем не обязательно – выщипывать волосы, – всё это, как говорится, на любителя, и если ты не захочешь… ты чего вздрогнул? щекотно? это оттого, что я коснулся головкой члена твоих торчащих волос… да, едва коснулся, едва – едва – как дуновение ветра… вот, а теперь… теперь – ты чувствуешь? – обнаженная моя головка упёрлась в твоё туго стиснутое, на воронку похожее нежно – коричневое очко… не напрягайся! говорю тебе, не напрягайся… ну, и что с того, что ты девственник? все мы когда – то бываем девственниками… что ты говоришь? на стиснутый входик что – то давит? это не «что – то», а залупившаяся, бордовым жаром пышущая головка моего до боли напряженного члена, – это член мой замер в преддверии, и вместе с ним в предвкушении замер я… говоришь, что ты девственник – что ни с кем и никогда? ну – да, анальный девственник, – так говорят, если парень очко своё никому еще не подставлял… может, поэтому я и медлю, что ты – целочка? нет – нет, ты не напрягайся… и – не бойся… говорю: не бойся! не ты первый – и не ты последний…

да, именно так: «что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем», – нет ничего нового под солнцем, и мы… мы, может, не лучше других, но и не хуже, хотя – что нам другие! какое нам дело до других? твои ноги разведены, и половинки твоей задницы – попы гостеприимно распахнуты, – мальчик мой замер у врат прекрасного, как сама юность, храма… поехали? то есть, как это – куда? в страну вечного наслаждения, благо в эту страну не нужны никакие визы… о, какая тугая, какая горячая норка! тихо, тихо… не дёргайся! – я уже там… спокойно, мой мальчик, спокойно, – ещё никто никогда от этого не умирал… господи, какое же это восхитительное ощущение! какой это неописуемый, непередаваемый кайф – чувствовать членом горячую, туго обжимающую дырочку пацанячей задницы… всё – всё, я уже там… весь, весь там, – видишь, всё получилось! а ты боялся… любимый… не торопи… не торопи меня, – ты же видишь, что я и так не стою на месте… о, я уже в пути – в огнедышащей пустыне, и пот… жаркий пот заливает мне глаза, – ооооооооо… какой это кайф!. . какой невообразимый, не передаваемый словами кайф… кайф, граничащий с болью… да, поначалу бывает немного больно, но это – сладкая боль, и ни один человек от боли этой еще не умер… что? теперь ты меня? ну, конечно! конечно, теперь ты меня – точно так же… да – да, именно так! ну… смелее, – твой мальчик, кумачово пламенея сочно налившейся головкой, уже подрагивает от нетерпения, и ты напрасно… ты напрасно медлишь, – жми… я распахнул врата – я замер в ожидании, – жми, мой желанный, жми… о – о – о!. .. какой это кайф… какой упоительный кайф – чувствовать, как в тебя проникает огнедышащий жезл! воистину: «род проходит, и род приходит, а земля пребывает во веки»… С Новым годом тебя, любимый!

2.

«Вот это нашел я, сказал Екклесиаст, испытывая одно за другим. Чего еще искала душа моя, и я не нашел? мужчину одного из тысячи я нашел, а женщины между всеми ими не нашел. Только это я нашел, что Бог сотворил человека правым, а люди пустились во многие помыслы… » – слышишь? ты слышишь эти слова? ведь это про нас – про тебя и меня… о! кем мы только ни прикидывались… как заезжие комедианты, мы рядились в самые разные одежды – мы прикидывались черт знает кем: мастурбирующими патриотами, извращенцами – гомофобами, пилигримами – сперматозоидами… знаешь, мне почему – то кажется, что во все эти помыслы люди пускаются исключительно от одиночества, – каждый, приходя в этот мир, ищет форму своего кратковременного пребывания на земле… да – да, мы все одиноки, и одиноки мы изначально – корни нашего одиночества глубоки: они восходят к самим корням бытия, и никакое опьянение общественными интересами, никакая политическая симфония не могут – и никогда не смогут – эти корни вырвать… смотри: мы пускались во многие помыслы, испытывая одно за другим, и – что мы нашли? ничего мы не нашли, – всё было ненастоящее, и мы это чувствовали, и, чувствуя это, мы снова прикалывались – снова кем – то прикидывались, и снова… снова всё было напрасно, – слушай… да, слушай: «идёт ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на кругу своём, и возвращается ветер на круги свои», и круги эти – наша изначальная, ничем не замутнённая первозданная суть…

слушай, давай… давай еще раз! да, в попку… говорю: в попку – ещё один разик… ну, то есть, по разику… что? ты хочешь меня первым? ну, давай… говорю: давай, ты меня первым… понравилось, да? понравилось… конечно, кайф! распробовал… слушай! а тебя как… как тебя зовут? ну – да, имя твоё… как ты сказал? как?!

3.

«Месяц умер, синеет в окошко рассвет. Ах, ты, ночь! Что ты, ночь, наковеркала! Я в цилиндре стою. Никого со мной нет. Я один… и – разбитое зеркало… »