Из дневника леди Селии

Меня преследуют сны и видения, затуманивающие мой разум оза¬рением и восторгом. Я в таком смущении, какого со мной никогда не случалось. Два дня назад нас посетила в одиночестве Мюриэл Мэнсфилд. Она сказала, что проезжала мимо и решила представиться нам. Будучи одна дома, я приняла ее. К моему величайшему изумлению, она приветствовала меня поцелуем прямо в губы. На мой удивленный взгляд, который я не смогла скрыть, она ответила улыбкой, после чего сняла свою накидку и шляпку.

Когда подали чай, мы беседовали о всяких пустяках, вроде платьев и тому подобных вещей, хотя все это время я чувствовала себя так, будто бы меня экзаменуют. Наконец, я решилась сама ее поэкзаменовать.

— Я расстроила вас. Вам не нравится целоваться с другими женщинами? — спросила она, как только горничная удалилась с чайным прибором.

Я ответила ей, что ничего не знаю о подобных вещах, и это было истинной правдой. Однако выражение моего лица, должно быть, снова меня выдало, потому что она опять улыбнулась и спросила, не противно ли мне это. Я сказала, что даже не знаю, что на это и ответить.

— Я думаю, вы знаете — сказала она. — Но это сокрыто у вас в уме. Если я вас опять поцелую, когда буду уходить, вы простите мою бесцеремонность?

Не имея опыта в подобных беседах, я несколько растерялась и, вероятно, слишком сильно поджала губы, потому что на ее лице опять показалась та же грустная улыбка.

— Это же, знаете ли, не запрещено, — были ее следующие слова. Сказав это, она поднялась, так что я подумала, что она уже собралась уходить, но вместо этого она подсела на подлокотник моего кресла, приподняла мой подбородок и поднесла свои губы к моим так, что я обеими руками вцепилась в кресло. Ее язык на мгновение проскользнул в мой рот и сразу же исчез.

— Видите, как это вас сладко тревожит? — произнесла она, и из-за мимолетности момента я никак не смогла устраниться от странного и какого-то потустороннего поцелуя, и это можно было принять за согласие.

Я попыталась встать, но она тут же быстро отошла от меня. И тут у меня с губ сорвалась одна из тех нелепых фраз, которые всегда спонтанно приходят на ум. «Я не понимаю… « — пробормотала я в тот момент, как она отвернулась, и подобрала свои длинные замшевые перчатки. Тут в комнату беззвучно вошел Роджер, которого я меньше всего сейчас хотела видеть, — по недосмотру горничной дверь осталась распахнутой, и он слышал то, что я начала говорить.

— Чего же ты не понимаешь, моя дорогая? — поинтересовался он.

Возможно, на этот раз меня спасла сама Мюриэл, бестактно перебив меня своей репликой, поскольку я сама не знала, что ему ответить.

— О, нечто очень приятное. Но мне и правда пора идти. Надеюсь, вы оба простите меня? — сказала она, подобрала свою шляпку с пером и удалилась, оставив меня со слезами на глазах, появление которых я наотрез отказалась объяснять Роджеру. Он покинул меня в сильном замешательстве и немалом беспокойстве.

Ночью мне снилось, что Мюриэл снова поцеловала меня, и на этот раз намного дольше. Я проснулась, все мое тело горело, и это было так странно, что я вся прижалась к Роджеру, который тут же проснулся и спросил, что случилось. И опять я не смогла ему ничего объяснить, но к счастью он снова быстро заснул. Этот сон преследовал меня весь день, точнее, не столько он сам, сколько то, что ему предшествовало, — эти влажные, полные губы поверх моих, это дерзкое подрагивание ее язычка у меня во рту. Всякий раз, когда я думала об этом, мои щеки начинали пылать, а сама я испытывала то чувство нежданного удовольствия, в которое не могла поверить.

Я всегда вела добродетельную жизнь, в том смысле, в котором я это понимаю. Я всегда сдерживала свои греховные шалости и скрывала их даже от Роджера, который в своих желаниях иногда бывает слишком порочным и бесстыжим. Однако, как только снова пришла ночь, я снова впала в то же эротическое отчаянье, — хотя сказать по правде, это было не совсем то же чувство, — и мне еще раз привиделся тот же сон.

На этот раз мне привиделось, что мы с Мюриэл лежали обнаженными и прижимались своими телами друг к другу. Проснувшись от этого сна под утро, я начала беспокойно крутиться по кровати, снова разбудив Роджера. На этот раз он не оставил меня в покое, а заставил рассказать ему все, что произошло. Наконец, я решилась и выложила ему все, хотя и сбивчиво, и зачастую непонятно.

Он спокойно все выслушал, поглаживая мое лицо и мои формы, часто задерживаясь между моими бедрами, где я была очень влажной. Подняв свою ночную рубашку, он прижался своим членом к моему животу, и после этого начал говорить такие вещи, какие я никогда раньше от него не слыхивала. Странные слова и фразы слетели с его губ и эхом отозвались у меня в голове. Он сказал, что я не должна беспокоится, поскольку подобная страсть между женщинами хорошо известна и действительно универсальна. В конце концов, целоваться ведь было приятно и это нужно поощрять, сказал он, к тому же целоваться с женщинами — это очень красиво. Я же в это самое время слабо протестовала, что это все порочно и неправильно, и что у меня действительно нет никакого желания это делать.

Затем его голос стал более серьезным.

— Я полагаю, что у тебя есть большое желание доставлять самой себе удовольствие, и оно до сих пор оставалось скрытым в глубине твоего существа, любовь моя. Отрицай это, как хочешь, но в этот самый момент — момент пробуждения со свежестью от самого восхитительного и чувственного сна — губки твоей пещерки набухли, как у молодой девушки, и сейчас влажные от желания. Почувствуй, как плавно и легко мой стержень входит в тебя, — произнес он, перекатываясь на меня прежде, чем я смогла подготовиться к защите.

В одну секунду он полностью вонзился в меня, наши животы соприкоснулись, и взгляд его прекрасных глаз отразился в моих. Нежное шевеление и пульсирование его жезла безумно возбуждало меня и, хоть и не желая этого показывать, я начала издавать звуки страсти. Его член двигался во мне вкрадчиво и нежно, мои ягодицы дрожали от удовольствия, грудь моя вздымалась, а соски быстро отвердели и встали торчком.

— Ты получишь ее, моя любимая, — пробормотал он, и я простонала: «Нет!» — правда, ненадолго. Его слова произвели на меня такое же действие, как и ее поцелуи, — вызвали одновременно и тревогу, и вожделение, так что я не знала, в какую сторону повернуть между двумя противоречивыми чувствами.

— Да! — настаивал он. Его чресла начали работать, а мои бедра с наслаждением перекатывались под ним. Я обхватила его руками за шею и вмиг кончила, обильно увлажняя его поршень, и тем самым, молча признаваясь в своем возбуждении, которое быстро одолело своего антипода.

— Я не должна! Нет, это просто развратно! — простонала я, извиваясь и разрываясь в уме между бредовой действительностью происходящего и совершенно тревожными чувствами, которые во мне пробуждались.

— Я приведу ее к тебе, дорогая, — услышала я, и затем моя голова погрузилась глубже в подушку, и я снова затряслась, уже более продолжительной дрожью, как будто все мое тело испытывали электрическими импульсами.

— Нет… Да! — ответила я на одном дыхании. Тогда Роджер начал еще глубже бороздить мою влажную щелку. Мы задыхались, мы сжимали друг друга в исступлении удовольствия, в то время как самые чувственные и похотливые фразы лились из его уст.

— Ах, какая же ты замечательная трахальщица! Какие чарующие наслаждения ты познаешь! — произнес он, а затем в оргазмическом блаженстве в меня хлынул поток его желания. Наши схлестнувшиеся друг с другом тела содрогнулись в экстазе, я снова оросила его член, получив его последние тонкие струи, а затем мы оба погрузились в небесную тишину.

Роджер, однако, отдыхал не долго. Я думаю, сейчас в нем энергии еще больше, чем раньше. Мужественный жезл вышел, и он сел, тормоша рукой свои взъерошенные волосы и улыбаясь.

— Ты получишь ее сегодня, моя милая, — сказал он и сошел с кровати,

Я думаю, что у нее поднялась температура, потому что она очень раскраснелась, а тетя Мюриэл, должно быть, переодевалась, поскольку она как раз застегивала платье. Она сладко мне улыбнулась и крепко, крепко меня поце¬ловала, а потом выразительно посмотрела на папу и сказала, что он должен хорошенько следить за мной этой ночью. Не знаю, что она хотела этим сказать. Я думаю, она имела ввиду маму, потому что у нее горячка. К ужину, по крайней мере, она не спустилась.

Из дневника леди Селии

О, любовь, о губы, о эти распутные руки! Я не могу поверить ни в то, что я сделала, ни в то, какой милой и настойчивой была Мюриэл. Каким же развратом я развлеклась! После этого я едва смогу смотреть сама на себя в зеркале. Ее язык был таким длинным и гибким у меня во рту. Я думала, что мы поцелуемся, но она разделась и заставила меня сделать то же самое, несмотря на все мои протесты.

— Дорогая моя, теперь мы должны быть вместе. Ваш муж не помешает нам, — сказала она. Но откуда она могла об этом узнать? Я хотела спросить ее об этом, но, показавшись вначале тигрицей, она обернулась ангелом, пожирающим мои жаждущие любви формы, — мои соски отвердели и коснулись ее собственных, ее живот плавно скользил по моему, пока наши любовные зелья не смешались в одном потоке, и после всего этого мы лежали, задыхаясь.

Я думала, что все свершилось и что сон закончился, но она сказала мне, чтобы я свесила ноги с кровати. Я было решила, что нам пора вставать, хотя голова еще кружилась, а коричневые кончики грудей, — мои «коралловые припухлости», как она сказала, — были полны твердости. Однако, когда я пошевелилась, она встала на колени у кровати, подняла мои ноги и… Ооооооо! Как я могу, как я смею писать об этом! Ее длинный язык порхал там, где до него еще никогда не бывало ничьих уст. Я вздыхала, стонала, не в силах себя сдерживать. Я всегда думала, что когда тебя охватило оргазмическое блаженство и пролился твой сок, то все уже кончено, но как она научила меня, для женщин это не совсем верно. Еще трижды я изверглась любовным дождиком ей в рот, а потом ее губы приблизились к моим, и наши груди соединились вместе, — все было наполнено любовью. Я купалась в экстазе, и как потом призналась Мюриэл, она испытала те же чувства. После всего этого мы лежали вдвоем, тяжело дыша, со слипшимися шерстками на обоих наших пещерках, которые соприкасались в своем «поцелуе» — и я, которая никогда и помыслить не могла использовать подобные слова, теперь играю ими, как безделушками своего желания.

Кроме того, Роджер был мил со мной. «Тебе понравилось?» — это все, о чем он спросил. Я кивнула, ничего не в силах говорить. Я держала в руке его член, а он играл и с моей щелкой, и с моим задним проходом. Я была спокойной, и уже не дергалась от этого, но даже в тот момент я не позволила ему присунуть его в меня туда, между моих нижних полушарий — я просто не смогла решиться на это. «До конца месяца ты позволишь мне сделать это», — сказал он. Не знаю, что он имел в виду. Я оказалась потерянной, произнесла я, потому что чувствовала себя виноватой, хотя, как было видно из его мягких слов, он и не испытывал никакой ревности к Мюриэл. Он хотел спросить меня о многом, я знаю, но не мог заставить себя сделать это, а сама я была и являюсь слишком застенчивой, чтобы говорить об этом. Как же бескорыстно он поступил со мной в ходе этого удивительного события?!

— Я больше не буду этого делать, — сказала я, но спрятала лицо, поняв, что это ложь, и почувствовав ужасное жульничество. Но даже это он понял — мой добрый, милый, понимающий человек.

— Никогда не говори никогда, Селия, — сказал он, ласково поглаживая меня по попке. Я не знала, что ответить, поэтому притворилась спящей. Никогда раньше не знала, что вышла замуж за такого ангела.

Из дневника сэра Роджера

Я ни в коем случае не позволю погибнуть моей дражайшей Селии, я лишь доставлю ей удовольствие. Я так и сказал Мюриэл.

— Тебе скоро достанется ее попка. Если, конечно, это то, чего ты хочешь, — сказала она в ответ, взглянув на меня с явной ревно¬стью. Я заверил ее, что ее собственная попка, — дерзкая, тугая и такая нежная, как сливки, — может вполне составить счастье любого джен¬тльмена. Ее это, кажется, успокоило. Как же она тяжело дышит, когда ее туда трахают — она вся дергается и тихо ржет, как молодая кобылка, пока мой член входит и успокаивается между ее горячими полушариями.

Боюсь, что они с Джейн обсуждают между собой даже самые интимные вещи. Если бы не это, уверен, что мое пристрастие к Мюриэл было бы намного сильнее. «Не правда ли, Дейзи приятная девушка, а между бедрами у нее уже замечательные кудряшки?» — спросила она. Я сказал, что не смотрел туда и не буду. «Ой, плутишка, ты же трогал их попки, не так ли?» — улыбнулась она. Я подумал, что это бестактность, но в ответ только лишь покачал головой. Подозреваю, она тоже так подумала. Мне захотелось спросить, засовывала ли она палец Селии в задний проход, но это было бы уже слишком. Меня иногда удивляют собственные представления о морали, но ты являешься тем, кем ты есть.

Мне нужно поговорить с Дейзи, потому что я боюсь язычков этих сестер. В этом свете мое решение овладеть вначале Джейн, а затем сладкой Сильвией, несколько поблекло, но меня же приваживают к ней таким же образом, как Селию к Мюриэл!

— Скоро тебе будет позволено овладеть нами обеими, — сказала Мюриэл. На это я парировал, что я сам ей скажу, когда и где мне захочется это сделать. И снова она показалась мне удрученной, — иногда язык ее просто не слушается. Дело в том, что она не имеет ввиду ничего дурного. Я сказал ей, что все это знаю — и в некоем смысле прощаю ее. Она вздохнула и прижалась ко мне крепче.

— Мы всегда будем одновременно и соперниками и союзниками, милый, — сказала она.

Я подумал о том, что это очень верно, и одобрил ее за эти слова.

— Ого, тебе все же нравится что-то из того, что я говорю! — рассмеялась она. Иногда она бывает такой, что перед ней невозможно устоять…

Из дневника Дейзи

Если кто-нибудь спросит, целовал ли меня папа в губы, я скажу, что нет. Папа прочел мне об этом наисерьезнейшую лекцию. Но у нас состоялась с ним тайная встреча в моей комнате! Я сказала, что не расскажу об этом никому на целом свете, и это правда. «Даже если тебя будут шлепать и спрашивать?» — спросил он. Я не скажу даже ангелу, ответила я, а он просто расхохотался. «Тогда не говори сама себе, потому что ты тоже ангел, моя радость», — сказал он. Поначалу у него был какой-то испуганный вид, но теперь он совсем развеселился. На мне была только ночная сорочка. Он хотел было обнять меня обеими руками, но потом вдруг раздумал и быстро вышел, и меня это сильно огорчило. В конце концов, мне кажется, что после всего случившегося он мне не верит.