Я уже говорил, что план был придуман заранее.

Пунктом первым и одним из главных в нем шло: «постоянно показывай ей, будто относишься к ней как к совсем мелкой, как к детсадовке». Так я себя и вел.

По дороге домой мы познакомились. Девочку звали Дашей. Я разрешил называть меня на «ты», и она легко приняла такое обращение.

И вот я, наконец, открыл входную дверь дома. Мы шагнули за порог. Активная часть плана началась.

– Голодная? – спросил я. Она неуверенно кивнула.

– Сейчас поставлю ужин, скоро все будет.

Оставив Дашу в прихожей, я зашел на кухню, поставил подогреваться мясо и гарнир. А пока сделал пару бутербродов с колбасой, налил стакан сока и вернулся с этим к робко жмущейся к входной двери девочке.

– Держи для разгона, а скоро нормально поедим.

Бутерброды исчезли в момент. Бедняга действительно наголодалась.

– Так, – небрежно сказал я, – в таком виде я тебя в комнаты не пущу. Заросла грязью по уши. Еще и вшивая, небось?

– Я не вши… – возмутилась Дашка.

Но я ее перебил и не терпящим возражений тоном отрезал:

– В ванну!

Распахнул дверь в ванную, включил свет, пустил теплую воду и скомандовал:

– Тряпье кидай в этот таз, а сама залезай. Я из тебя быстро человека сделаю!

Малышка кивнула и начала было снимать платье, но потом остановилась и недоуменно уставилась на меня. Я не выходил.

– Спасибо, – вежливо дала она мне понять, что стесняется раздеваться при мне.

– Раздевайся и залезай в ванну, – сделал я вид, будто ничего не понял.

Наступил решающий момент. Я сейчас обязательно должен был оставить девочку без трусиков. Но не силой. Это должен быть ее выбор.

– Я сама помоюсь, я уже давным – давно умею, – сделала еще одну попытку уладить ситуацию миром Дашка.

– Вижу, как ты сама умеешь, – ответил я, поворачивая ее к зеркалу, – вон, загадилась с ног до головы как чушка. Воняет от тебя как из помойки, умелица. Залезай без рассуждений!

Девочка занервничала. Вдруг она попала к какому – то насильнику? Но я держался спокойно, говорил строго и уверенно. И все время подчеркивал всем своим поведением, что почему – то вижу в ней совсем маленького ребенка. Ну что же, многие взрослые, особенно мужики, не разбираются в детях. На насильника я похож не был.

Даша задумалась. И решила прояснить ситуацию.

– Я не буду при тебе мыться.

– Очень жалко, – сказал я, – но такую засранку я пустить в дом не могу. Или я тебя сейчас как следует отмываю, или поехали, отвезу тебя обратно, возвращайся в свой подвал.

– А может, . . – шмыгнула девочка.

– Ничего другого быть не может, – отрезал я. – Или ты сейчас залезаешь в ванну, или мы прощаемся. В доме такие грязнули не живут. Ну, выбирай.

Я с замиранием сердца ждал ее решения, изо всех сил изображая на лице спокойное безразличие. Наступил момент истины. Заведется у меня дома прекрасный голенький зверек? Или сейчас мы попрощаемся навсегда?

И Дашка решилась.

– Отвернись, – попросила она, краснея, и взялась за пуговицу на воротнике платья.

Пока девочка раздевалась, я старался на нее не смотреть. Ни в коем случае нельзя было показать, что мне это интересно. Ведь у Дашки не началась истерика только по одной причине. Эта дурочка поверила, будто считаю ее совсем малявкой.

А что должен чувствовать подросток, которого непонятно почему считают чуть ли не ясельным ребенком? Дашку такое отношение не должно пугать (и отлично! только поэтому она сейчас раздевается при парне, которого впервые в жизни видит). Но зато должно дико обижать, и это тоже замечательно: по моему плану, эта ее обида очень поможет чуть позже развить наши отношения.

И вот уже чудо свершилось: в моей ванне, скорчившись и закрывшись руками, сидит голышом чудесная девочка! Она вся ужасно покраснела от стыда. И от этого стала еще прекрасней. У меня даже дыхание перехватило от желания всласть, досыта залапать ее. Но делать этого было, конечно, пока нельзя. Даже разглядывать было пока нельзя. Я сглотнул комок в горле. Восстановил дыхание. И пустил теплую воду.

Я очень тщательно вымыл Дашке голову, потом полил средством от паразитов. Оно должно было оставаться на волосах не меньше десяти минут. Поэтому мы перешли к мытью остального. Я заставил девочку встать в ванной. Она поднялась, повернувшись ко мне спиной. И так и стояла, скрючившись в три погибели и зажавшись руками.

Я не стал спорить. Хорошенько несколько раз вымыл ее сзади и бока. Потом по одной отмыл ручки. Потом ножки, не касаясь попки. И только после этого развернул ее лицом к себе. Она продолжала закрываться, но я не возражал. Оттер ее спереди, кроме сисек и письки (которые я пока даже ни разу не увидел). А потом вручил мочалку Дашке:

– Раз ты такая стеснительная, то сиськи – попки – письки помой сама. Но как следует. Даешь слово?

– Да, – прохрипела девочка, которая к этому времени от своей голопопости, натирания мочалкой и моего небрежного упоминания ее «неприличных» мест стала рубиновой. Она так замечательно стеснялась, была такой милой и обаятельной, что я решил: в таких «краснокожих» ей у меня предстоит играть частенько. Буду стыдить и любоваться ее алым свечением.

Но до этого, конечно, было далеко. Приручение только – только началось. Я демонстративно отвернулся. И занялся вещами:

– Так, теперь твои тряпки, – я брезгливо пошевелил сваленные в таз грязные лохмотья, – попробую сейчас их замочить. Если получится, потом в стиралке их прокрутим. Хотя у меня большие сомнения, что они хоть как – то отстираются. Ладно, попытка не пытка.

Я насыпал в таз порошок и залил водой из умывальника.

– А вонючие какие они у тебя! – Фыркнул я. – Вынесу пока из дому их. Мойся как следует, сейчас вернусь.

Я выставил таз наружу, заглянул на кухню (все давно разогрелось) и не спеша вернулся к своей новенькой и уже почти чистенькой живой игрушке. Спросил, хорошо ли она помылась, смыл средство от паразитов и еще разок промыл волосы шампунем.

– Ну, вот и все. Ух ты, а ты у нас беленькая, оказывается. И волосы у тебя чудесные. Жалко, что под мальчика пострижены, ну да еще отрастут. Приятно быть чистенькой? Теперь выбирай. Если хочешь, наберем водички и поваляйся в ванне. А я пока уйду, чтоб тебя не смущать. А хочешь, вылезай. Ужин готов и ждет.

Конечно, беспризорница выбрала ужин!

– Правильное решение, – одобрил я.

Она по – прежнему закрывалась руками. Я не стал ей мешать, просто взял за ручки у самых плеч, вытащил из ванны, в которой она стояла, и поставил на круглую табуретку – таблетку.

Сейчас от меня требовалось точно исполнить маленькую сценку: нам предстоял очередной критический момент.

Снял с крючка полотенце (в ванной оно было единственным, остальные я днем спрятал под ключ – вместе со скатертями и вообще всеми лежащими в свободном доступе тряпками). Хорошо вытер Дашку, но не пытаясь оторвать ее ручки от мест, которые она прикрывала. Сунул полотенце девочке:

– Сиськи – письки – попки вытираем быстренько!

Дождавшись, когда она промокнула свои сокровища, забрал полотенце обратно. А чтобы это выглядело оправданным, еще раз вытер ей ноги, на которые снова накапало сверху.

– На будущее запоминай, – я потряс перед ней полотенцем, – как только помоешься и вытрешься, полотенце отправляешь в стирку. Вот так. Чтобы грязными не вытираться.

Я кинул его в стиралку, захлопнул дверцу и нажал кнопку. Программа была выставлена заранее. Машина щелкнула, запирая дверцу. Мигнула индикаторами: включилась защита от детей. Теперь, не зная кода, стирку не остановить. И барабан начал крутиться.

– А теперь идем ужинать, – я взял Дашку за плечо и мягко подтолкнул.

От растерянности она послушно шагнула в коридор. И только там сообразила:

– А вещи?

– Я ведь твои замочил. А чистых девчоночьих у меня нету. Откуда?

– Но я же не могу ТАК ходить!!! – девочка даже присела от ужаса. А ее глаза превратились в два огромных синих блюдца.

– Ерунда, пока без них побегаешь. Все равно у тебя еще ничего не выросло. Да никто тебя и не увидит. Я живу один, а мне ты даром не нужна, малявка, – как можно небрежней отмахнулся я. – Идем, ужин остынет.

– Ты… Ты… Отдай мои вещи!!!

– Те вонючие тряпки?

Дашка кивнула.

– Они только недавно замочены и плавают в тазу.

– Отдай!

– Ребенок, – я старался почаще поминать ее возраст, чтобы одновременно успокоить и обидеть, – мы с тобой договорились. Золушки – засранки в этом доме не живут. И жить не будут.

– Отдай!

– Хорошо. Идем.

Мы вышли в прихожую и остановились у входной двери.

– Я тебя не держу. Твои лохмотья благоухают у крыльца. В дом я тебя в них не пущу, конечно. Если хочешь, надевай их. И мы прощаемся. В машину я тебя тоже посадить не смогу в мокром, извини. Но дам деньги на автобус. И пожрать заверну с собой.

Дашка замолчала. Она поняла, что никто ее не держит, и немного растерялась.

– А хочешь, оставайся. Тряпки еще часок покиснут, потом попробую их отстирать. Вдруг выйдет? А нет, куплю тебе все новое. Да и по любому надо будет нормально тебя одеть.

Девочка испытующе смотрела на меня. Я щелкнул замком и распахнул дверь.

– Вон там таз, видишь?

Мы помолчали. Я старался не смотреть на нее, чтобы не спугнуть.

Прошло около минуты. И вдруг я почувствовал, что Дашка решилась.

– Ну что, куда идем, на улицу или на кухню? – мягко спросил я, хотя и так уже понял.

В ответ малышка только смущенно чуть пожала плечами и опустила покрасневшее личико.

– Ладно, пошли, пока теплое.

Я закрыл дверь. Ободряюще тронул девочку за плечо: она должна привыкать к моим прикосновениям. Мысленно поздравил себя, что разыграл весь этот длинный и трудный психологический этюд, ни разу ни в чем не проколовшись. Так же мысленно стер со лба трудовой пот.

И не глядя на Дашу, чтобы не смущать, повел ее ужинать.