На вертолёт — и вперёд!
А ведь начиналось совершенно невинно.
— Отлично, сэр! Всё, как вам хотелось! — с улыбкой сказала мне тогда Джейн.
И что же ответит на это наглое заявление правильный «верхний»? А то ответит, что Дженни совсем от рук отбилась. Лезет куда не просят, хозяина не слушает…
— Но, сэр, кто же объяснит ей тогда всю неправильность поведения? Уж больно небо манило синью…
Вот Майк тебе и объяснит. Прямо тут, не сходя с места.
— Готова?
— Конечно, Наставник.
Дженни вся во внимании, смотрит сквозь стёкла очков и ловит каждое моё слово. Что на ней сейчас, кроме очков? Кроме очков и выражения покорности и страха на лице, которое видно даже сквозь очки? Конечно же — униформа стюардессы, моей послушной напарницы по полётам. Раз уж небо манит…
— Тёмно-синяя пилотка, рубашечка с коротким рукавом и фирменным логотипом «Циммерман эрлайнз», короткая тёмно-синяя юбка, белые гольфы чуть ниже колена и туфельки на среднего размера каблуке. Так? Причём ни трусиков, ни бюстгальтера не предусмотрено: у нас же тёплый маршрут, кто в такую жару трусики одевает?!
Девушку удивляет, что Хозяин в курсе дамской униформы, принятой в этой самолётной организации. Хотя чему тут удивляться? Я же её хозяин и владелец.
— Организации или меня? — переспрашивает слишком уж понятливая Джейн, чтобы моментально получить однозначный и ожидаемый ответ:
— Обеих, разумеется. И компании, и стюардессы. Так что расстёгивай пару пуговок на блузке, чтобы обозначить в проёме свой роскошный бюст, и пошли!
Властным жестом беру её за руку и — вперёд, на предпосадочную подготовку в знакомый подвал. На мне самом, кстати, короткие спортивные шорты черного цвета, тяжёлые армейские ботинки и шейный платок, тоже с эмблемой компании.
— Что-то я увижу в иллюминатор! — с любопытством вздыхает Дженни. Её ладошка влажная и прохладная, а сама она — воплощённое любопытство!
И вот мы спускаемся по знакомой лестнице вниз, моя дорогая. Твои груди плавно колыхаются при ходьбе, между ног уже мокро. А уж после того, как тяжелые двери захлопываются за спиной… Ты на мгновение замираешь, чтобы сглотнуть, и закрываешь глаза. Нижет пояса всё отчаянно пульсирует в ожидании.
— А теперь, для разминки — на колени! И возьми в рот у своего хозяина. Прямо так, с места в карьер. — Я лишь слегка отодвигаю штанину шортов, выпуская наружу напряжённый член.
— О, да, Господин мой! — Послушно берёт, не касаясь руками, и единым движенем заглатывает внутрь на полную глубину. Затем, попробовав и посмаковав, снова выпускает наружу. Браво, моя девочка, вот что значит школа!
А музыка Ивана Смирнова и его ансамбля, — сам, бля! Один, бля! — мерно шагает вместе с нами, не умолка ни на минуту. Одна композиция за другой. Гитара, рояль, барабаны, шумелки-сопелки деревенского оркестра. Жалейка ещё вот какая-то… Но «пожалей-ка!» — это не ко мне сегодняшнему, слишком много самовольничала моя служанка и рабыня за последние дни. За что и получит сегодня пару горячих
— Взяла? Вот и умничка. А теперь свела руки за спиной и качаешься, стоя на коленях. Засасывая и заглатывая мой хер.
Джейн щекочет меня прикосновениями порхающего по стволу язычка, обводящими фуэтэ по головке, стыки в стык конца с кончиком… Чему-то научилась, как я посмотрю, за все эти годы дрессировки. А я тем временем расстегиваю на ней форменную блузку, высвобождая груди для моих ласк. И для последущих развлечений.
— И вновь слаломная дорожка к основанию, к подножию горы! — тяжко стонет моя горнолыжница. Потом снова и снова глотает, ударяясь носиком в пах А член, её стараниямиуже огромный, длинный и толстый, с трудом размещается в этом маленьком ротике.
— Проглотишь головку — можешь кончить, я разрешаю.
Девочка моя уже дрожит, наслаждаясь сладким вкусом хозяйского хрена.
— А вы ту редьку пробовали? — ехидно комментирует внутренний голос. А неугомонная Дженни ласкает меня тем временем своей чёлкой из-под пилотки, которая почти уже свалилась набок. И знай себе мурлычет с набитым ртом:
— Ах, ваша шишечка, она такая аппетитная! М-м-м…
— Э нет, дорогая! — Я возвращаю пилотку на место и прикрепляю к волосам заколкой. — Так Хозяину больше нравится.
После чего, воодушевлённый открывающейся картиной, беру эту нежную головку своими ладонями с боков и натягиваю поглубже на свой разбухший хрен.
— О, Господин, — хрипит Дженни, — Ваша забота о моём внешнем виде… так мне приятна!
Вот ведь разболталась, неугомонная, чем ей рот не затыкай… Резко обрываю:
— Так, кончать будешь или как? У нас ещё столько всего впереди…
И моя недотраханная стюардесса, словно ждавшая подобного окрика, натягивается на мой хер подобно тесной кожаной перчатке. —»Да, да, мой Господин!«, — и взрывается, урча и крича. Отчаянно колотит ручками по моим бёдрам, давится слюной и течёт, кажется, изо всех отверстий одновременно.
— Спасибо, Повелитель, что разрешили мне кончить!
— Давно бы так, стажёрка ты моя! Время торопит: там, в ангаре, винокрылая машина уже прогревает моторы.
Подымаю за руку и веду дальше. Еще пара залов — и мы, наконец, на месте.
— Вот он, твой вертолёт!
В голубой стене вдеты, чуть выше роста юной практикантки, две пары петель с наручниками — для рук и для ног. Фирменная юбка летит на пол, и вот уже Дженни подвешена и распята — руки повыше, ноги пониже. Но там есть и подставки для ног, чтобы упираться при случае.
— Ты полностью во власти Хозяина, беспомощная и раскрытая — и тебе это нравится, моя маленькая стюардесса.
— Я — твоя крестовина, — каламбурит юная нахалка, — твой пожизненный крест!
Лётная пилотка всё ещё на ней. Пилотка, гольфы, туфельки… И амулет с черным алмазом, разумеется. Дженни уже насквозь мокрая, но я всё-таки беру крем и начинаю аккуратно и настойчиво промазывать девушке колечко ануса. А оно с готовностью распахивается навстречу моим пальцам.
— О, да! Моя попка хочет тебя, Господин!
За что люблю свою подругу и служанку, во всех её ролях: заводится с пол-оборота. Стонет сейчас от каждого прикосновения крема и течёт по бёдрам, извиваясь на привязи словно уж на сковородке.
— Меня хочешь, говоришь? Но меня тебе пока ещё подождать придётся, дорогая. А пока что…
Вместо рояля в кустах у Господина припрятан специальный агрегат на колёсиках. Придвигаю поближе, вот уже в девичий анус погружается толстый искусственный член, насаженный на специальный моторчик.
— Он заполняет тебя всю насквозь, девочка. Ты видишь восхищение на моём лице, и это заводит ещё сильнее.
— Да, командир, меня пронзают непередаваемые эмоции! А что теперь?
А теперь, как раз, мотор начинает набирать обороты, и искусственный член в чьей-то попке вращается всё быстрее. Вот он, твой вертолёт!
Выражение «испытательница», похоже, произошло от слова «пытка». По крайней мере, в данном конкретном случае. Но пытка более чем сладостная, и вот уже моя практикантка-испытательница кричит и трясётся от вожделения.
— Ты уже готова взлететь?
— О да, мой наста-а-а-авник! — заходится Дженни в судорожных спазмах.
Но твоё испытание лишь только началось, дорогая. Что у нас следующим пунктом?
— А теперь немножко разогреем твои груди!
Отхожу на шаг и легонько касаюсь их хвостиками черной кожаной плётки.
— Сначала легонько, дразня соски ласковыми прикосновениями…
— Да, мой Майк, да. Прошу тебя, умоляю: ударь!
— Вот как. Тебе хочется большего?!
Хорошая девочка, уже чему-то научилась. И в знак поощрения получает резкий удар плетью сначала по левой груди, а потом и по правой. Хлёстко, наотмашь.
— Я хорошая, очень хорошая,
— униженно кричишь ты своему Хозяину. — И буду ещё лучше, если ты прикажешь!
Плеть отзывается болью наслаждения в грудных сосках, захватывает и сжимает роскошные полушария.
(Ой, сладостно изнемогаю…)
А упругий фаллос тем временем всё вращается в твоей попке…
(… урчание мотора сзади, хлёсткие удары спереди…)
— Я сама вертолёт! — счастливо кричит распятая и растянутая между столбами воздухоплавательница.
— Кончай, стюардесса! — командую я со следующим ударом плети. — Ты же послушная девочка и знаешь, что без разрешения хозяина кончать нельзя.
А ты только этого приказа и ждала. И вспыхиваешь снопом небесных красок.
— Ма-а-а-айк, мой Майк! Ведь ты разрешил!
Не только разрешил, но и приказал, заметь. А командир экипажа для подчиненных — царь и бог, когда вы в небе. Но это ещё не всё, моя девочка. Далеко-о-о не всё. Почему не слышу сладострастных стонов, кстати?
— Я издаю их, мой Повелитель, вот, слышите? И бьюсь, бьюсь на вашей «разделочной стене»!
Ну а теперь — последний штрих нашей предполётной подготовки. Плётка летит на пол, на сосках Дженни повисают теперь прищепки с грузиками-колокольчиками
— Этот тонкий хрустальный перезвон на фоне равномерного гудения вертолётного мотора сзади — он буквально пропарывает меня волной блаженства…
И вот уже к надсадно болящей от незаполненности и невостребованности письке приближается наконец набухшая головка моего члена. Ты ведь этого ждала?
— Да, Майк, пожалуйста. Смилуйся и пощади, умоляю!
Последний контроль с диспетчерской башни:
— Ты распахнута и готова, моя вертолётчица?
— Да, да, о да-а-а!
Наконец, наконец, наконец. Командирский штурвал, он же конец, вонзается в твои глубины. Грубо, резко, нетерпеливо. От винта!
Дженни содрогается в долгожданном моменте отрыва. От взлётной полосы, от почвы, от реальности… Ей сладко и трепетно в этот упоительный миг взлёта к грядущим вершинам.
— Отдолби же меня, вытрахай в оба винта, мой Учитель и шеф-пилот! Ты же видишь и слышишь, как я отдаюсь этим воздушным потокам.
«Почувствуй теперь себя всю!«, — приказал Майк.
И Дженни — почувствовала: распятая и прикованная на стене, запястья и щиколотки счастливы сладостным пленом. Рот и горло помнят ощущение хуя Господина; его вкус, твёрдость и объём. Амулет на пупке пульсирует и делает все ощущения острее и чётче — такова его магия. А на ногах у небесной летуньи — туфельки, которые так возбуждают и радуют Хозяина. В попке знай себе наворачивает круги искусственный член. Соски зажаты прищепками и позвякивают в такт движениям — самой ли Дженни, размеренно имеющего её в письку Майка, или даже сообразно вращению лопастей виртуального вертолёта в многострадальной заднице нашей авиаторши, типа Карлсон на своей крыше отдыхает.
— Мой капитан, я не перестаю дрожать! Сжиматься и разжиматься…
Джейн растянута между столбами, её натягивают и сверху, и снизу, сама она натянута, подобно тетиве, готовая лопнуть каждое мгновение… А мой ненасытный хер без устали долбает содрогающуюся в неистовых оргазмах маленькую «стюардессу по имени Дженни» — была когда-то такая песенка, хи-хи!
— Я ебу тебя во все дыры, моя маленькая шлюшка. И тебе этот нравится. Но ты ведь мечтаешь лишь об одном
— Спа… спасибо, наставник!
— Чего-о-о? Ещё рано… Ты же не сказала самых главных слов
— Я люблю тебя, Господин мой! Мне так нравится, что ты меня трахаешь! Я рада служить твоему удовольствию и спасибо за то, что учишь меня! За то, что берёшь меня с собой в небо!
Опять двадцать пять, хоть кол на голове теши!
— Я жду, салага! Попроси меня кончить — сколько тебя ещё учить, блин!
— Ой, простите, Хозяин. Пожалуйста, умоляю, катапультируйся в меня!
Ну вот наконец-то. Давно бы так! Я мощным ударом засаживаю свой хуй в эту гостеприимную и отменно разработанную пёздушку на полную глубину…
— Майк, мой любимый!
… и спускаю бурным фонтаном горячей спермы, обретая долгожданную разрядку.
— А-а-а! Блядь! Волшебница! Как же мне хорошо-о-о!!!
И Дженни тоже сотрясает каскадная волна, оргазм за оргазмом.
— Да, сокровище моё, да! Я твоя, твоя проблядушка!
Вот тут уже ваш Майк орёт от наслаждения на все сто двадцать децибел, как реактивный лайнер на взлёте. Хорошо пошла, однако!
— Мой пропеллер, величественный и неугомонный!
Снова, снова и снова засаживаю в неистово содрогающиеся женские глубины. Кончаю раз за разом (вот ведь зараза!), снова и снова спускаю, пою тебя своим семенем.
— И оно переполняет меня восхищением!
Но, кажется, впереди уже и посадочная полоса. Колёса касаются асфальта. Я осторожно и нежно высвобождаю тебя изо всей аммуниции. Потом ставлю на ноги, помогаю одеть форму стюардессы… И ласково целую в губы. Мне нравится обнимать тебя за плечи в этом форменном жакетике, моя девочка — после столь удачного приземления..
— Спасибо тебе за полёт, Наставник!
— Ну, на этом и закончим, дорогая. Флайт из овер. До новых встреч в нашем аэропорту.