Архип, не глядя на Баклана – впившись взглядом в лицо ефрейтора Коха, взял из рук Баклана полотенце, щетку и тюбик.

– Я полгода отслужил, а он… – Шланг, всё так же на Зайца не глядя, боднул воздух – кивнул в сторону Зайца головой, – он в роту только пришел… пусть он это делает!

Баклан вошел в кабинку – стал задом к проходу, в котором стояли Баклан, Шланг и Заяц; послышалось журчание упруго бьющей в дно унитаза струи.

– Ты, бля, служил?! – напористо выдохнул Архип, делая шаг в сторону Шланга, и Заяц, глядя на Архипа, невольно затаил дыхание – внутренне сжался, потому что ему показалось, что Архип сейчас Шланга ударит… уходя в армию, Дима Заяц, никому в том не признаваясь, больше всего боялся, что там, в армии, его будут бить. – Ты?! – Архип, в одной руке держа туалетные принадлежности Баклана, другую руку резко вскинул на уровень Шлангова лица – ткнул в сторону Шланга указательным пальцем. – Ты – служил?! Это я служил! Саня служил! И он… – Архип ткнул указательным пальцем в сторону Зайца – он тоже будет служить! Его, бля, поставят на должность вместо Хакаса, и он… не ты, бля, а он… он, бля, будет служить – будет в парке ебаться с техникой! А ты, бля… ты где служил – в каком месте? Ты полгода сидел в канцелярии – ты, сука, ни разу за эти полгода не был со всеми на полигоне! И ты еще будешь мне что – то здесь возражать?! Будешь, бля, мне указывать, кого мне назначить драить писсуары?

Архип порывисто сделал в сторону Шланга ещё один шаг – и в этот момент Заяц, который увидел, как Архип замахивается рукой, чтобы Шланга ударить, неожиданно для себя самого торопливо проговорил, голосом опережая движение Архиповой руки:

– Я сделаю… завтра сделаю – почищу остальные писсуары!

Архип, словно споткнувшись, на мгновение замер… но уже в следующее мгновение взгляд Архипа – жесткий, угрожающе неприятный – впился – упёрся в Зайца.

– Ты, салабон! Тебе кто дал здесь слово?! – выкрикнул – выдохнул не на шутку разошедшийся Архип. – Кто разрешил тебе рот открывать?

Заяц сам не знал, как у него проговорилось – из него вырвалось – это предложение почистить завтра оставшиеся писсуары, – Архип увидел в глазах Зайца уже знакомый ему страх и, словно споткнувшись об этот страх – споткнувшись о Зайцев взгляд, неожиданно для себя почувствовал, что этот Заяц, это салабон, этот Дима – Димон ему, Архипу, чем – то определённо симпатичен… и то, что Заяц сейчас, по сути, заступился за Шланга, который того не стоил, и то, что Заяц своим неожиданно прозвучавшим голосом удержал его, Архипа, от рукоприкладства – всё это не могло не свидетельствовать в пользу Зайца, – Архип, видя в глазах Зайца, на него устремленных, вмиг возникший безотчетный страх, невольно ощутил в душе смутное, не очень понятное чувство, чем – то похожее на чувство вины…

– Ты своё сделал – спать, бля, иди… бегом, бля, отсюда! – энергично проговорил – выдохнул Архип, и Заяц, послушно дёрнувшись, тут же торопливо поспешил к выходу – подальше от греха… но выйти из туалета рядовой Заяц не успел – Архип его неожиданно остановил таким же энергичным окриком: – Стой! – И, поворачивая лицо в сторону отступившего назад ефрейтора Коха – упираясь в Коха холодным взглядом, уже более спокойно, но от этого не менее властно Архип произнёс: – Слушай меня внимательно, обладатель большого хуя… говорю тебе это сейчас в присутствии салабона: если ты, бля, воображая себя постаревшим, вздумаешь ночью его поднять… – Архип, говоря это, показал пальцем на замершего Зайца, – если заставишь его вместо себя писсуары драить, я тебя, Кох… я тебя утром здесь раком поставлю, сдёрнув предварительно с тебя штаны… чтоб ты, бля, задрот, нюх не терял – раньше времени не «старел». Ты меня понял?

Ефрейтор Кох, который в роте действительно был на несколько привилегированном положении и которого – по причине его близости к командиру роты – никто из старослужащих по – настоящему ни разу не прессинговал, впервые столкнувшись с подобным к себе отношением, растерялся… и не только растерялся, а испугался – откровенно струсил, – переступая с ноги на ногу, Кох смотрел на Архипа чуть округлившемся от страха глазами, по инерции всё ещё пытаясь сохранить хотя бы подобие какой – то независимости.

Между тем, журчание к кабинке, где стоял, отливая, Баклан, прекратилось, – младший сержант Бакланов, выйдя из кабинки в проход, с нескрываемым любопытством посмотрел на Архипа: он за всё время совместной службы видел т а к о г о Архипа впервые.

– Я спрашиваю: ты понял меня? – с нарастающей угрозой в голосе повторил Архип, не сводя с Коха холодного презрительного взгляда.

Кох что – то буркнул себе под нос – неразборчивое, невнятное.

– Не слышу! – Архип, который, казалось, уже начал успокаиваться, неожиданно рявкнул своё «не слышу» с такой силой, что даже Баклану, никогда так рявкать не умевшему, на какой – то миг стало не по себе. – Хуля, бля, ты сопли жуёшь? Хуй сейчас будешь жевать… громче, бля!

– Понял! – торопливо проговорил побледневший Кох.

– Что ты, бля, понял? Повтори.

– Что писсуары надо почистить…

– Не «надо почистить», а почистишь их – ты. К шести часам. Это, бля, первое. И второе: если ты этого не сделаешь, то – подмывай, бля, своё очко… мало тебе не покажется! Я, бля, тебе обещаю… мало, Кох, не покажется! – Архип, неспешно цедя слова сквозь зубы, смотрел на Коха холодным взглядом, и было непонятно, говорит Архип всё это всерьёз или всё это лишь метафора – фигура речи.

Собственно, угрозы такого рода – «раком поставлю», «выебу», «подмывай очко» – в казарме звучали довольно часто, но ни разу еще ни один старослужащий, угрожающий таким образом «салабону» – «духу», в буквальном смысле ничего подобного не делал, то есть угрозы свои в буквальном смысле публично не осуществлял… а там – кто его знает! Подобные фразы просто так с языка не срываются – так говорят – угрожают либо те, кто уже имеет опыт однополого секса и хочет – мечтает его повторить, либо те, кто к такому сексу бессознательно стремится – о таком сексе думает – помышляет… другое дело, что в туалете никто – ни Баклан, ни Кох, ни Заяц, ни даже сам Архип, пообещавший Коху «по полной программе» – ничего о вербальном проявлении импульсов, вольно или невольно устремляемых на свой собственный пол, не знали, и потому угрозу, прозвучавшую из уст Архипа, можно было воспринять как фигуру речи, и не более того; а между тем, ныне прочно вышедший из моды пролетарский писатель когда – то говорил – утверждал: «Как можно не верить человеку? Даже если и видишь – врёт он, верь ему, то есть слушай и старайся понять, почему он врёт» – и хотя сам писатель – буревестник по причине превращения пролетариата, строившего когда – то фабрики и заводы, в одноразовый электорат, жующий импортное сено, перестал быть актуальным, эти слова буревестника применительно к неосуществляемым, но постоянно звучащим угрозам типа «раком поставлю» или «выебу» были в общем и целом вполне уместны; «старайся понять» – хороший совет… и к угрозе Архипа в адрес Коха эти слова тоже вполне подходили, – никогда еще Архип никому не грозил в форме «вербального гомосексуализма».

– Именно это ты понял? – уточнил Архип, сверля Коха взглядом.

– Да, – отозвался Кох, лишь бы быстрее покончить со столь неожиданной – неприятно унизительной – для себя ситуацией; никто никогда его не трогал, и вдруг – на тебе… этот Архип как с цепи сорвался!

– Ну, молодец… – Архип усмехнулся. – Заяц, отбой! А ты – за работу! И смотри, бля… к утру успей! Или – готовь вазелин… с ним, говорят, не так больно, – Архип, говоря это, ещё раз усмехнулся, с презрением глядя на Коха.

Заяц, не вынуждая Архипа повторять ему дважды «отбой», пулей вылетел из туалета… хрен их здесь разберёт, кто кого имеет – трахает, – для Димы Зайца, после бестолкового и не очень внятного курса молодого бойца, который он в ускоренном виде прошел всего за неделю, это была третья ночь в казарме настоящей роты, и сразу – столько событий… когда Архип, торопясь из туалета с зажатым в кулаке «Кремом для смягчения и увлажнения кожи» сказал, чтобы он, Заяц, из туалета не высовывался, Заяц решил, что Архип пошел трахать Коха – Шланга… а что ещё оставалось думать? Возбуждённый Архип, дважды вставивший ему в рот во время второго появления в туалете, не стал в рот кончать, а, велев ему, Зайцу, из туалета не выходить, сам поторопился в спальное отделение… при этом Архип сказал, что он пошел спать, но именно в это Зайцу верилось меньше всего: с возбуждённо торчащим членом – спать? И потом – этот крем… возбуждённый солдат – старослужащий в ночной казарме с кремом в руке – это как? В контексте происходящего всё это поневоле заставляло думать, что всё это неспроста, и по мере того, как Заяц об этом думал… то есть, он думал обо всём сразу: о своих собственных ощущениях, о возбуждённых членах парней – старослужащих, которые он сосал, о креме, который, наверное, можно использовать – применять вместо вазелина, о словах Архипа, сказавшего, что если он, Заяц, будет себя хорошо вести, то… он думал о том, что, отсосав или даже подставив зад, парень не делается хуже, потому что сами по себе эти факты ещё ничего не значат и ни о чём не свидетельствуют, – значимо здесь совсем другое… становятся эти факты известными для других или, наоборот, другие об этом не только не знают, но даже не догадываются – вот что в действительности важно и значимо, потому что именно от этого зависит, станешь ты «пидарасом» или нет… получалось, что, следуя этой логике дальше, можно было один раз взять в рот, причем сделать это не по своей воле, а вынужденно – и ты автоматически попадал в разряд презираемых и гонимых, а можно было трахаться хоть каждый день, но если всё это было шито – крыто, то ты продолжал жить самой обычной жизнью и даже при случае мог – в зависимости от ситуации – насмешливо или даже презрительно говорить – отзываться о тех, кого принято называть «голубыми»… это было то же самое, что с мастурбацией: дрочат, получая от дрочки кайф, все или очень многие, но «самолюбами» и «онанистами» становятся только те, кто оказывается за этим занятием пойманным – застуканным, – это была извращенная логика, но именно эта логика теперь решала – определяла судьбу Зайца на ближайший год… и чем больше Заяц об этом думал, тем больше он понимал, что судьба его отныне полностью находится в руках Архипа… второй старослужащий, у которого Заяц брал в рот, через несколько дней уйдёт на дембель, а Архип останется здесь, в казарме, и если Архип захочет его, салабона Зайца, в рот или в зад, то… по мере того, как Заяц обо всём этом думал – размышлял, член его, не получивший никакой сатисфакции, затвердевал всё больше и больше… Понятно, что в тех мыслях – выводах, к которым приходил – подплывал сидящий в туалете Заяц, не было ничего нового или оригинального в принципе, но для Зайца, который ни о чём подобном никогда не думал и не размышлял вообще, все эти выводы – мысли были принципиально значимы, поскольку волею случая он оказался в такой непростой ситуации, из которой теперь выходить нужно было с наименьшими потерями… несколько раз, сидя на корточках с напряженным – сладко зудящим – членом, Заяц порывался под видом какой – нибудь надобности сходить в спальное помещение, чтоб воочию посмотреть – увидеть, что же там происходит в действительности – трахают старослужащие Шланга – Коха или нет, но каждый раз он себя тут же осаждал, боясь, что своим неурочным появлением в спальном помещении он своё положение может только ухудшить… впрочем, испытывающий возбуждение Заяц не только не рискнул идти в спальное помещение, но даже побоялся сбросить возникшее напряжение в самой простой и привычной форме – в форме естественной мастурбации, так что спустя какое – то время член его поневоле обмяк, а в промежности осталась – застыла свинцовая тяжесть, что, как известно, отрицательно действует не только на общее самочувствие, но даже на половую потенцию… другое дело, что Диме Зайцу в эту ночь было вовсе не до душевно – физиологического комфорта – ему нужно было, не делая резких либо необдуманных движений, путём логических умозаключений выплывать – выкарабкиваться из того положения, в котором он оказался… какой уж там, бля, комфорт! Не до жиру – быть бы живу, – реальная жизнь была совершенно не похожа на тот гламурный глянец, каким паству – электорат в изобилии потчуют с экранов телевизоров разномастные инженеры человеческих душ… И когда перед Зайцем, уставшим думать и от усталости задремавшим, появились – возникли Архип и Кох, Заяц, увидев их, не мог не отметить, что Кох, или Шланг, выглядит заспанным, то есть только разбуженным, в то время как по Архипу было видно, что он спать еще не ложился – вид у Архипа был чуть усталый и вместе с тем какой – то удовлетворённый… а спустя какое – то время в туалет с полотенцем через плечо вошел второй старослужащий, которого Архип называл Саней, и вид у этого второго парня – старослужащего был такой же, как у Архипа, то есть тоже усталый и тоже какой – то удовлетворённый… «может, они не Шланга трахали, а – забавлялись друг с другом?» – невольно подумал Заяц, помимо воли сопоставляя увиденное…

Но – размышлять – думать о том, кто кого трахал в спальном помещении, было уже недосуг, – услышав команду «отбой», обращенную персонально к нему, Заяц пулей вылетел из туалета – торопливо разделся, быстро сложил, как учили в «карантине», свою форму и, откинув в сторону одеяло, юркнул в койку… «готовь вазелин» – эта была последняя фраза Архипа, обращенная к Шлангу – Коху, которую Заяц, выскакивая из туалета, успел услышать, но сейчас, укрываясь одеялом, Заяц думал не об этих словах, а о том, что, во – первых, Архип разрешил ему спать до семи часов, а во – вторых… во – вторых, Архип его, Зайца, только что защитил от Коха – и это не могло не усиливать надежду на то, что всё для него, для Зайца, не так уж плохо… только оказавшись в постели, Дима Заяц всем своим существом почувствовал – ощутил, как он сильно устал за сегодняшнюю ночь… колоссально устал! Но уснуть ему было ещё не суждено – едва он, укрывшись до подбородка одеялом, стал проваливаться в долгожданный сон, как до слуха его донесся голос Архипа:

– Заяц! Иди сюда… не одевайся!

У Зайца от этого крика, к нему обращённого, ёкнуло сердце… «вот оно… начинается!» – мелькнула – обожгла Зайца мысль, но что именно начинается, думать было некогда – подскочив с койки, Заяц схватился за свою аккуратно сложенную форму, но в следующую секунду его настигла мысль, что Архип зычно произнёс, чтоб он не одевался… «начинается!» – смятенно подумал Заяц, выскакивая из тёмного чрева на слабо освещённую «взлётку» – Архип, расставив ноги, стоял на фоне освещённого прямоугольного проёма, ведущего из спального помещения в коридор… рядовой Заяц в трусах потрусил на подгибающихся ногах к ждущему его Архипу.

– Ближе подойди – негромко произнёс Архип, когда Заяц, словно споткнувшись, остановился, не доходя до Архипа метра четыре.