Глава 1. Бегство.

Оксана Сидоренко была самой обычной девушкой из самой обыкновенной семьи со средним достатком: мама — учительница в средней школе, отец — водитель троллейбуса, старший брат Виталик — лоботряс-двоечник, любитель прогуливать уроки и считать ворон, она — застенчивая, примерная ученица с дисциплинированным поведением и блестящими достижениями в учёбе. Её семья жила мирно и счастливо, честно трудилась, строила скромные планы на будущее, подобно всем заурядным семьям на просторах великой и могучей советской державы. Но тут случилась «знаменательная» встреча Ельцина, Шушкевича и Кравчука в Беловежской пуще и в одночасье всё изменилось. Империя рухнула. А затем — войны, анархия, разгул преступности, которые сломали судьбы, надломили души миллионов. Семья Оксаны была вынуждена покинуть родной дом — Таджикистан.

Да может и не уехали бы — никто их не гнал, не принуждал. Жили бы себе, как прежде, ходили на работу, учёбу, занимались повседневными делами, тем более что в столице, где они проживали, было относительно спокойно. Несмотря на беспредел, стагнацию экономики, большая часть организаций, учебных заведений, магазинов Душанбе худо-бедно работала, люди получали зарплату и пенсию. Всевозможные партии, движения, группировки, криминал — всё это крутилось-вертелось где-то там, на страницах газет, в телевизионных новостях. А «маленькие люди», далёкие от политики, продолжали жить и трудиться, надеясь, что порядок в республике скоро восстановится.

Вот только по улицам города ходить стало опасно. Ежедневно то там, то здесь воздух оглашали выстрелы. Может просто забавы ради палили в воздух, а может убивали — кто там разберёт. Настораживали и какие-то молодчики, нередко вооружённые, толпами снующие по городу, — с горящими глазами, алчущие лёгкой поживы, одетые кто в камуфляж, кто в обычную одежду. Где-то людей раздевали и грабили среди белого дня, врывались в дома, более того — убивали за дело и просто так.

О том, чтобы выйти ночью на улицу, не могло быть и речи. После захода солнца в столице воцарялся закон джунглей.

После работы родители старались поскорее добраться домой, чтобы убедиться — с детьми всё в порядке, все живы и здоровы. Особую тревогу они испытывали за Оксану. Поговаривали, что в районах республики творится настоящий беспредел, и что больше всего настораживало и беспокоило маму и папу — слухи о повсеместном изнасиловании девушек и женщин. Одна из соседок-таджичек со слезами на глазах рассказала, как ехала с шестнадцатилетней дочерью к родственникам в район и по дороге такси остановила толпа каких-то боевиков, похожих на афганских моджахедов — все в униформе, бородатые, озлобленные, вооружённые до зубов. Увидев в салоне «девятки» с душанбинскими номерами молодую женщину и девочку-подростка, они приказали водителю высадить их, а самому убираться подобру-поздорову. Одному Богу известно, что стало бы с пассажирками, но провидение им послало в тот день спасителя в лице пожилого бывалого водителя. Кивнув для вида, мол, ладно-ладно, мужики, высажу, только не трогайте меня, он прыгнул за руль и дал по газам. Вслед полетели дикие вопли, отборный мат, прогрохотала короткая автоматная очередь, по счастью в воздух. На этом всё и обошлось.

«Господи, да что же такое творится-то?! — воскликнула мама Оксаны, потрясённая этим рассказом. — Нет, надо отсюда уезжать. Хоть к чёрту на кулички, но уезжать. Не ровен час ворвутся такие вот подонки посреди ночи в квартиру: пограбят, поубивают нас, и никто не поможет».

Супруг в тот день как мог успокаивал её, а Оксана, слышавшая разговор родителей и историю соседки, стала бояться выходить даже во двор. Каждый день, идя по дороге в школу и обратно, оглядывалась по сторонам — не идёт ли кто за ней. Старалась по возможности не ходить одна, за километр обходила разные подворотни и праздно шатающихся «бородатых дяденек».

И вот произошло событие, окончательно убедившее семью покинуть родину. В одном из соседних кварталов несколько боевиков разыскивали родственников какого-то памирца. Разыскивали понятно для чего — пришить всех без суда и следствия. Не найдя их, разозлились и, потрясая автоматами, стали допытываться у соседей, где они. Среди жильцом того дома оказалась русская семья — мать и две дочери. Одной — восемнадцать лет, другой — двадцать один. Лучше бы они не открывали дверь, сделали бы вид, что никого нет дома. Увидев очаровашек в коротеньких шортиках, обкуренные молодчики буквально спятили, позабыли кого и зачем разыскивают здесь. Они ввалились в квартиру, схватили старшую дочь, разорвали на ней всю одежду и на глазах у матери жестоко изнасиловали, после чего выбросили полумертвую девушку с окна четвёртого этажа. Мать лишилась рассудка, а бандиты преспокойно сели в свой джип и уехали. Разумеется, потом нагрянула милиция, завели уголовное дело, но все прекрасно понимали — этим подонкам всё сойдет с рук. Для них закон был не писан, а понятия о морали и нравственность отсутствовали напрочь.

В тот день Оксана была сама не своя. Узнав об этом зверстве, до утра не могла сомкнуть глаз. Воображение рисовало страшные картины насилия, а в ушах стояли крики беззащитной жертвы — душераздирающие, сопровождаемые всхлипами и жалостливой мольбой матери, заклинавшей на коленях прекратить этот ужас. Представив себя на месте несчастной жертвы, Оксана вздрогнула и покрылась холодным потом, а потом затряслась в порыве ненависти. Безудержной, жгучей ненависти ко всем этим мразям и поддонкам, что чинили беспредел по всей стране. Бедненькие девочки! Бедненькая их мама. Она знала эту семью, этих девушек, особенно младшую, ту, которую боевики не тронули. С ней Оксана училась в одной в школе, только в разных классах.

Все в квартале только и говорили о происшедшем. Жалели несчастных, качали головой, судачили на все лады, мол надо что-то предпринимать, написать в посольство России или даже самому президенту. И в то же время никому не было дело до пострадавшей семьи. Время было такое, когда каждый выживал как мог, рассчитывая на помощь одного лишь Всевышнего.

Что касается мамы Оксаны, она была не просто потрясена. Она была убита, а хуже всего — страх, что и её дочь однажды постигнет такая же участь затуманил здравый рассудок, превратил в истеричку. Каждый день она твердила одно и то же, что это геноцид, что скоро местные настолько озвереют, что будут вырезать всех европейцев, а оставшиеся в живых в ужасе побросают имущество и побегут прочь из страны.

«Всё, уезжаем!» — однажды объявила мама по утру, и семья в спешке начала готовиться к отъезду.

Продав трёхкомнатную квартиру за бесценок и оставив большую часть нажитого, они с грустью и тревогой покинули свою страну, в которой уже вовсю разгорался пожар братоубийственной гражданской войны. Переехав в Россию, поселились в Одинцово, под Москвой, у троюродной тётки по материнской линии Галины Петровны.

Отец устроился на работу на бетонный завод, а матери подфартило воткнуться в коллектив преподавателей одной из местных школ.

Мама пользовалась абсолютным авторитетом во всех домашних делах и единовластно распоряжалась деньгами. Отец отдавал ей всю зарплату, оставляя себе лишь какую-то мелочь на ежедневные расходы. Но зато мать приняла на себя всю ответственность за семью и всегда находила способ выпутаться из трудных обстоятельств. Она брала дополнительные уроки, иногда занимала деньги. Родители покупали только самые необходимые вещи, и то после длительного обсуждения.

Лишь Оксана и Виталик оставались в неопределенке. Там у себя на родине с разницей в два года они оба успели закончить школу, получить аттестат. Виталик успел ещё проучиться один курс в ПТУ. А здесь им пришлось решать — поступать в университет, идти на какие-нибудь курсы, чтобы заполучить полезную профессию, или сразу пытать счастье с работой. Последнее казалось более рациональным — семья едва сводила концы с концами.

Но гораздо страшнее бедности было осознание того, что они чужаки здесь. К слову сказать, с момента переезда на новую родину семье беженцев неоднократно приходилось слышать в свой адрес нелестные отзывы типа «Понаехали тут всякие», видеть косые взгляды тех, с кем успели познакомиться — соседями и коллегами по работе.

Виталик очень быстро начал скатываться по наклонной: скорефанился с каким-то отребьем, сутками не ночевал дома, нередко заявлялся побитый и озлобленный, дерзил и постоянно скандалил, просил не лезть в его дела. А однажды ушёл из дома, прихватив деньги, отложенные на чёрный день. Поступок сына доконал отца, страдающего серьёзным заболеванием сердца, на которое очень пагубно повлияла акклиматизация, и он умер от инфаркта. Семья, лишившись одного из кормильцев, потеряв ещё и сына, имея к тому же на руках больную дряхлую тётку, за которой требовался присмотр, впала в беспросветное уныние. И однажды Оксана не выдержала — хватит, воскликнула она, надоело, нечего киснуть в безделье, пора ловить удачу, искать нормальную работу и лучшую жизнь. Посоветовавшись с мамой, решила ехать в Москву, к Аньке, школьной подруге, которая несколько ранее также эмигрировала с семьёй из Таджикистана и уже успела обжиться на новом месте, закончить школу и найти работу.

Созвонилась с ней, договорилась, обрулила детали, собрала пожитки, чмокнула маму на прощанье и отправилась в неизвестность на рейсовом автобусе.

* * *

Столица встретила её неприветливо — холодными свинцовыми тучами и моросящим дождём.

Нервная волна передёрнула хрупкие плечики девушки, когда она увидела многополостные шумные шоссе с несущимися по ним потоками машин; широченные тротуары со спешащими по ним безликими прохожими. Оксана просто диву давалась, разглядывая метро и трамваи, дома и улицы этого гигантского мегаполиса, по сравнению с которым её прежний родной Душанбе казался жалким городишком.

«Москва! Как много в этом звуке для сердца русского слилось! Как много в нём отозвалось…» — вспомнился отрывок из «Евгения Онегина», который она заучивала в школе. Но сейчас ей было не до поэзии. Оксана пылинкой плыла по неизвестным улицам, силясь впитать в себя как можно больше этого мира и подавить проступающие из глубины неуверенность и страх. Никто не обращал внимания на худенькую девочку в натянутой на самую переносицу красной шерстяной шапочке с помпончиком, из под которой пробивались светло-русые локоны, зябко поеживающуюся в старенькой синей курточке, смотрящей на прохожих широко открытыми васильковыми глазами, полными удивления и неподдельной детской искренности.

Вдруг ей пришло в голову, что он не знает здесь ни единой живой души, кроме Аньки, и от этого на душе стало ещё более тоскливо. Чтобы успокоить себя, стала повторять, как мантру, слова подруги: «Сесть на такой-то автобус, проехать пять остановок, потом пересесть на другой, пропустить ещё три остановки, выйти у такого-то памятника, найти такую-то улицу и дом».

Спустя несколько часов, как только она нашла, наконец, искомый адрес, болезненный узел, что скручивал всю дорогу её нутро, тут же ослаб. Оксана остановилась перед высоченной высоткой. Нерешительно помялась, огляделась. Двор большой. Широкая, подъездная к домам дорога, заставленная машинами. В центре двора большая детская площадка. Оксана прятала озябшие руки в карманы и чувствовала, как бешеный стук сердца глухими ударами отдаётся в ушах, а слёзы радости смешиваются на щеках с каплями дождя. Она добралась.

Глава 2. В Москве.

Анька фланировала по маленькой кухне, раскрасневшаяся после горячего душа, в прилипших к мокрому телу шортах и футболке. Вытирая длинные каштановые волосы полотенцем, торопливо накрывала «поляну», чтобы накормить и напоить продрогшую Оксану. Подруги оживленно болтали, делясь самыми яркими переживаниями последних лет. Оксана рассказывала о войне, беспределе в Таджикистане, смерти отца, о том, как брат ушёл из дома. Анька — о том, как жилось её семье после переезда сюда, как, отучившись в школе, закончила курсы парикмахера и устроилась в салон красоты, о людях, с которыми приходится иметь дело, о ценах в магазинах и тарифах на коммунальные услуги, о самой Москве.

Слушая Аньку, Оксане становилось как-то пусто и тоскливо на душе. С каждой её фразой, она всё отчетливее видела пропасть. Пропасть, которая лежала перед ней, а по другую сторону — заманчивые перспективы столичной жизни. Одно дело слышать и думать об этом. Совсем другое — сидеть в полуметре от москвички, которая только и жила этим миром.

Оксана многому удивлялась, но прежде всего тому, как изменилась Анька. Раньше она была наивная тихоней и скромницей. А теперь — прожжённый прагматик, с циничным юмором воспринимающая действительность. Понятное дело — жизнь научила, и Оксана сосредоточилась на том, чтобы стать такой же, как она.

На какой-то миг её глаза подёрнулись мечтательной дымкой, засветились надеждой, и грёзами о счастье. Пусть она чужая, жалкая беженка, без средств к существованию. Но она здесь, в Москве, в сердце огромной страны, у неё тут близкий человечек, который всегда поможет. Главное, что этот мир не знает войны, никто не ворвётся в дом и не изнасилует на глазах у матери, не заставит, продав квартиру за бесценок, бежать, глотая слезы.