24 – 28 июня 2001

«Елда двуглавая торчала,

Как герб российский, величава… «

И. Петенко

Наш князь Руслан был ёорь знатный,

Любил еаться день и ночь,

Хоть вид имел весьма отвратный,

Мог хем стёкла растолочь.

Он был в округе знаменитым,

Имев двуглавую елду,

И каждой даме именитой

Её засаживал в манду.

(Разворотил хём манду).

Желанье тешиться с пздою

Не покидало ни на миг,

От вас, естественно, не скрою,

Он был внушительный мужик.

Когда садился на кобылу,

Кряхтела жалобно она,

Поскольку толстая хина

Висела сбоку от седла

И, как дубовая дубина,

Конягу била по бокам,

Когда Руслан – большой мудила,

Скакал еать придворных дам.

За день, пожалуй, штук по восемь

Он успевал оттрахать вдрызг,

Когда ж был трезв и озабочен,

Елду свою с тоскою грыз.

Еясь с сознаньем и по делу,

Снискал себе большой почёт,

Был обожаем без предела

Бядями этот обормот.

Узоры дивные рисуя,

Он спермой брызгал в потолок,

И на лепнине в форме хя

Зацвёл воняющий цветок.

Волнуясь, ждали его бяди –

Ну, что ж не едет этот чёрт –

И потупляли скромно взгляды,

Припомнив, как он их еёт.

Отъё их всех во все их дыры,

К своим размерам растянув –

Ох, непоседливый проныра –

Туда, сюда – чуть не проткнув.

Чтоб меньше тратить на разъезды

Порой семейку всю еал,

Плевал на всякие инцесты –

И мам, и дочек ублажал.

Расставит рядышком всех раком,

Елдой погладит между ног,

И с маху всадит её в сраку,

Успеют только вскрикнуть «о – о – х!… »

Но дамам этого и надо,

Их пзды сочные блестят,

Ждут с вожделением награды

И об пол матками стучат.

Бывали, правда и проблемы,

Когда вдруг чей – то вздорный муж

Не мог решить простой дилеммы –

Помочь еать, иль выпить пунш…

Руслан при том не обижался,

И возражений не имел,

Как воин быстро собирался,

И дальше кречетом летел.

Однажды, с ели возвращаясь,

Кемарил мирно он в седле,

Уставший хй его, болтаясь,

Кобылу шлёпал по спине.

Но вдруг раздался голос грозный:

«Какого хрена прёшь, мудак?»

Продрал глаза – пердун навозный

Сидит, засунув хй в кулак.

Руслан тут сразу обозлился:

«Пошёл с дороги, старый хрыч,

Совсем, ты, вижу, обдрочился,

Воняешь здесь, как дохлый сыч».

Тебе другого леса мало,

Где сперму грязную излить?

Заткни поганое хлебало,

Как смеешь князя ты хулить?»

Старик весь злобою налился:

«Ты на кого, пижон, попёр?

Опять до чёртиков напился,

Не видишь, кто я? – Черномор!»

Руслан от страха обоссался,

Он сказки Пушкина читал,

И щас припомнить постарался,

Как там мудак один летал,

Ещё – до девок был охочим,

И даже выеал одну,

Хоть не хотела она очень,

Он бородой пролез в манду.

Тут кровь в Руслане возыграла:

«На девок заришься, козёл,

Мне самому их здеся мало,

Ещё с тобой делиться!? Пшёл!… »

Но дед не робкого десятка:

«Заткнись, неёаный щенок,

Мне срать на здешние порядки,

Взгляни – ка лучше между ног».

Руслан взглянул и чуть не умер –

Замест елды висит шнурок…

А Черномор опять воркует:

«Теперь иди, еись, сынок… »

Забыл бедняга, что был магом

Еучий этот Черномор

И раньше мог единым махом

Елдой свалить любой забор.

Залился князь наш громким плачем:

«Прости, родной, попутал бес,

Садись ко мне, вдвоём поскачем,

Здесь рядом бядь есть, через лес… »

Старик лишь только ухмыльнулся:

«Ты, что ж, еучий таракан,

Зачем на деда золупися,

Тебе тут что ли ресторан?

Куда заехал ты с кобылой?

Теперь здесь вотчина моя…

Россия, верю, не забыла

Про красный хй богатыря…

Твои мне бяди все до сраки,

Таких еал я эшелон,

В их пзды красные, как маки,

Свой хер засаживал, как лом.

Коли не веришь, щас узнаешь,

Сейчас побольше раздрочу…

Ведь ты совсем не представляешь,

Как я им в жопе ворочу».

Но тут кобыла глаз скосила –

Змея ужалила за бок –

И аж от смеха подскочила,

Увидев княжеский шнурок.

Заржала громко, до упаду,

Но тут ей стукнуло в мозги:

Не будет больше ей услады,

Коня такого не найти,

Чтоб ей доставил наслажденье –

Хозяин лучше жеребца

Еал её почти с рожденья

Елду вдвигая вдоль хребта.

А чем теперь еать Руслану?

Обжёг мучительный вопрос –

Ведь он не сможет даже спьяну

Своим шнурком залезть под хвост.

Кобылу гневом подхлестнуло,

Восстала круто на дыбы

И старикашку пзданула

Меж глаз копытом – рок судьбы…

Вокруг всё громко задрожало,

Пошёл огонь и грянул гром,

Гавном каким – то завоняло –

Руслан нос спрятал под седлом…

Деревья ветром покосились,

К земле припали, как кусты,

По небу молнии носились –

И князь насрал себе в трусы.

И в миг, замест навозной кучи

Шишак поднялся над землёй,

Завились пыли грязной тучи,

И всё накрылось, как пздой.

Чем дальше в лес, тем интересней –

Вдруг из – под шлема вылез бес,

Он вид имел весьма чудесный –

Хями был обвешан весь.

Руслан раскрыл своё еало

При виде мерзости такой

И блеванул себе в забрало,

Плащом накрывшись с головой.

А бес запрыгал перед князем,

Держа хи наперевес,

И домогаясь грязной связи,

В штаны руслановы полез.

Но тут Руслан, как тигр взъярился,

Рванул себя он за шнурок

И томным голосом взмолился:

«Не торопись, нежней, дружок… »

Кобыла ж, видя это дело,

Стоит ни жива, ни мертва,

И от стыда аж покраснела,

Услышав мерзкие слова.

А чёрт тем временем лютует,

Ему давно уж невтерпёж,

Руслана в жопу он целует

И хем пробует «крепёж».

А князь совсем размяк, бедняга,

И с грустью смотрит на сапог –

«Ведь надо ж стать такой бодяге,

Была б елда, а то шнурок… »

Он смог бы хем двухголовым

Рога все бесу отшибить

И той дубиною пудовой

Козлу хребтину перебить.

Но щас он вынужден смириться,

И завязав шнурок узлом,

Хями беса насладиться,

Уткнувшись в землю потным лбом.

Заплакал князь от тяжкой доли,

Поскольку бес уже залез…

И стонет он от сладкой боли

На весь дремучий жуткий лес.

А чёрт еёт неугомонно,

Хёв на нём, как вшей в бомже –

Воняет спермою зловонно,

И бедный князь визжит уже.

Тут аж кобыла встрепенулась:

Ну как хозяина спасти?

Сама хвостом бы повернулась,

Да страшно очень, чёрт возьми…

Но долг её сильнее страха –

И повернувши к бесу хвост,

Так перданула всею сракой,

Что отлетел у чёрта нос.

Опять деревья задрожали,

Огонь и вонь, и проча хрень,

Но чары бядские пропали –

Присел Руслан на трухлый пень.

Прикрыл глаза – припомнить страшно

Какую муку претерпел,

Когда меж ног шнурок ужасный

Замест елды он вдруг узрел.

Но сквозь противные виденья

Он слышит чей – то нежный глас:

«Еи меня без промедленья,

Хоть ты теперь и пидорас… »

Руслан разинул свои очи,

Дивясь, кого опять еать

Среди бессонной длинной ночи,

Когда так хочется поспать.

И в это «чудное мгновенье»

Явился «гений. .. красоты» –

Стояла шлюха в положеньи

Как раз для ели, сняв порты.

Была она под стать Руслану

И телом дивно хороша –

Получен в дар ей был от мамы

Огромный клитор в два вершка.

Как хер она его дрочила,

Зажавши крепко в кулаке,

И тёрла тёплым вазелином,

Качаясь голой в гамаке.

Она росла и хорошела,

В забавах балуясь с пздой,

И так расширила все щели,

Аж залезала внутрь рукой.

Её прозвали «злоеучей»

В народе злые языки,

Ведь хже гадины ползучей

Бывают наши ярлыки.

И Черномор, пердун вонючий,

Прослышав это, захотел

Её как следует отдрючить,

Но, как мы видим, не сумел.

И разозлившись, старый пидор,

Её в змею оборотил,

Оставив только чудный клитор,

Размер лишь вдвое сократил.

И вот, спасённая нежданно,

Она увидела судьбу,

Устав от сладких ожиданий –

С двумя золупами елду!

И в благодарность за спасенье,

И в предвкушении утех,

Готова дать вознагражденье,

Не видя в этом тяжкий грех.

И дева робко подступает,

Клоня к золупам свой пробор:

«Меня Людмилой величают,

И ё меня тот Черномор…

И хоть неплох был старый ёорь,

Не мог он должного мне дать

И засыпал, как хрыч, меж бёдер,

Забыв, что надобно еать.

Но вот теперь опять свободна,

Как лебедь – птица или бядь,

И с кем хочу, когда угодно

Могу без удержу гулять… »

Руслан от радости опешил:

«Ты девка, чё, обожралась?

Коль так, сейчас тебя потешим,

Чтоб от услады усралась… »

Его багровые золупы

Блеснули гордо на свету,

К ним Люда жадно тянет губы,

И вот уже сосёт во рту…

Людмила ласково мурлычет,

Хоть рот растянут до ушей,

Пзда давно уж соком брызжет,

И дрожь по телу всё мощней.

Елда ж всё пухнет и крепчает,

Руслан хрипит, едва живой,

И, рухнув, с воплем изливает,

Как из брандспойта, сок густой.

Людмила с жадностью глотает

Пол – литра спермы дармовой,

И облегчённо воздыхает:

«Погладь мне попку, дорогой… »

А князю ж вовсе не до жопы,

Так сердце бешено стучит,

Дрожат все нервы, словно стропы,

И хер безжизненно висит.

Но наша милая Людмила

Желаньем пламенным горит –

Схватив елду со всею силой,

В свой анус всунуть норовит.

Так провозившись с пол – минуты,

Добилась цели наконец –

Сидит верхом, хём проткнута,

И в жопе пляшет молодец!

Тут князь немного оживился

И стал подмахивть елдой,

Аж пот по жопе заструился,

И Люда вздрогнула мандой.

Елда опять налилась кровью,

Приняв привычный свой размер,

И жопа Люды, как коровья,

Раздалась вширь, вобрав весь хер.

Людмила сладко застонала,

Весь хй почувствовав в кишке,

И мелкой дрожью задрожала,

Скользя на нём, как на поршнe.

Она крутилась и скакала,

Вращаясь, как на вертеле,

И жопой яйца уминала,

Плещась в горячей малофье.

Руслан наш снова бездыханный,

Уже клянёт свою судьбу,

От этой ели окаянной

Готов топиться он в пруду.

Но до пруда ещё добраться,

А до пзды рукой подать,

Так что приходится еаться

И снова бабу ублажать.

Людмила – смелая бабища,

Схвативши зубками яйцо,

Всей расщеперенной пздищей

Залезла князю на лицо.

Руслан едва не захлебнулся,

Вкушая сладостный нектар,

Но вдруг он чем – то поперхнулся

Во рту почувствовав пожар.

Людмилин клитор был размером

Не меньше, чем обычный хй,

И щас, раздроченный тем хером,

Он жаждал сладкий поцелуй.

Уста Руслана разомкнулись,

Приняв сокровище, как дар,

И оба чуть не задохнулись,

Гася бушующий пожар.

Когда же клитор раскалился,

Руслан чуть горло не обжёг,

И так, родимый, возбудился,

Что влез елдой себе в сапог.

Людмила нервно рассмеялась:

«Ты что же делаешь, наглец,

Пзда моя не наеалась,

А ну – ка, всунь в неё конец… »

Руслан, краснея от натуги,

Елду поглубже засадил,

Людмила ж слаще жаждет муки –

Чтоб хем матку ей пронзил.

Такое снилось ей ночами –

Пылал в пзде её огонь,

И черти длинными хями

Крутили в ней, как вертелoм.

Вонзивши ногти в его спину,

Она пронзительно орёт:

«Пройди пзду мне всю хиной

Войди ей в рот через живот… »

Хоть он испробовал немало,

И переё две тыщи баб,

Золупа в матку не влезала –

Такое мог лишь Эскулап.

Хоть бабы были то, что надо –

Поленом можно их еать,

Но не видал ещё той бяди,

Способной в матку хй вогнать.

Людмила ж требует упорно,

Желая всю себя отдать,

И вновь подпрыгнула проворно,

Чтоб хй сквозь шейку вглубь загнать.

Едва не треснула золупа

Чуть не порвавшись на клочки,

Когда застряв в кольце упругом,

Хотела в шар ей проскочить.

Руслан застыл от изумленья,

Золупой чувствуя огонь,

И зарычал от вожделенья,

Поняв, что пройден Рубикон.

Да так задвинул от волненья

На всю длину свою елду,

Что у Людмилы потемнело

В глазах от боли, как в аду.

Людмила взвыла, завизжала,

Золупу в шар свой погрузив,

И каждой клеточкой дрожала,

Своё нутро разворотив.

Она уж вовсе шас не рада,

Что ей взбрело такое в ум –

Уж лучше в жопу два снаряда,

Чем в матку всунуть руськин хй.

Но постепенно боль уходит,

Людмиле сделалось легко,

В себя она вполне приходит,

Приняв хину глубоко.

Да и Руслан немного oжил,

Золупы начал шевелить,

Теперь, действительно, похоже,

Что можно в матке хй дрочить.

И наваливши на Людмилу

Свои почти что семь пудов,

Пошёл гонять по ней дубину,

Как ё когда – то он коров.

Людмила радостно стонала,

Когда хй в грудь её толкал,

И так пздою сотрясала,

Что волком выл навзрыд Руслан.

(Что волком выл наш друг Руслан. )

Но наконец прорвало шлюзы,

И из огромного хя

Вся сперма хлынула наружу,

Заполнив матку ей до дна.

Людмила дико заорала

От жара взбитой малофьи,

И так в восторге хй зажала –

Едва бедняга не погиб.

Наутро князя откачали,

Зажили раны на хю,

И вместе дальше продолжали

Своё блаженство, как в раю.

Но как бы долго не кончали,

Всему приходит свой конец,

И возвращаются печали –

Любви той сказочной венец.

Так жил Руслан, ея Людмилу,

А с нею всех других бядищ,

И воспитали чудо – сына,

Назвав его – Лука Мудищев!