КАК ПРАВИЛЬНО ПИСАТЬ МЕМУАРЫ С УПОМИНАНИЕМ ИНЦЕСТА
В 60 лет я достиг того возраста, когда чаще вспоминаешь прошлое, чем задумываешься о будущем. В этом возрасте мы любим рассказывать окружающим о своём детстве, потому что будущего у большинства моих ровесников уже нет. Времена, о которых я хочу вам рассказать, уже достаточно далеки, так что моя история никому не навредит. Кроме того, большинство главных героев моего повествования мертвы, и я в одиночестве сижу перед экраном компьютера, на котором будут храниться мои воспоминания. И, конечно, я надеюсь, что не утомлю вас своим рассказом.
Нас было четверо братьев, которых воспитывала, кормила, и, в конце концов, просто каждодневно заботилась наша мать Мария. Двое моих старших братьев, Миша и Сергей, погодки, сколько я себя помню, всегда вместе строили заговоры против меня. Я был третьим по счёту ребёнком в нашей семье. Мама и её муж, мой отец Иосиф назвали меня Андреем. Женя, самый младший, родился, когда мне было 6 лет. Наш отец умер в результате несчастного случая на работе вскоре после его рождения, и мы жили пять лет на годовой доход, который нам выплачивал завод, на котором он работал до этого несчастного случая.
Беспокоясь о нашем здоровье, Мария проводила много времени на кухне, готовя для нас то, что сейчас называется «здоровой» едой. Мы окунулись в полный ЗОЖ. Слава Богу, в те времена это не было так дорого, как теперь. Теперь я сожалею, что не смаковал её стряпню, не оценил её по заслугам. На самом деле, за едой мы в основном ссорились и спорили, что не вознаградило нашу мать за её преданность научному подходу к делу воспитания детей и их здоровья.
Мария была истово верующей женщиной. Повсюду на стенах нашей квартиры, а не только в углу на востоке, висели иконы. Но, при всём этом идолопоклонении, сама наша мать, как ни парадоксально это не звучит, за исключением Рождества и Пасхи, не ходила в церковь, куда не забывала отправлять нас каждое воскресенье в сопровождении соседки, а иногда и её брата. По-своему строгая в быту, Мария была одержима «чистотой»: чистотой дома, тела, пищи, т.е. отсутствием в ней вредных продуктов, порядочностью поведения и чистотой речи. За любое нецензурное слово из наших уст следовал неминуемый поход в угол гостиной коленями на горох. Мало того, что это больно, так ещё и стыдно. К Марии частенько захаживал молодой священник в рясе из ближайшего к дому прихода, которого все мы называли отцом Иваном. Мама запиралась с ним в своей комнате для долгих разговоров. Даже нескромно приковывая наши уши к двери, мы не смогли услышать ни малейшего стона удовольствия, ни одного скрипа кровати. Но Миша однажды показал нам пакет с презервативами, который, как он утверждал, нашёл под кроватью матери. Хотя, зная брата, могу предположить сейчас, что он вполне мог сфабриковать ложные доказательства, чтобы произвести на нас впечатление.
Отца Ивана мы совершенно не интересовали. Он никогда не пытался исповедовать нас, катехизировать или хотя бы приласкать. Это странно, потому что священники обычно обожают детей, и не только ради того, чтобы наполнять их юные мозги глупостью, задурить их неокрепшее сознание и сменить зарождающиеся чувство наслаждения от жизни чувством вины. В газетах сейчас можно постоянно прочитать истории о любви совсем другого рода священников к детям. Но ладно, сейчас не об этом. Я немного ревновал из-за того, что он приходил в наш дом только ради нашей мамы, тем более что она даже «приодевалась» ради него. Хотя в повседневной жизни Мария постоянно носила потертые хлопчатобумажные платья, которые даже уборщица постеснялась бы одеть, к приходу попа она одевала довольно смелый костюмчик, состоящий из слишком короткой юбки, оголявшей при малейшем движении её большие ягодицы, и белой блузки, сквозь ткань которой виднелся черный бюстгальтер. Бедная мама! На кухне она чувствовала себя более непринужденно и на своём месте, чем когда пыталась выглядеть элегантно, встречая молодого батюшку.
Не знаю, повлиял ли этот мрачный поп на сознание мамы, но у неё после встреч с ним возникла в отношении нас, её детей, странная сексуальная фобия, но не та, о которой мог навскидку подумать мой дорогой читатель. Наша дорогая мать вдруг стала бояться увидеть нас голыми. Стоило только ей увидеть один из наших маленьких членов, восставших из-под тонкой ткани пижамы, как она тут же хватала его и энергично встряхивала, чтобы извлечь из него, как она выражалась, «яд сатаны». Так же, как она неустанно гонялась за пылью в доме, она считала своим долгом избавить нас от этого «яда». По сути, когда я говорю «маленький член», я говорю от своего имени и о себе. Те члены, что были у Миши и Сергея, были уже хорошо развиты, по крайней мере, это то, что я помню, так что маленькими их уже нельзя было назвать. Я с завистью любовался пучками каштановых волос, украшавших основу их пенисов, в то время как мой был начисто лишен волос. Термин «писюк» был зарезервирован для меня, Миша и Сергей называли свои члены инструментами, а «макарониной» или «писюном» — пенис Жени, который к тому времени ещё ни разу не встал.
Мы с Женей спали в одной комнате. Каждый вечер Мария садилась на край кровати, и, чтобы помочь братику заснуть, рассказывала ему классические истории о Людмиле, возлюбленной Руслана, Иване да Марье и прочих принцессах на горошине. Она шептала ему на ухо сказки, как будто для того, чтобы я не смог расслышать их слова, но Женя как-то мне сказал, что мама при этом всегда гладила его «письку». Думаю, Мария ждала того дня, когда у её сына начнётся эрекция точно так же, как мать следит за первыми месячными у дочери. Не знаю уж, с тревогой или нетерпением!
Каждое утро Мария по очереди усаживала всех своих троих «взрослых» мальчиков на кресло, обитое изношенным, потёртым и грязным велюром. Это было любимое сиденье нашего отца Иосифа. Сидя на «Кресле», словно на троне, с голыми ягодицами и членом в руке, тот, чья очередь наступала, должен был ждать, пока мать закончит мыть руки, что требовало некоторого времени. С тех пор я не могу спокойно смотреть на женщину, моющую руки перед тем, как лечь со мной в постель. Да что там, просто моющую руки. Встав на колени у ножек кресла, Мария начинала мастурбировать нас с материнской нежностью. Остальные трое участников этого спектакля рассеянно, и чаще всего недоуменно и несколько утомленно смотрели на это зрелище, каждый раз одинаковое. Её руки, покрытые кремом, любовно массировали наши стержни. Они медленно прикрывали и открывали головку, и два безымянных пальца восхитительно душили её. Мария собирала наш драгоценный ликер в салфетку и звала на трон следующего сына. Сергей, младший, что был слегка умнее старшего, часто спрашивал её: «Мама, может быть ты хочешь отсосать нам? Как в кино? » Но она всегда отказывалась это делать, приводя не убеждающие нас в её правоте дурацкие аргументы вроде необходимости всем нам соблюдать какую-то «чистоту» или «целомудрие». Пока Мать заботилась обо мне, я смотрел на её большие отвисшие груди, которые успели вскормить нас, четверых братьев, этой самой грудью. Не успев одеться, она в ночной рубашке на голое тело дрочила нам, так что у меня открывался великолепный вид «с высоты птичьего полета» на её молочную грудь, покрытую голубоватыми венами, вальсировавшими вправо и влево в ритме мастурбации. Мне также нравилось созерцать энергичные сокращения её мышц, которые активировались под морщинистой кожей рук, покрытых веснушками. Есть мелкие подробности и детали, о которых мы не в состоянии забыть, несмотря на десятки лет, прошедших с тех пор!
Поймав как-то одного из нас во время мастурбации, Мария ужасно разозлилась. Она схватила «виноватый» член и дрочила его без обычной нежности, при этом сильно сжимая яйца, чтобы быстрее истощить сатанинский сок. Однажды мать застала Мишу и Сергея, весело проводивших время под бдительным присмотром Жени. Гримаса ярости исказила её лицо. Чтобы наказать виновных в грехе братьев, она связала толстой нитью основание их членов и яички, и нашим глазам явились моментально распухшие багровые гениталии.
Самой приятной из её мастурбаций была та, которой она занималась с нами в душе. Обнаженная, с намыленным телом, она массировала мою спину своей грудью, нежно потирая руками нижнюю часть живота до моих ягодиц и дрочила, кусая мою шею. Я точно помню невероятное ощущение от пучка её жестких волос на лобке, который царапал мои ягодицы, её ласковые поцелуи и сладострастные ласки на моём «писюке», скользком от мыла. Её рука, крепко сжимающая мой член, подготовила меня к проникновению в тугое влагалище девственницы. Сейчас, когда я принимаю душ, мне очень одиноко и я рыдаю, вспоминая те восхитительные моменты моего детства.
Однажды вечером за ужином Мария неожиданно разрыдалась, оплакивая самоубийство отца Ивана. Оказывается, батюшка продал в приходском магазине сомнительные порошки, содержащие бромид и предназначенные для замедления полового влечения и борьбы с «грехом». От этого зелья скончались двое прихожан. Отец Иван хотел избежать скандала с мирским судом и неизбежной дискредитации церкви, замаскировав собственное самоубийство сердечным приступом. Вскоре после этого Мария удалила все иконки и благочестивые изображения, украшавшие комнаты нашей квартиры, и перевернула распятия. Недолго погоревав, она начала встречаться с женщиной, ещё более странной, чем отец Иван, которую звали Вероника. У неё была смуглая кожа, как у цыганки, длинные чёрные вьющиеся волосы, и она сильно благоухала дешёвыми духами. Матушка Вероника, как она велела нам её величать, рекламировала в городе здоровый образ жизни «первобытной орды» и «сексуальную свободу», как средство от «наркотиков, отравляющих современное общество». Однажды вечером, чтобы подкрепить свои слова делом, она, вынув из кофточки свою внушительную грудь, заставила меня ущипнуть её за соски и, почувствовав мой восставший сквозь штаны член, нравоучительно произнесла: «Вот видите, какой твердый член у этого маленького мальчика. Этого хочет природа, и мы не должны идти против её желания».
Конечно, Сергей и Миша однажды совершили то, что должны были рано или поздно сделать – они самонадеянно ошиблись, лишив девственности нашу малолетнюю соседку по дому. Я не сомневаюсь, что это был пенис Сергея, более умного из них двоих. Уверен, это именно он дефлорировал девушку. Случился хотя и грандиозный по меркам нашего дома, но всё же очень локальный скандал. То есть максимум в пределах квартала. Мы слышали громкие голоса во время бурных дискуссий, из которых мы были исключены, будучи все вчетвером заперты в детской. Разбор полётов, очевидно, завершился заключением некой сделки, подкреплённой финансовым соглашением. Через неделю об этом происшествии больше не говорили, и повседневная жизнь вернулась в привычную колею, пошла своим банальным чередом. Но, наученная горьким опытом, наша мама придумала способ, как предотвратить ещё одну «ерунду» в нашем исполнении. Будьте уверены, читатели, она не схватила кухонный нож, чтобы кастрировать нас, как я уже было опасался на мгновение!
Итак, однажды, спустя несколько дней, Мария прибыла в наш дом в сопровождении девушки явно азиатского происхождения. Боже, какая красота явилась перед моим взором: золотистая кожа, длинные, как смоль, волосы, миндалевидные глаза. Мы застыли от восхищения. Мария гордо заявила нам: «Позвольте представить вам Терезу. Она теперь ваша сестра, потому что я её удочерила». Мы все по очереди поцеловали Терезу. Эмоции от этого первого поцелуя в свежую щеку этой симпатичной девушки, застенчивой и интригующей своим неизвестным происхождением — одно из моих самых теплых детских воспоминаний.
Тереза прибыла в наши края из Киргизии. Она довольно хорошо говорила по-русски, с небольшим, я бы сказал, сексуальным акцентом. Её родители умерли при невыясненных обстоятельствах. Терезу прибрал, что называется, к рукам, двоюродный дядя, тут же отправив работать массажисткой в подпольный салон. Её таланты и тело так ценили мужчины и женщины, что вновь обретённая репутация моей сестры привела в движение так называемую «Новую церковь» со штаб-квартирой в Америке, которая сочла разумной бороться с тем, что ещё не называлось в те времена секс-туризмом. Но грехом являлось уже не один век. Затем дядя отправил её на перевоспитание в храм этой самой Новой церкви посреди местных гор. Место, где он находился, было великолепным, леса цеплялись за облака, которые к вечеру испарялись на закате, а сероватые скалы на закате окрашивались в розовый и охристый цвета. Это было известный в определённых кругах храм для паломничества, куда люди приезжали ради постижения тайны плодородия и долголетия. Паломники приходили издалека и поднимались на две тысячи ступенек, высеченных в камне, чтобы возложить подношения к ногам «эзотерического» Будды (как пишут в путеводителях) и совершить свои молитвы посреди паров ладана.
Наша мама заставляла Терезу работать на кухне, в прачечной и убираться в квартире. Четыре мальчика, а это, как вы понимаете, куча готовки и море грязи! Но основная миссия Терезы — удовлетворять наши сексуальные потребности. Она заменила нам мать в ежедневном утреннем обряде. Мария объяснила ей, как следует нас гладить и сосать. Взяв тонкую руку Терезы, обильно смазанную кремом Нивея, она показала ей, как следует ласкать наши стержни, сжимая их, щекотать головку и мягко и сильно мять яйца, массируя промежность. Она учила её поджимать губы у основания головки, возбуждать уздечку кончиком языка и чередовать энергичные ласки с более легкими. «Всё глотай, дорогая, там полно витаминов, — наставляла Мария Терезу, — и тщательно очисть стержень языком». Наша новая сестра вежливо, лишь слегка улыбнувшись, выслушала все советы, но ни словом не обмолвилась, что всё это ей было уже давно известно. Она и более изощрённые ласки практиковала со своими клиентами в массажном салоне.
Тереза обязана была ходить вместе с нами в душ. Как это делала раньше наша мать, она растирала нас всем телом, обильно намыленным, целовала в губы, энергично дрочила «с мылом», смеясь над тем удовольствием, которое доставляла нам. Сергей и Миша почти перестали смотреть телевизор. Они стали проводить все вечера в постели с Терезой, по очереди трахая её по несколько раз в день. Пока дверь в их комнату оставалась открытой, мы с Женей слышали их сладострастные стоны, а иногда и крики Терезы, совсем другие по тональности, потому что добираясь до эякуляции, братья не обращали ни малейшего внимания на чувства самой Терезы. Мария время от времени приходила проверять, не слишком ли Миша с Сергеем повреждают свою живую куклу. Мы с Женей, немного застенчивые, принимая во внимание не совсем обычные сексуальные отношения, царившие в нашей семье, удовлетворялись лишь ласканием Терезиного большого абрикоса, добираясь до него сквозь её длинные шелковистые чёрные волосы. Она позволяла мне просовывать два пальца между её опухших губ между ног, чтобы собрать скопившийся там ликёр, и радостно засмеялась в первый раз, увидев, как я с наслаждением облизал их.
Мария тоже была не прочь провести свободное время с Терезой. Однажды днем мне пришлось раньше времени вернуться из школы из-за неожиданной болезни двух учителей и отмены уроков. Незаметно войдя в квартиру (Раньше я был тихим мальчиком, и это качество позволяло мне удивлять себя разными неожиданными и занимательными сценами), я застал своих старших братьев, сосущих друг у друга пенисы в позе 69. Моё присутствие в качестве вуайериста их особо не обеспокоило. Они, как я понял, гордились и упивались своей смелостью. Как в кино! Но кроме них на большой материнской кровати я увидел Терезу, лежащую на животе. Её глаза на лице были широко раскрыты, а рот утонул между бедрами матери. Одним словом, она была занята вылизыванием киски Марии. Какое это восхитительное зрелище — Терезины маленькие круглые ягодицы. Она сжимала и ослабляла их в ритме своего сосательного упражнения, о чём свидетельствовали мокрые бёдра и стоны удовольствия, доносившиеся изо рта Марии. Затем они стали вылизывать друг друга в позе 69. Тереза в профиль показала мне свои маленькие заостренные груди с темными ареолами, которые мягко и ритмично двигались в темпе ряби кожи на её спине. Они с мамой одновременно сладострастно стонали, настоящий дуэт возбужденных кисок. Я, между тем, устроился на диване в гостиной с журналом мод с полуголыми манекенщицами в руках, но продолжал слушать звуки, доносившиеся из спальни. Считая, что они в комнате одни, после одновременного оргазма, Мария и Тереза не спешили одеться, остались голыми, смеясь, как два сообщника. Минут через десять, остыв, они пришли в гостиную и целомудренно поцеловали меня в лобик. От них не ускользнуло то, что я оказался свидетелем их выходок. Мои щёки горели. «Андрюша, мой дорогой, Тереза позаботится о тебе. Она всё ещё очень горячая «. Тереза отвела меня на ещё теплую большую кровать. Мы занимались с ней любовью под бдительным присмотром Марии. «Не торопись, мой дорогой сынок. Не беспокойся, твоей старшей сестре Терезе нравится чувствовать тебя внутри себя». Наслаждение Терезы от моего писюка, как мне показалось, было сильным, потому что дыхание её постепенно участилось. Моя мать, между тем, усиливала моё возбуждение, пробираясь вверх и вниз своими длинными ногтями вдоль моей спины, покрывая её восхитительным ознобом, гусиной кожей. Она щупала мои ягодицы, ласкала мою задницу и нежно сжимала яйца. Я кончил довольно быстро, но буквально через десять минут мой член снова принял боевое положение, и я опять трахнул Терезу, которая, после того, как я брызнул в неё своей девственной спермой, наградила меня долгими поцелуями. Итак, и на моей улице случился праздник, и я, наконец-то, лишился в нашей семье статуса девственника.
Именно с Женей и мной Тереза действительно получала наслаждение, в то время как двое других моих братьев лишь развлекались с её телом. Я безумно любил Терезу, мою старшую сестру-зажигалку. Мария заставляла её принимать таблетки, без сомнения, чрезмерно дозированные, потому что её грудь быстро становилась всё больше и больше. Я любил её грудь. Я любил Терезу. Мне нравилась её кожа медного цвета, чёрные волосы, улыбка, веселый нрав, глаза медового цвета, узкие бедра, плоский живот, красиво закругленный холм Венеры и волосики с синеватым вороньим отливом, обрамлявшие его. Вечером, перед сном, в кровати, я перечислял в уме всё, что мне нравилось в ней, и тщетно искал то, что могло не понравиться. Я любил Терезу так, как мы способны любить только в 15 лет. Но мне пришлось делить её нежность с Женей. Поскольку я был старше его, мне нравилось думать, что Тереза действительно любит только меня. Но мой младший брат оказался тем самым малышом, которого она с удовольствием и без всяких сантиментов тоже лишила девственности, и это посвящение в мужчины было частью её сексуального служения моей матери, которое изначально мотивировало Марию на это удочерение. Мы с Терезой частенько посмеивались над неуклюжестью Жени, его упорным нежеланием приникнуть ртом к розовой пещерке между ног девушки. Моего младшенького брата вырвало в тот самый момент, когда возбужденная киска Терезы размазала мускусный коктейль из его спермы и её сладострастных выделений на его языке. Тот самый нектар, который я так любил облизывать… вплоть до последней капли.
Тереза как-то призналась мне в своей печали. Оказывается, Сергей и Миша постоянно пытались унизить её. В последнее время они с маниакальным упорством пытались поссать ей в рот. «Настоящие сволочи», — возмутился я. Мария слабо защищала Терезу и откровенно забавлялась грязными выходками двух своих «взрослых» сыновей. Я плакал, слыша более или менее приглушенные крики Терезы, когда два моих ублюдочных брата развлекались с ней, пытаясь подражать актерам порнографических фильмов.
Ещё Тереза рассказала мне, что Мария, ревнуя её к нашей страстной любви (Тереза ведь так любила меня!), однажды связала её голой и оставила дрожать на стуле на кухне. Через несколько минут она вернулась и воткнула иголки ей в грудь. Затем она заставила её выпить несколько больших чашек чая, и дождавшись, пока моя сестра не обписалась, сфотографировала её в таком состоянии и обменяла фотографии в своей секте на такие же, возможно даже, на намного более неприглядные. «Считай, что тебе повезло!» – приговаривала при этом Мария с садистским и таинственным видом. Обнаженная и на четвереньках, с иголками в груди, Тереза должна была затем убрать кухню, а Мария продолжала фотографировать происходящее. Как могла наша мать, такая преданная семье, такая любящая и чувственная, быть такой злой и порочной, особенно с такой милой девушкой, как Тереза? Кроме того, оказывается, Мария любила вырывать волосы с лобка Терезы, один за другим, а когда сестра однажды посмела заплакать, Мария отшлепала её деревянной хохломской ложкой по самым интимным местечкам! Я плакал от горя и ужаса. Чтобы утешить Терезу, я предложил ей вместе со мной сбежать из дома. Но обладая здравым умом, сестра сочла мои предложения непрактичными и опасными. Я обещал жениться на ней, как только смогу. «Так что тебе нужно лучше учиться в школе, а потом в институте!» Она была права. «Да, я сделаю это для тебя!» – как мантру твердил я, обещая ей маленькую квартирку для влюбленных с большой террасой, где она будет выращивать ароматные травы и прекрасные цветы. Я представлял себе путешествия по разным странам, уединенные бухты, где мы сможем заниматься любовью на солнце, облизываемые волнами во время прилива, удерживающими нас от оргазма, пока волна не захлестнет наши обнажённые тела. Нам было тяжело оставаться наедине. Женя до поздней ночи слушал наши разговоры, заканчивающиеся всегда одним и тем же — мы занимались любовью, не сдерживая вздохов. Он слушал, мастурбировал и ждал, когда наступят наши многочисленные оргазмы.
Тереза также поведала мне шепотом, чтобы Женя не слышал, ужасные подробности своей жизни в секте Плодородия. Женщины в ней были обязаны приходить на так называемые на «ритуалы плодородия» каждый первый день недели перед новолунием. Этот обряд происходил на закате, когда туман немного рассеивался и последние лучи солнца слегка согревали огромные помещения секты, открытые для всех ветров. Среди паров ладана и на глазах примерно двадцати поклоняющихся восходящей луне женщин три монаха, руководившие монастырем, по очереди засовывали в Терезу свои пенисы. Затем ей приходилось садиться на корточки перед женщинами, широко раскрыв бедра, чтобы смешавшаяся в её вагине сперма трех монахов свободно стекала в золотое блюдо между её ног. Женщины подходили к нему одна за другой, чтобы опустить пальцы, взять немного спермы из чашки, и нанести её в свои влагалища. Затем они почтительно целовали уже вновь восставшие к небу пенисы трех монахов.
Мужчины приходили в эту секту за долголетием каждую ночь в первую неделю после полнолуния. То, что они называли «долголетием», было скорее поддержанием или увеличением сексуальной силы. «Нас было три девушки, которых они брали по очереди. Каждый из них проникал в нас по несколько раз за ночь, стараясь не кончить, чтобы удержать в себе свои силы. В соответствии с более или менее тантрическими принципами, они стремились захватить нашу жизненную силу. Затем они проводили остаток ночи с маленькими мальчиками, послушниками, прикрепленными к храму, которых они жестоко насиловали с помощью эйфорических эликсиров. Крики боли юношей смешивались со стонами удовольствия мужчин и зловещим улюлюканьем сов на свежем разряжённом горном воздухе и при лунном свете. Измученная проникновениями в своё тело и криками бедных юношей, я не могла заснуть до рассвета». Чтобы описать царящую там атмосферу, Тереза дополняла свой рассказ деталями о мучающих мозг завываниях бродящих вокруг храма секты Плодородия волков, которые призывали своих собратьев разделить с ними тушу животного, которого они только что зарезали.
Всё в нашей семье закончилось очень плохо. Наша безрассудная сексуальная жизнь, любительские сексуальные опыты и исследования имели катастрофический результат. Миша, погруженный своим братом в пучину извращенности, сопряжённую с тяжёлыми наркотиками, начал посещать группы наркозависимых. Однажды ночью в поисках денег на дозу героина он убил прохожего за сумму, эквивалентную 50 евро, и сбежал в Польшу. С тех пор у нас о нём нет никаких новостей. Сергей погиб в результате аварии на мотоцикле. В отчаянии Мария присоединилась к Веронике в секте женщин, возглавляемой известным в те времена гуру, который таким образом просто создал гарем для ублажения своих плотских утех. Как всем стало известно из газет, гуру был в конце концов арестован. Мария хотела было основать свою собственную секту, но быстро сошла с ума и закончила свою жизнь в психушке. Испытывая отвращение к женщинам, Женечка превратился в откровенного гомика, не скрывающего своей ориентации и зарабатывая на жизнь моделью. Однажды я видел, как он дефилирует на мужском показе мод. Парад мужчин даже, возможно, более гротескный, чем парад женщин! Вечером после представления он, рыдая, сказал мне, что «серьезно болен», что он ВИЧ-положительный.
К моему ужасу, Тереза ушла от меня к украинскому олигарху. Я очень надеюсь, что она счастлива, даже если она не со мной. Я пребывал в депрессии несколько месяцев, и за это время моё жилище прекратилось в склад бутылок из-под виски, и отнюдь не односолодового, потому что я был к тому времени разорён. Перебрав десятки случайных заработков, я стал работать слесарем в гараже моего далёкого родственника. По крайней мере, я имею удовольствие помогать красивым женщинам, пригоняющим на ремонт свои авто. Моё сердце учащённо бьется при воспоминании о Терезе. Я женат. Чтобы забыть обыденность и скуку, я втайне от жены пишу эти мемуары.