Немного отступлю от хронологии, рассказав то, что происходило несколько позже. Когда описываешь прошлое, кажется, что вся жизнь и состояла втех эпизодах, о которых рассказываешь. Вовсе нет. Просто так устроен мозг человека, что вспоминаются самые яркие моменты, вроде картинки, запечатлённой глазом во время вспышки молнии. А если описывать всё подряд, уподобишься анекдотическому Василию Ивановичу, который писал повесть

— Я сел на коня и поехал. Потом двести страниц тыгдым-тыгдым. И в конце добавил: Я приехал и слез с коня.

И кому интересно это тыгдым-тыгдым?

В то время я уже отслужил срочную, вновь устроился в родную автобазу и успел поступить в институт на вечернее отделение. На вечернее поступил потому что кормить студента просто некому. К тому времени наша компания распалась. Наташка уехала в Академгородок, поступила учится на физмат. Ну да с её талантами трудно было ожидать чего-то иного. Серый уехал в Ленинград и там его приняли в художественное училище. И опять скажу — талант не пропьёшь и не спрячешь. Я поступил легко. Дембель — это раз. Имею рабочий стаж — это два. Так что влился в дружную студенческую семью вне конкурса. Нас, таких студентов, кто уже работал или отслужил, было полно. Учиться было не напряжно. Преподы к вечерникам относились несколько иначе, чем к очникам дневного отделения. Про заочников ваще молчу. Заушниками их недаром зовут. Их же за уши к свету образования тянут. Общение с Наташей примирило меня с математикой. Формулы, как стихи Есенина, я читать не научился, но уже и не шарахался от всяких математических терминов.

Мама всё так же работала в магазине, пробивала чеки на кассе. Это сейчас продавец сразу и взвесит, и чек пробьёт. В те времена такого не было. Как-то мама сказала, чтобы я встретил её после работы. Затарилась жрачкой, тащить сумки тяжело. Пришёл в магазин незадолго до закрытия. Пошарился по торговому залу, позубоскалил с молоденькими продавщицами, встал возле кассы, ожидая, когда мама освободится. Из дверей подсобки тётя Роза Хакимова кричит

— Тоня! Тоня!

Мать сводила кассу, занята, а тут отвлекают. Сердито спросила

— Ну чего тебе?

— Тоня, пусть твой пасан помошит маленько.

Мама пробормотала

— Сука. Пристанет ведь, как лист к жопе. Вов, посмотри что ей надо.

Мне не в тягость. Всё одно магазин пока не закрыт, хот народ почти схлынул. Ну да пока кассу сведут, пока технички шмон наведут, пока то, пока сё, а время-то идёт. Вслед за Хакимовой в подсобку пошёл. Зашли, тётя Роза за каким-то надом двери на защёлку затворила. Ну мало ли зачем. Может не хочет, чтобы работать помешали. Спрашиваю

— Делать-то что?

Она в ответ

— Муской рапота делать надо.

Понятно, что не женскую. Хотя в магазине в отсутствии грузчика бабы такие тяжести ворочают, что диву даёшься. Плавали, знаем. Просто одно время мама устроила меня грузчиком на подработку, вот и насмотрелся. Бабы втихушку бензинчику, то есть водочки, хапнут, и ну шустрить. О том времени остались приятные воспоминания от близкого знакомства с молодой продавщицей Соней. Обычная история. Замуж выскочила едва ли не малолеткой. Родила. Разбежались. И теперь в свободном плавании. Вот наши с ней курсы как-то и пересеклись. Не пришлось ни уговаривать долго, ни лапшу на уши вешать про внезапно вспыхнувшие чувства. Нет, чувства были, куда без них. Точнее желание у одной дать, а у второго взять.

Не понимаю, почему именно женщина даёт, если она получает от мужчины семя? То есть ты вкладываешь в неё что-то. Причём вкладываешь что-то приличного размера, а извлекаешь что-то непонятное: сморщенное, сопливое и пустое. А мужик берёт. И что он может взять, кроме удовлетворения? Так то же самое удовлетворение получает и женщина.

Соня оставляла трусы в раздевалке, чтобы было быстро и удобно заниматься любовью. Закуток в магазине всегда найти не проблема, время на уединение тоже, так что Соня быстренько принимала коленно-локтевую стойку, выставляла попу и я запускал в её щелочку своего дурачка. И почему дурак? Так лезет в любую щель без разбора, лишь бы было тепло и сыро.

Подтеревшись, одёрнув рабочую одежду, вытерев меня, Соня с сытой улыбкой на губах шла в торговый зал. А грузчик оставался в подсобке. Думается мне, что ни для кого из магазинных не было секретом для чего Соня раз за разом в подсобку бегает и возвращается оттуда сытая и довольная. Только вмешиваться в чужие дела считалось дурным тоном. Посудачить в сторонке — это да. А лезть с вопросами и советам дураков нет. Пошлют и пойдёшь.

После слов тёти Розы в ступор встрял. Для чего я сюда попёрся, как не для мужской работы? Не полы же мыть. Переспросил

— Так делать-то что?

И тётя Роза ответила

— Ипать миня путишь.

Вот те на! Я как-то привык выпрашивать у женщин, уламывать их, да всё намёками. Вроде такого: Сударыня, не соблаговолите ли вы приютить в своём жилище одинокого путника, не имеющего ни крова, ни еды, ни ласки, ни заботы. И она соглашалась: Конечно. Я же не чужда милосердию. Пущу, согрею и накормлю. А он достоин посещения моего жилья? После этого следовала демонстрация претендента на временное проживание и согласие квартирной хозяйки. А тут как мешком с горохом по голове, то есть огорошила. И пока я стоял столбом, соображая что не так в словах тёти Розы, она решила действовать. Спустив почти до колен колготки с трусами, встала коленями на стул и прямо перед собой я увидел пышную женскую задницу.

В организме человека ограниченное количество крови. Для женщин это количество даже избыточно, потому каждый месяц они от излишков избавляются. А может эти излишки возникают вследствие того, что насосутся мужской крови, а потом излишки и сбрасывают. А вот у мужиков наблюдается явный дефицит. Увидел я голую задницу и всё. По закону сообщающихся сосудов кровь от головы отлила и прилила к головке. Мало крови, два органа враз не потянуть. Мозг в это время в условиях голода начинает сбоить и перестаёт работать. А вместо него начинает работать головка. Но вот проблема: в головке нет мозга по определению и руководствуется она не разумом, а чувствами и инстинктами. Потому мужиков и называют залупоголовыми членистоногими. Куда головка потянула член, туда мужика и ноги понесли.

Вот и у меня при виде тёткиной жопы пошёл тот же процесс. Елдак, до этого спокойно спящий в штанах, встрепенулся, напружинился и стал рваться на волю.

— Замуровали, демоны! Свободу невинно арестованным и посаженным в темницу! — И запел. — Спрячь за решёткой ты вольную волю…

Пока елдаша изгалялся в вокале, сам я замер в лёгком охренении. Потом на автомате стянул до колен штаны и ткнул этого певца головой в расщелину. Авось заткнётся. Тётя Роза завопила, зажав задницу и поводя ею из стороны в сторону.

— Ни тута! Выше! Выше! В шопу сувай!

Вот ни хрена себе заявочки. Она что, жопошница? В то время таких слов, как анальный секс, и знать не знали. Жопошница и всё тут. И голубых у нас не было. Гомик, пидорок, дырявый — эти были. На зоне их звали обиженными. Я, может быть, и постоял бы, подумал, да вот член точно знал, что надо делать. Руки пришли ему на помощь. Удивительное единение. Одна рука оттянула в сторону полупопие, то есть ягодицу, вторая направила зудящую от нетерпения головку в сжатый глазок ануса. Да, короче говоря, просто засадил в задницу. Имея приличный опыт в деле сношений в задок, не стал спешить и не рванул, как атлет на финише. Медленно, в темпе танго вдавил головку в приветливо её встретившую попу. Дал им познакомиться, замерев на некоторое время, а потом, когда снюхались, попёр уже серьёзно. С чавканьем, со стонами тёти Розы, со свистом входящего и выходящего воздуха.

— В шопу, в шопу спускай!

Чувствуя, что я попытался успокоить бедокура, за шкварник вытащив его на улицу, тётка предупредительно оповестила, что моя молофья её заднице будет просто подарком. Мне не жалко, у меня ещё есть или скоро будет. А так даже приятнее. Это наши девчата требовали спускать в сторону. Им, видите ли, потом приходится пукать для избавления от спермы. Эстетки, мля.

А вот задница тёти Розы приняла молофейку с благодарностью. И мне показалось, что почавкала с удовольствием, всасывая в себя всё до последней капли. По крайней мере сжималась несколько раз, выдавливая из моего парня остатки.

Отдышались, подтёрлись, поправили одежду и в торговый зал пошли. А там уже и мать ждёт, домой торопит. И смотрит таким подозрительным взглядом, что сразу становится понятно: она в курсе наших с тёткой дел, которыми мы занимались в подсобке.

Дома мама спросила

— Розку дрюкнул?

— Ма…

— Что ма? От тебя пиздятиной прёт за километр. И что тебя всё на татарок тянет? То Сонька, теперь Розка. Она же старая.

— Мам, — попытался перевести всё в шутку, — он же ровесников не ищет.

— Вот и собирай всех подряд. Спать сегодня будешь в своей комнате.

— Мам…

— Всё, разговор окончен. Вы, молодой человек, наказаны. Да у тебя, поди, и сил-то не осталось.

— А доказательства принимаются?

— Если хорошо попросите.- Взъерошила мне волосы. — И в кого ты у меня такой бл…любвеобильный?

— Зеркало принести?

— Ах ты поганец! — Замах ушёл в пустоту. Обхватил маму и прижал к себе. — Вовка, отпусти. Спину свело- мочи нет.

— Ма, иди мойся и я тебе массаж сделаю. Идёт?

— Сучонок хитрый. Считай, что прощён.

Мама стала моей женщиной почти сразу после смерти отца. Он, сосед Захаров и ещё несколько шоферов работали в карьере, когда там случился оползень. Завалило и машины, и экскаваторы. Само собой, что люди не выжили. Мать почернела от горя. Да и мы выглядели не лучше. К тому времени Наташка с Сергеем уже не жили дома, но на похороны приехали. Если кто мог подумать, что мы тут же занялись чем-то вроде старых отношений, тот глубоко ошибается. Как-то всё это погасло. Было, но прошло и старое не вернётся. Благо хоть остались хорошими друзьями. Сестра тоже умотала из дома, переселившись к отцову брату в Симферополь. Поступила там в мед и учится с отличием. Ещё бы ей не учиться, когда она на практике изучила всё строение человеческих тел. Шучу, конечно. Только Нина хочет стать гинекологом. Для женщины профессия самое то.

О том, как перевоспитывал маму и соседку, ударившихся в пьянку после смерти мужчин, как-нибудь в другой раз. Там была целая эпопея по образцу киноэпопеи «Освобождение». Или «Война и мир». Зато сейчас у нас самые лучшие отношения с мамой и с Лизой. Согласитесь, стрёмно звать тётей женщину, с которой ты спишь пусть и не на постоянной основе. У них с мамой в отношении меня довольно своеобразное поведение. Не ревнуют, не единоличничают. Причём не ревнуют к другим женщинам тоже. На всех хватит, а парень молодой, ему ещё гулять да гулять. Сам захотел — дала. Сама захотела — будь добр исполнить то, к чему сам приучил. Недаром говорят, что мы в ответе за тех, кого приручили. Они уже согласны на мою женитьбу и заранее готовы смириться со снохой. Похоже, что после отъезда детей Лиза стала считать себя моей второй матерью. Правда сноху они подбирать будут сами по им одним известным критериям. Это вроде как Президент предложил Думе кандидатуру премьера, а та то ли согласится, то ли пошлёт его лесом.

Воспоминания, несомненно, вещь полезная. Без памяти ты просто зомби безмозглый. Только пока предавался воспоминаниям, мама помылась, легла на кровать, подложив руки под голову.

— Массажист, ау. Ты здесь? Где витаешь? Розку вспомнил? Ты хоть её нормально продрал? — И в этом вся мама. Сыну позволительно всё. — Что-то этой суке от тебя надо. Татарка хитрожопая. Кстати, сын, она по-русски чешет лучше нас с тобой, а прикидывается. А так баба хорошая, но себе на уме. Ты массаж делать будешь?

Оседлал мамины ноги, смазал руки кремоми начал разминать плечи. Она лишь кряхтит.

— А потише нельзя?

— Терпи, коза, а то мамой будешь.

— Я и так уже мама. Ой, медведь! Ой! Вовка, ты зачем лифчик расстегнул?

— Лежите, пациентка, и не жужукайте. Дядя доктор лучше знает что и как. Я тебе спину вместе с бретельками разминать буду?

— Вовка, не хитри. Знаю я твои приколы. Сначала лифчик, потом…Ой! Вовка! Трусы зачем снимаешь?

— А ягодицы я тебе как буду разминать?

— Вовка, натяни трусы назад. У меня жопа не болит. Я тебе про спину говорила.

Сделал вид, что натягиваю трусы на мамину попу, а сам стянул их до конца. Мама играет роль дальше. Не знал бы, поверил бы в искренность возмущения. Только как поверить в то, что она возмущается, если и попу приподняла, и ногами поболтала, помогая стянуть трусы.

— Ой! Мам, они сами слетели.

— Сами. Как же. Вовка, не мылься. Всё равно не дам. Розки тебе мало? Ты хоть после неё помылся.

— Обижаете, больная. Дядя доктор очень чистоплотный Его мама с детства к этому приучила. Знаете, больная, она заставляла меня по несколько раз в день жопу и письку мыть. А уж после туалета, как мусульманину, обязательное омовение. И проверяла. Долго проверяла.

— Да я бы и сейчас проверила, да ты же не дашь. — Мама засмеялась. — Да, доктор, трудная у вас жизнь была.

— Да вы что, женщина! — Я возмутился. — Это было самое счастливое время моей жизни.

— Вовка! Сучёныш! Ты что творишь? Зубы мне заговариваешь, а сам?

А что сам? Разминая мамину попу, спину-то давно забросил, сжимал ягодицы, растягивал их в стороны и тогда открывалась панорама словно с оры Югус на равнину у подножья.

Между двух полушарий, словно меж двух увалов, прятался коричневый глазок ануса, который пульсировал, едва его заденешь.Чуть ниже шла складка двух припухлых губ. Провёл мжду ними пальцем.

— Вовка, перестань! Я не хочу.

— мам, ты мылась?

— Мылась. А что?

— А почему ты тогда мокрая? Плохо вытерлась?

— Всё тебе знать надо. Это просто…Просто…Что хочу, то и делаю. Вспотела просто.

Засмеялся

— Именно в этом месте?

— Именно в этом мете. А что тебя не устраивает? Вовка! Не лезь туда. Сыыынннн…

Мама простонала, потому что пока разговаривали, оттянул резинку трусов и чёртик из табакерки тут же выскочил, принюхался и едва я потянулся к маминым плечам, нырнул между полушарий маминого глобуса. Занырнул и упёрся в сжавшийся анус. Не пускают? И не надо. Мы пойдём иным путём. Скользнув по влажной расщелине, словно сноубордист совершил акробатический нырок и вот уже головка проникла в грот. Мама ойкнула, закрутила попой.

— Вовка, я не хочу. И вообще ты наказан.

Я бы поверил, если бы мама, почуяв прикосновение напряжённой головки не закрутила задом, ловя своим сачком эту бабочку. И не просто закрутила, ещё и приподняла зад навстречу, приглашая этого трудолюбивого шмеля в свой цветок испить нектара. А тот и рад стараться. То в одну сторону кинется, то в другую, то глубоко нырнёт, чтобы собрать самую сладость, которая, как известно, на самом донышке, а то выскочит, хапнет глоток кислорода и снова давай нырять. А сам бутончик тоже на месте не стоит. То в одну сторону качнётся, то в другую, а то вовсе навстречу стремится. Толи в прятки играют, толи в догонялки. Шмель старается в бутон спрятаться, а бутон его ловит и не хочет отпускать, когда жужукалка наружу собирается.

Насобирал шмель нектара столько, что излишки пришлось сплёвывать назад в бутон. Да столько их оказалось, что этот нектар потёк из бутона меж маминых ягодиц и на простыню. Мама заворчала

— Ну вот, надо было хоть полотенце подстелить. Опять простынь в стирку. Я скоро Палашкой-прачкой стану.

— Ма, ну чего ворчишь. Или тебе плохо? Не кончила?

— Любопытный какой. Всё тебе расскажи, всё покажи. А сам не понял ничего?

Сама ворчит, сама вытирается. Хитрюга какая. Знала, чем массаж закончится, полотенчико приготовила подтереться.

— Как не понять. Вон у тебя грудь до сих пор красная. Массаж делать будем?

В ответ получил шлепок по заднице.

— Наделали уже. — И тут же состроила жалобное лицо. Шрековский кот в сторонке нервно курит, не конкурент. — Вов, знаешь что я хочу?

Засмеялся. Как не знать. Покойный папа говорил, что настоящему мужчине одного раза всегда мало. А мама приняла это в свой адрес и решила, чт настоящей женщине мало и второго. Смеясь подтянул маму за ноги на край кровати.

— Ноги раздвинь и краешки придержи. Ага, вот так.

И уже начав лизать мамин бутончик, услышал

— Дура! Надо было хотя бы подмыться.

Вылизывать маму вовсе не противно. Всё своё. И её выделения свои, родные. И моя сперма не чужая. Пробовал по молодости. Девчата собрали, когда спустил на одну из них, и заставили пробовать всех по кругу. Серёга то ли с жадности, то ли стараясь показать себя продвинутым, в одну харю почти всё слизнул, будто это вкусняшка какая. Да и было там капелька, размазанная по девичьим пальчикам тонким слоем.

Вот тут маму проняло. Так извиваться не каждая акробатка в цирке сможет. А уж какие мама песни пела — Золотое кольцо враз бы её в солистки взяли заместо Кадышевой. И царапалась. Благо ногти коротко стрижёт, иначе попортила бы шкурку, изодрав её в хлам. И плечи мои далеко, не укусишь. Не знаю что с ней случилось, но в постели иной раз просто с ума сходит. Говорит, что с отцом у неё такого никогда не было. Вот так поизвивается, накричится, а потом как по голове её ошарашили. Отрубается и спит.

Утром проснулся, а мамы нет. Слышу уже на кухне шебуршит посудой, завтрак готовит. Напевает что-то тихонечко. Знать вчерашнее лечение на пользу пошло, выздоровела. Быстро сбегал в туалет, избавился от излишков жидкости и на кухню. Подошёл, обнял, а ушко шепчу

— С добрым утром, мамочка.

— И тебе с добрым утром.

Повернулась, а на ней халатик на голое тело и не застёгнут вовсе. Повернулась, а халат и распахнись. И всё мамино богатство из халата на волю выпало. Я скорее подбирать. Оно ведь дело такое: упадёт — не соберёшь потом. И как маме без титек?

Пока мамины богачества ловил, она успела мне штаны расстегнуть, присела и леденчик в рот взяла. Сосёт с причмокиванием. Говорю

— Ма, опоздаем же.

Мама отвлеклась

— Куда?

— На работу.

— Суббота сегодня. И не моя смена.

Повернулась спиной ко мне, наклонилась

— Что-то ты вчерась не совсем спину вылечил. Ещё полечи.

Такое лечение доктору в радость. Это как раз по мне.