В последнее время я много говорил с друзьями на личные темы, и многие из них рассказали мне истории своей любви. Почему-то так получилось, хоть я и не ставил перед собой такой задачи— проводить интимный опрос своих друзей. Их у меня много, —я человек компанейский, открытый, люблю общение и доверительные разговоры, —друзья доверяют мне и без опаски рассказывают то, что другие люди обычно держат в тайне.

Во время этих разговоров я услышал несколько историй, которые показались мне такими интересными, что я решил выложить их здесь. Конечно, я литературно обработал их, кое-что приукрасил, кое-что убрал, изменил все имена, постарался сделать своих друзей неузнаваемыми, —но все истории основаны на реальных фактах.

Итак, ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ. Рассказывает Сергей:

—Со своей женой я познакомился очень необычным способом. Однажды, когда я был студентом, мне пришлось поехать в сельскую местность собирать фольклор. Вместе со мной ехали четыре девушки— и ни одного парня! Нам предстояло ночевать в одной комнате неделю или больше. Конечно, вначале были шуточки, всем было чуть-чуть неловко— но очень скоро неловкость прошла, так как все мы очень понравились друг другу. Девочки оказались очень красивыми, а главное— добрыми и веселыми. Им было только же, сколько и мне— по 22—23 года. Звали их Надя, Дина, Женя и Даша.

Я не буду рассказывать о том, как мы собирали фольклор, как «раскалывали» на выступление старых бабок— хоть это было очень весело и увлекательно. Все мы не заметили, как крепко сдружились— в первые же дни поездки. Уже вечером девочки оглядывались на меня, спрашивали меня о всякой мелочи, и я понял, что стал, можно сказать, членом семьи.

Вся наша поездка проходила в такой теплой, доверительной, можно сказать, даже нежной атмосфере— с легким пикантным привкусом. Первые наши ночи мы аккуратно отворачивались друг от друга во время переодеваний, но на третью ночь случилось приключение, которое, хоть и вогнало всех нас в некоторый шок, окончательно устранило все барьеры из нашего общения.

На этаже был один душ, и он имел ту особенность, что горячей воды в нем хватало минут на 15. Поэтому девочки сами, без всяких предложений с моей стороны, решили, что справедливо будет, если они будут мыться все вчетвером, а потом я— отдельно. Первые две ночи так и было. На третью ночь я лежал на кровати, перебирая дневные записи, и ждал, когда девочки освободят душ; вдруг я услышал из душа крики и стук: вопли «помогите!» чередовались с истерическим смехом.

Я испугался и вскочил. Тут же я, правда, сообразил: раз смеются— ничего страшного не случилось. Решив, что девочки просто балуются, я все же решил выяснить, в чем дело. Подойдя к дверям душевой, я крикнул им что-то шутливое. В ответ я услышал, что кончилась горячая вода, а они все— намылены с ног до головы.

Шутки шутками, а на дворе— октябрь, промозглая сырость, и в общаге не топили. Я ощутил себя всемогущим покровителем-рыцарем, и поклялся, что немедленно разберусь во всем— хоть и понятия не имел, как именно. Первым делом я побежал к дежурному— но его, как водится, не было, и дверь была заперта. Во всей общаге не было ни души из персонала. Потом я подумал о кранах и стал бегать по коридорам и подвалам— искать краны. И что-то даже нашел, —но краны были, как мне казалось, именно в том положении, в каком и должны быть, —и моя находка ни к чему не привела. В конце концов я вернулся к душевой— для того, чтобы спросить глупейшим голосом, ничего ли не изменилось. Разумеется, не изменилось ничего— кроме того, что девочки уже успели замерзнуть. Тогда я стал кричать им, чтобы они проверили, нет ли крана в душевой. Но девочки впали в панику и не могли понять, о чем я толкую.

Тот, кто пытался по телефону или как-либо еще— без наглядного примера— объяснить женщине какие-нибудь манипуляции с техникой— тот знает, к чему это приводит. Привело это к тому, что я не на шутку разозлился, и в один прекрасный момент крикнул: —Интеллектуалки! На моей совести будет, если вы замерзнете и умрете! —раскрыл дверь душевой и вошел к ним.

Я едва соображал, что делаю— так я разозлился. Меня обдали клубы пара и громкий визг. Сквозь пар я увидел четыре розовых блестящих тела, покрытых мыльными хлопьями. У меня внутри все перевернулось, когда я увидел моих девочек голыми. Стараясь, однако, не смотреть на них, я принялся очень сердито шарить по углам в поисках крана. Но не смотреть— не выходило: мне пришлось отодвинуть девочек и осмотреть территорию за ними. Точно! так и оказалось: у самого пола был маленький кран, на который кто-то случайно наступил и перекрыл его. Конструкция, конечно, уникальная… Как мне еще удалось увидеть его, когда вокруг такое творилось— до сих пор не понимаю.

Сообщив, что все в порядке, я посмотрел на девочек. Они стояли рядом со мной, мокрые, голые, намыленные, отвернувшись вполоборота и прикрывая руками все, что получалось. Тогда Женя открыла душ, желая проверить, идет ли горячая вода— и мне за шиворот потекла ледяная вода. За секунду я оказался мокрым с ног до головы.

… Тут было много визга и ругательств— шутливых, конечно, в такой обстановке просто невозможно всерьез сердиться. Тут же пошла и горячая вода— и Женя, испытывая, видимо, угрызения совести, предложила мне бегом сбегать за халатом— и присоединиться к ним. Девочки немного обалдели, я тоже, но мне хватило ума не вступать в дискуссии— и я, хлюпая мокрыми тапками, побежал по ледяному коридору за халатом и мигом вернулся в душевую.

Мне даже трудно было представить, как это будет выглядеть, но… повадки горячей воды не позволяли долго колебаться: я разделся догола и присоединился к голым девочкам. Было много стыдливых шуток— и вообще, поначалу всем нам было очень неловко, и только вынужденная быстрота действий нейтрализовала стеснение. Я помогал смывать пену с девочек, с удивлением констатируя про себя, что глажу голые женские тела; девочки стали меня намыливать— и я чуть не чокнулся, так это было приятно. Мой «агрегат» моментально вскочил, особенно когда чья-то осмелевшая рука намылила и его— но этого как бы никто не замечал.

Горячая вода, как водится, скоро стала иссякать, —но на этот раз мы все успели вымыться. Розовые, разгоряченные, мы принялись вытирать друг дружку, причем у меня перед глазами все плыло, когда я промокал полотенцем нежные девичьи тела… Вытершись, мы побежали из душевой, желая поскорей пробежать холодный коридор и юркнуть в постель.

Все это создало между нами совершенно особую атмосферу— нежную, стыдливо-интимную. Лежа в кроватях, мы еще долго болтали о всякой ерунде и стыдливо хихикали, переживая наше приключение. Прошел час или больше, когда мы, полные каким-то общим щемящим чувством, уснули.

Я был тогда уже далеко не девственником, и женскую наготу видел не раз и не два. Но ситуация, когда с девочками тебя не связывают никакие любовные отношения— ничего, кроме дружбы, —и вместе с тем все интимные секреты ваших тел открыты… в ней было что-то совершенно особенное: щемящее-запретное, чуть горьковатое… Ночью я, разумеется, испачкал трусы.

Наутро меня волновал вопрос: нужно ли выходить, когда девочки будут раздеваться? На него ответила Дина: чуть поколебавшись, она сняла ночнушку, не прерывая беседы со мной, и обнажила свое роскошное, стройное тело с крепкими грудками и темным пушком внизу. Ее щеки чуть порозовели, но в остальном она не подала и виду, что как-то стесняется меня. Ее примеру последовали и остальные девочки (не прерывая при этом разговора на совершенно другую тему), и я понял: все барьеры пали.

Вечером мы мылись в душе все вместе. И так было теперь каждый вечер. Все мы очень быстро осмелели, и на третий раз, уже не стесняясь ничего, мыли друг другу интимные места, визжали, плюхались и брызгались как дети. Ничего веселее и волшебнее этих совместных душей я никогда не знал. В этой атмосфере детской близости и доверия сексуальные мысли отходили на второй план— хоть мой «агрегат» никогда не выходил из вертикального положения. То, что нагота моих друзей-девочек (а я их называл только «друзьями»— слово «подруга» означало для меня совсем другое) полностью открыта для меня, а моя— для них, было чудом, которое превратило нашу дружбу в какую-то трепетную детскую любовь.

Мы все стали совершенно иначе общаться. Исчезло «табу» на телесные проявления— и мы без стеснения хватали друг друга за все части тела, как брат и сестры (у меня, к слову, никогда не было ни братьев, ни сестер), поправляли друг на друге одежду… я застегивал всем девочкам лифчики, помогал им причесываться, делал им массаж… Я думал, что моему положению наверняка завидовали бы все знакомые мне парни— «вот, мол, попал в цветник», —и злился: такая позиция казалась мне страшной пошлостью, пачкающей чистоту нашей дружбы.

При этом первые 5—6 дней мы ни словом не поминали ничего, что было бы связано с наготой, любовью и сексом. Я внимательно присматривался к девочкам, следя, не влюбился ли кто-то из них в меня, не ревнует ли к другим, —сам я тогда любил их одинаково и очень не хотел обидеть кого-то, —но ничего такого не замечал.

Но в последнюю нашу совместную ночь такая тема все-таки поднялась— и будто прорвало: девочки за каких-нибудь 15 минут «разошлись» и стали наперебой делиться со мной своими самыми интимными тайнами. То, что я тогда слушал, выворачивало меня наизнанку, и я принялся втихаря мастурбировать. В комнату светила луна, была такая таинственно-интимная атмосфера…

Я должен описать моих девочек. Дина была эффектной брюнеткой, длинноволосой, большеглазой, длинноногой, груди у нее были маленькие, бедра не слишком широкие, вся она была такая гибкая и стремительная; Женя— полная противоположность Дине: кудрявая блондинка с мягким курносым личиком, пухлая, с большой пышной грудью, широкими, как у Венеры, бедрами и маленькими ножками; Надя была кудрявой шатенкой, очень трогательной и миниатюрной; груди ее с большущими сосками свисали вниз, как у козочки, но ей это очень шло; Даша— русоволосая с медным отливом, у нее— мягкое славянское личико, огромные зеленые глаза и особая «мерцающая» улыбка; она была очень скромной и застенчивой, тело ее— особого бело-розового матового оттенка, как у пухлых ангелочков, грудь— тугая и торчком в разные стороны, и на лобке— медный пушок. Все они были настоящие красавицы; в самом начале знакомства мне больше всех понравились Дина и Надя, но потом я понял, что не могу отдать предпочтение никому— все казались мне богинями, и я смаковал каждую минуту общения с ними.

Дина, Женя и Надя были женщинами уже давно, а Даша до сих пор была девственницей. Она ужасно комплексовала по этому поводу и боялась, что ей будет больно, что она не сможет «получать радость от любви» (так она говорила), и т. д. Тут пришел мой черед откровенничать, —и я рассказал о своих похождениях, выставив себя страшным донжуаном. Я, конечно, преувеличил, —но что-то такое на меня нашло. Девочки хихикали, а потом стали расспрашивать меня об ощущениях во время секса. Они стеснялись называть вещи своими именами и пользовались стыдливыми умолчаниями: «это», «этим» и т. д. Все эти разговоры до крайности меня возбудили, и я готов был кончить прямо во время беседы.

… Как тут вдруг Женя предложила мне: «раз ты такой опытный— лиши Дашу девственности!» Вначале все захихикали, но потом— на фоне нашего общего возбуждения— эта идея стала казаться все более серьезной. Даша, конечно, протестовала, но в ее голосе я слышал надежду на то, что ей ПРИДЕТСЯ сделать это. Я обмер и перестал мастурбировать. Конечно, я вовсе не был таким опытным, каким выставил себя— в своей жизни я занимался сексом раз шесть или семь, причем ни разу не имел дела с девственницами. Несмотря на это, я стал уверять Дашу, что лишение девственности— это совсем не больно и очень приятно, главное— чтобы мужчина был опытным, а я, собственно говоря… Главное, я говорил, проявить к девушке любовь, ласку— и никакой боли не будет… Говорю— а самого дрожь бьет: неужели я сейчас буду трахать Дашу?

В общем, чтоб не затягивать, скажу: через минут 20 Дина, Надя и Женя оделись и вышли, а я остался наедине с Дашей. Все мы были в таком настроении, что происходящее вовсе не казалось нам нелепостью. Даша лежала в постели, стыдливо смеялась и не могла поверить, что сейчас с ней произойдет ЭТО. А в меня вселился какой-то дух: он холодил мне душу, и я чувствовал: главное— казаться абсолютно уверенным в каждом слове и действии, тогда все будет хорошо. Я сразу вскочил и разделся догола. В окна светила луна, и все было хорошо видно. Я сел на кровать к Даше, нежно погладил ее по голове и сказал:

—Дашенька! Вначале главное— почувствовать большую нежность друг к другу, иначе ничего не получится. Забудь о том, что мы собрались делать, —просто я хочу немного приласкать тебя, показать, как я люблю тебя, как ты нравишься мне…

Я действовал по наитию. Тогда меня в самом деле разрывала на части нежность и любовь, которая вся персонифицировалась в Дашеньке— и Дашенька казалась мне самый любимым, нежным и драгоценным существом на свете. Все это я говорил ей, попутно целуя и лаская ее. Меня переполняли чувства настолько, что хотелось плакать; никогда со мной ничего подобного не было.

Я не раздевал Дашу и даже не откидывал одеяла; я только целовал ее милое личико, ушки, шейку, целовал и облизывал, как мороженное— кончиком языка, —и ерошил ей волосы, и говорил ей всякие нежности… Мои чувства быстро передались ей: она стала отвечать мне, стала целовать меня в ответ, руки ее сами заползли на меня и обвили мне шею… Я был голый— и в этот момент почувствовал, что от избытка нежности сейчас кончу. Пришлось отстраниться от Даши и сделать вид, что затекла нога… Тогда Даша подвинулась— и я юркнул к ней под одеяло. Койка была узкая, но это меня не смущало. Я пока не раздевал Дашу; мы даже не целовались взасос— только ласкались и шептались, как дети. Я каким-то шестым чувством чуял, что еще рано, хоть член уже и нестерпимо ныл от желания, и мне хотелось забодать им Дашу, плюнув на все.

Даша рассказывала мне какие-то интимные глупости, и каждая была для нас драгоценной… Я чувствовал, что она уже совсем не стесняется, что она— моя; и тогда я стал легонько трогать языком ее губы. Меня самого это чуть не свело с ума; а Дашенька даже застонала— и тут же призналась, что ее никто никогда не целовал. Я нежно, как мог, прильнул к этим нецелованным губкам, тая от мысли, что я— первый… Я смаковал ее язычок, жалил его, сливался с ним в комок— и Даша дышала все глубже… Потом я переходил снова на шейку и ушки, буравил ей ушную раковину языком, вылизывал затылок, развернув Дашеньку спиной к себе— а она подвывала, заглатывая ртом воздух. Руки мои шарили по ее телу— пока сквозь ночнушку, не снимая ее; я нащупал ее соски и мял их сквозь ткань, и Даша была уже близка к крику; и только когда я снова впился в ее губы— залез рукой с другого края и нащупал ее киску.

Мне показалось, что я окунул пальцы в горячий кисель— так там все было мокро. Даша охнула, захрипела— и стала толкать меня лобком, насаживая киску мне на палец. Я стал ласкать ее пальцем— и в это время потянул ночнушку вверх. Неопытная Даша не понимала, что надо делать, и только ворочалась и стонала; тогда я слегка приподнял ее, освободил спину от ночнушки— и дальше она поняла сама: подняла руки— и осталась голой. Я впился в ее сосок, прильнул к ней телом, рука моя вернулась к киске и ныряла в нее… Очень скоро— совершенно

неожиданно для меня, —Дашенька вдруг захрипела, напряглась, грудь ее поднялась вместе со мной, как от электрошока— и она закричала, молотя попой по кровати и хватаясь руками за мою руку в ее киске, —а я остервенело месил и хлюпал там, переживая вместе с ней первый ее оргазм от мужской руки.

Голая, освещенная луной Даша была убийственно прекрасна в оргазме: тело ее выгибалось и сотрясалось, глаза закатились, рот раскрылся, грудь ходила ходуном, волосы разлохматились… Кончала она очень долго и бурно, и кричала так надрывно, что крики ее ничем не отличались от воплей адской муки. Я боялся, что набегут соседи (к-рых было хоть и немного, но— все-таки были).

Наконец она стала успокаиваться, я перестал хлюпать в ее киске и, вытерев руку об одеяло, прилег сбоку к Даше, прижался к ней и стал гладить ее по телу. Даша изнеможенно урчала; я обнял ее, и она наивно спросила— «уже все?» Я соврал: «почти», продолжая гладить и целовать Дашу— и она все растекалась под моими руками и губами, как джем. Я умирал от желания— и не знал, как быть дальше: Даша так внезапно кончила, что перебила все мои планы, и я не знал, можно ли сейчас приступать к «раскупориванию». Я наслаждался ее потрясающим телом и ее реакцией на мои ласки— она благодарно впитывала их каждой клеточкой своего тела, —уткнулся ей в густые волосы, шептал всякие нежности… Член мой уперся ей в попку— не в анус, а между половинками…

Вдруг меня накрыла такая сверкающая волна умиления и любви, что я почувствовал— кончаю!!! Это был не оргазм, а настоящая катастрофа!… Я бодал членом ей попку, поливая ее спермой— а она ничего не понимала, выгибаясь и мурлыкая… лицо мое утонуло в ее волосах, их аромат дурманил меня, и ни одной мысли в голове не было, —и вообще ничего не было, кроме всепоглощающей сладости и нежности…

Вот это «опытный»! Вот это лишил девственности! Когда я кончил, меня распирала такая смесь блаженства и стыда, что я, наверно, чудом не сошел с ума. Я только лежал и стонал… А тут за дверью послышались шаги, хихиканье— и в дверь постучали. Мы с Дашей хором громко простонали, —и Даша сказала «Да?». Дверь открылась— и к нам вошли Надя, Дина и Женя! Я едва успел накинуть сверху одеяло, —хоть мы все и общались голыми, но это было бы уже чересчур! Девочки вошли робко, на цыпочках. Надя спросила— «ну как?». В ответ Даша громко и счастливо простонала— и я вдруг понял: она убеждена, что она уже женщина! Она думает, что я лишил ее девственности…

А девочки подходили к нам— застенчиво, робко, но любопытство все равно брало свое, —и спрашивали:

—Ну как вы, ребятки?

—Все в порядке?

—Дашунь, сильно больно было?

—М-м… —простонала Даша, —вообще не было больно. Девочки!… Девочки-и-и… —и она вдруг завизжала от счастья и стыда, как маленькая.

Одеяло прикрывало нас чуть выше пупка, и девочки смотрели, как моя рука машинально ласкает Даше голую грудь. От того, что мы с Дашей— любовники, лежим голые, тело к телу, и на нас смотрят девочки, я вдруг начал возбуждаться по-новой. Обняв Дашу, я сжал ей сосок, отчего она вскрикнула и заурчала. Тут я говорю:

—Девочки, вообще-то мы еще не совсем закончили… —и лезу другой рукой Даше в киску. Даша завыла, потеряв всякий стыд, и девочки смущенно вылетели из комнаты. Я, боясь, что желание пропадет (сексуальным гигантизмом я не отличался), вскочил, впился Даше в соски, потом в губы, компенсируя напором отсутствие должной «прелюдии»… Даша, впрочем, мгновенно «озверела»: кусая мне губы и жаля меня язычком (и как она только научилась за полчаса?), она спрашивала, задыхаясь:

—Что, будем еще? Да?

—Да, говорю я, извиваясь вместе с ней. Она простонала от счастья, — «как хорошо!»— и подалась вся ко мне, как бы говоря: вот я— вся твоя, твори со мной все, что хочешь, делай мне хорошо, своди меня с ума… И тут я вдруг решил сделать то, чего не делал никогда: сполз вниз и принялся целовать Дашину киску. Она вначале сильно удивилась, но через секунду так завелась, что я почувствовал: вот-вот— и она снова кончит. Вылизав ей соленую, горячую киску, я снова залез на нее, продолжая ласкать клитор пальцем— и, как только Дашенька снова стала кончать, вошел в нее.

Было такое ощущение, что я вплыл в мягкий персик— настолько там все было мокро и нежно… Даша хрипела и стонала, причем я не понял— от наслаждения или боли (потом она сказала, что было немного больно), и через миг к ней присоединился и я, наполняя Дашу спермой… Это был первый совместный оргазм в моей жизни: впервые я почувствовал, как токи женского тела проходят через меня. Ничего подобного никогда со мной не было: впервые в жизни я почувствовал себя одним телом с женщиной…

После этого мы еще какое-то время ласкались, и… сами не заметили, как уснули.

На следующий день всем нам надо было уезжать. Я не буду рассказывать, как мы ехали обратно… расскажу только вот что: конечно же, все мы обменялись телефонами и, как вернулись домой, трезвонили друг другу до часу ночи. С Дашей мы тоже болтали, но— о всякой ерунде, не поминая ни словом то, что произошло между нами: мы оба стеснялись, к тому же я чувствовал сильные угрызения совести.

Через пару дней я встретил ее. Встреча наша выглядела так: мы увидели друг друга одновременно, у меня екнуло в груди, я хотел было сказать «привет!», но… вместо этого— мы вдруг одновременно кинулись друг другу в объятия! Стиснули друг друга крепко, до боли, и— стояли, обнявшись, и молчали минут пять…

Вечером она была у меня, и мы снова занялись любовью. Как только я начал целовать и раздевать ее— Даша радостно просияла, предвкушая блаженство. Она ничуть не стеснялась, была максимально щедра и нежна, и я отблагодарил ее по полной программе— умудрился довести ее в тот день до трех оргазмов. Как удачно получилось, что мы с Дашей тогда, в первый раз, оба кончили «невовремя», и из-за этого Даша навсегда потеряла страх перед сексом, навсегда поняла, что секс— это радость, и ничто другое…

Через месяц мы расписались. Сейчас у нас— уже двое детей. А с Надей, Диной и Женей мы дружим по-прежнему, и жена совершенно не ревнует меня к ним. Хотя, конечно, голыми впятером мы уже не моемся, и сексуальные приключения друг друга не обсуждаем.

Вот такая история.

Е-mаil автора: 4еlоvеcus@rаmblеr.ru