Я занималась уборкой. Алеша был дома и крутился вокруг меня, как оса вокруг сладкого. На мне было легкое короткое платьице, под ним я была как всегда голая, и когда я мыла окна, я знала, что мое платье просвечивается насквозь. Я чувствовала все время на себе жадные и любопытные глаза Алеши, и мне это нравилось. Я вовсе не хотела дразнить, соблазнять его, но когда я видела его горящие глаза, порозовевшее лицо, я чувствовала себя так, словно мне тожеn лет, во мне бродит кровь юного желания, обращенного на всех другого пола, на весь мир, томяще – трепетного, еще не перемешанного с жестокостью жизни, нечистотой быта. Я знала, конечно, что так не было у меня, да и ни у кого, но сейчас мне хотелось думать, что так бывает.

Юношеские желания – это такой мутный источник, но я пыталась видеть только то, что цвело, питаясь этим источником. Это казалось мне таким трогательным. Я безумно завидую Алешкиной влюбленности в меня, и мне так жаль моей юности, которая не была безоблачной, может такой и не бывает, но вдруг. Тоска по вымышленному миру, который мог бы и быть. Когда мне было столько, сколько Алеше, мне нравился мальчик из соседнего класса. Однажды мы оказались с ним одни в химлаборатории, и он попросил меня показать ему. Я согласилась, не раздумывая. Я стояла за шкафом, спустив трусы и подняв юбку, солнечный луч грел мне голый живот, но мне было жарко и без него. Мальчик пылающими глазами уперся в мою темную лужайку, и у меня начали дрожать ноги. Мне совсем не было стыдно, я испытывала радость и возбуждение. Когда мальчик протянул руку и попытался влезть пальцем в мою щелочку, я отскочила от него не потому, что сочла это чрезмерной дерзостью. Я была вся мокрая внизу и стеснялась этого. Когда я потом шла по коридору, горячая влага капала из меня, и мокрые трусы липли к телу. А тот мальчик после этого стал стесняться меня, краснеть при встречах, и больше у нас ничего не было.

Заметил ли Алеша, что я была без белья, или он уже давно знал, что я никогда не ношу его дома, но он все норовил устроиться так, чтобы заглянуть мне под платье, когда я наклонялась, прибираясь под мебелью. Алешенька, я бы с радостью показала тебе все, но как ты это представляешь? Ты же только что видел меня у окна практически голой сквозь платье. Но ты же, как и тот мальчик, хочешь видеть, что у меня там внутри – мои складочки, щелочки, дырочки. Может я должна провести с тобой урок анатомии – раздвинув ноги, раскрыв перед тобой мое интимное? Тебя же это интересует. А может, ты хочешь, чтобы я отдалась тебе? Но это же нереально, об этом не может быть и речи. Я чувствую, что вся повлажнела внизу.

Неужели я на самом деле хочу Алешу? Нет, совсем нет. Меня разожгла фантазия о пикантной сцене, когда я в роли учительницы демонстрирую Алеше свою интимность. Сам сюжет мне нравится, но Алешу надо из него убрать. Я представляю, что я лежу голая с раздвинутыми ногами на учительском столе перед классом. Интеллигентный чинный учитель, с седой бородкой, мягкими теплыми пальцами раскрывает мои срамные губы, объясняя двум десяткам мальчишек устройство половых органов женщины. Он вызывает одного из мальчиков к столу и просит его повторить урок. Мальчик подрагивающими пальцами трогает меня внизу, раздвигает малые губки: «Лабии…, – забывает он, – Минори, – подсказывают ему». Мальчик норовит незаметно всунуть палец в мою дырочку. Потом я представляю, как весь класс становится вокруг стола, я беру в руки и мастурбирую сразу два мальчишеских членика, а остальные синхронно под моим наблюдением мастурбируют себя.

В тех или иных вариациях эта фантазия приходит мне в голову не в первый раз. А сегодня еще и Алешино томление передалось, наверное, мне и стало моим собственным. Я прогоняю Алешу из комнаты, чтобы он не мешал мне, а потом мучаюсь, что обидела его.

Когда возвращается домой Дима, я льну к нему, ласкаюсь, хочется какой – то необыкновенной нежности, растворения. Он понимает по своему, уводит меня в спальню, опрокидывает на спину, раздвигает ноги. Я вся мокрая внизу, и он решает, что я хочу его немедленно. От обиды непонимания я чуть не плачу и сначала не отвечаю ему, но независимо от меня механическое раздражение от его толчков разжигает меня, я принимаю его в себя уже со всей страстью и кончаю бурно, как – то истерично.

Год нашей совместной жизни и день рождения Алеши почти совпали. Мы отмечали эти события втроем, по – семейному. Дима подарил мне платье, обтягивающее, как чулок, и короткое, чуть ниже бёдер. Я была в нём совсем как голая, попыталась одеть под него бельё, но Дима возмутился, заставил снять его. А когда увидела, какими жадными глазами смотрит на меня Алёшка, сразу повлажнела внизу.

Он сидел напротив меня, и всё косился на мою грудь, на соски, которые совсем некстати набухли и торчали вызывающе, словно демонстрируя себя мальчику. Алеша выпил вина, порозовел, таращился на мою грудь, смущался, когда я ловила его взгляд, и отводил пылающие глаза. Неловко повернувшись, он смахнул нож на пол, наклонился за ним. Я сразу догадалась, что он сейчас сделает, но не стала сводить расставленные ноги. Хотя пару часов назад я выбрила себя внизу до шелковой гладкости, ощущение было такое, словно несуществующие волоски встают дыбом под жадным взглядом мальчишки, уставившимся в мои раздвоённые складки. Я чувствовала, как тягучая влага медленно вытекает из меня. Алеша поднялся, ещё больше покрасневший, и отводил от меня растерянные глаза.

После ужина, словно почувствовав моё возбуждение, Дима увёл меня в спальню Едва закрыв дверь, он тут же задрал мне платье, насадил меня и понес в постель. Наигравшись, мы лежали расслабленные.

– Что – то нехорошо получается. День рождения Алёши, а мы бросили его одного, – говорю я.

– Ты заметила, как он смотрел на тебя. Ты такая манкая сегодня, даже Алёшку соблазнила.

– Он уже почти взрослый,n лет, вспомни себя.

– Я безумно жаждал всех женщин, но они почему – то не замечали этого. Мне сейчас в голову пришла безумная мысль – подарить сегодня Алёшке женщину в день рождения, первую его женщину.

– Ты с ума сошел. Кого ты хочешь сейчас найти? – Я вдруг почувствовала, что ревную Алешку, не хочу, чтобы у него была какая – то женщина.

– Я хочу, чтобы первой его женщиной была ты.

– Ты, действительно, сошёл с ума, – сказала я, но озноб возбуждения прокатился по телу, соски болезненно засвербели, жаром заполыхал низ живота.

– Ну почему? Я к нему тебя не ревную. Почему бы тебе не просветить его?

– Как ты это себе представляешь? Я должна сейчас соблазнить его? Я просто не смогу так.

– Я поговорю с ним сам. Он умный мальчик и всё поймёт. Жди, он придёт к тебе.

Дима оделся и вышел из спальни, а я лежала, обмерев, потом вскочила и побежала в ванную. Я подмывала себя с такой тщательностью, мне хотелось быть для Алёши чистой и свежей. Я представляла, как сейчас голенькой войду в спальню, где Алёшка уже лежит в нашей постельке в ожидании, срежиссировала в уме сцену, целый план соблазнения составила. Постель была, к моему разочарованию, пуста. Что ж, подумала я, может так и к лучшему, идея Димы явно безумна. Сейчас он вернётся, и мы посмеёмся над его прожектом. И тут открылась дверь, и вошёл Алёша в одних белых трусиках, похожий на робкого оленёнка, с полыхающими на пол лица глазами. Он в нерешительности остановился, а меня вдруг так затрясло, что казалось, я кончу, едва он только коснётся меня.

По Лешкиным ногам выступала гусиная сыпь. Я должна была взять себя в руки, если мы оба будем трястись от волнения, то это может плохо кончиться. На мне ведь сейчас роль инструктора. Эта роль была внове для меня, я всегда отдавала инициативу мужчине, оставляя за собой право дать ему всё, что могу, и взять от него всё, что он может. Алёшка забросил ногу на постель, в глазах его был испуг. – Сними трусики, Алёшенька, неприлично быть одетым, когда женщина обнажена, – коряво пошутила я, стараясь снять напряжённость, и откинула одеяло, показывая ему себя совсем голой. Какие у него стали глаза, когда он смотрел на меня. Вот всё, что ты хотел увидеть, Алешенька, я голенькая перед тобой, и мои груди, и тот раздвоённый сфероид, пытаясь увидеть который, ты так неловко лазал под стол. Он пока сжат, но готов раскрыться перед тобой.

Алёша, полыхая испуганными глазами, стягивал с себя трусики, и напряжённая юность его вздыбилась маняще передо мной, так что я еле сдержалась, чтобы не припасть к ней губами. Он лёг рядом, я обняла его за плечи, и почувствовала, как он дрожит весь. Я прижала его к себе, обняла и медленно гладила его плечи и грудь. Он перестал дрожать, хотя дышал прерывисто, словно захлёбываясь. Когда моя рука лишь чуть коснулась его члена, он вздрогнул, но я уже убрала руку вверх, и потянула его за плечи, побуждая повернуться ко мне. Мы лежали лицом друг к другу, я шептала – Алёшенька, милый, – и подводила тихонько свои бёдра, пока его юный дротик не скользнул в мою раскрытую пещерку. Он резко дернулся, вбив в меня свой дротик, и я перевернулась на спину, увлекая его за собой.

Он бился во мне торопливо и исступлённо, но я не пыталась утишить его. Волна, которую я так долго сдерживала, подхватила меня. Я вскрикнула, закусила губы, чтобы не смущать мальчика своими воплями, запрокинув голову, кусала подушку. Я кончила, едва не теряя сознание, и сквозь эту пелену услышала вскрик Алёшки, тут же зажатый им. Мне хотелось сказать – кричи, Алёшенька, не стесняйся, это же мечта – мальчишка, бьющийся на тебе и кричащий от упоения, которое ему даёт твое тело, но моё горло было забито собственным криком накатывающегося второго оргазма. Я пришла в себя, а он всё ещё бесконечно впрыскивал в меня, и клейкая влага, выплёскиваясь, размазывалась по моему лобку и бёдрам.

Он дёрнулся, намереваясь слезть с меня, но я удержала его – Лежи, Алёшенька, мне так хорошо с тобой. Ты настоящий мужчина. Ты ведь, действительно, теперь мужчина. Как я тебе завидую. – я ощущала себя почти демиургом. Интересно, что ощущали храмовые проститутки Вавилона? В их соитиях ведь всегда есть сакральный элемент. Вот для меня близость сегодняшняя с Алёшей тоже несла сакральный смысл.

Я переволновалась, наверно, не меньше Алёши, и теперь, как разрядка, на меня напала болтливость. Я несла какие – то пустяки, лишь бы не молчать, и всё ждала, вот сейчас у него опадёт, он выйдет из меня, и я отправлю его, но он всё так же твёрдо торчал во мне, и я не знала, что с этим делать. А Алёша вдруг толкнулся во мне, раз, другой, я ответила ему посылом бёдер, и он снова начал трахать меня. В этот раз я усмиряла его – Вот так, Алёшенька, так, так. – помогла ему найти ритм, и у него неплохо получилось. Я чувствовала себя медсестрой на операции, и отстранённость моя от собственного тела помешала мне получить оргазм. Впрочем, я к этому и не стремилась, я хотела сделать Алёше так, чтобы ему было как можно лучше, и, когда, он, вскрикнув, забился в судорогах, я была счастлива.

Он слез с меня, робко погладил мое лицо и, смущаясь, шепнул – Спасибо. Я привлекла его к себе, целуя в губы – Алёшенька, я надеюсь, ты поймешь нас когда – нибудь. Но в любом случае – мне было так чудесно. А теперь иди. – он поднял смущённое лицо, и попросил – Можно, я поцелую твою грудь? – Конечно, Алёшенька. Он взял её двумя руками, слегка сжимая, опустил к ней лицо, и поцеловал сосок. Он целовал его так осторожно, словно боялся за него. Импульсы от соска отдавались в матке, я чувствовала, что снова завелась, и отвела Алёшкину голову – Иди, уже пора.

Дима зашёл тут же, вопросительно глядя на меня. – Всё, – сказала я, – Алёшка – мужчина. Мне так нервно, ты меня поставил в такое положение. – Спасибо тебе и прости. Господи, уже второй говорит мне спасибо. Напряжённый клитор звенел, как струна, и, когда ногой почувствовала Димину твёрдость, я припала к нему с таким пылом. И он тоже был на взводе, брал меня так бурно. Семя Алёши и семя Димы смешались во мне.

– Я ощущала себя храмовой проституткой, как в Вавилоне, или Ассирии, не помню уже, . – объясняю Диме уже потом. – Нет, не проституткой даже. Ты же знаешь, в какой то праздник каждая женщина, и незамужняя, и замужняя отправлялись в храм, где должны были отдаваться любому иноземцу. Мать с дочерью вместе отправлялись туда. Муж провожал жену и дочь проституировать в храм. Вот примерно, так я себя чувствовала. Как долг исполняла. – Я, конечно, привирала, но не могла же я сказать Диме всё, что чувствовала. Пускай считает, что я только исполняла долг.

Я лежу с двумя любимыми до боли мужчинами. Два тела прижимаются ко мне, четыре руки касаются меня, тиская, теребя, забираясь в все отверстия. Не глядя, я различаю пальцы Димы и пальцы Алёши. Двое губ впиваются в мои губы, соски, два языка вылизывают моё полыхающее жаром лоно. Два члена поочерёдно входят в меня, а иногда и вместе. Я счастливая женщина. Первое время я давала им по отдельности, но однажды мы решили лечь вместе, и это всех устроило. Я люблю своих мужчин, они и похожи, и такие разные. Когда Алёша возвращается из школы, он всегда целует мне грудь. Он бережно извлекает грудь из платья, и припадает к соску. Такой вот ежедневный ритуал. Частенько я выхожу к нему голенькой, тогда он пальцем щекочет меня снизу, щиплет мою попку. Они моют меня в ванной вдвоём, и на пару выбривают меня снизу. Уходя, они целуют меня в губы, и в лобок, туда, где начинаются складочки.