— Нравится, гнида? — засмеялся Эрбек. Он с бешеной силой схватил Жанну за ворот платья и резко дёрнул в сторону. Ткань с предательским треском разорвалась по шву. — Сиськи махонькие какие, — гадко чмокнул он и облизнул кривые толстые губы.

Во время рывка воротник больно резанул Жанне шею, и она сжала зубы от боли. В воздухе вспыхнуло яркое пламя зажжённого фонаря, и тогда Жанна увидела наконец сатраповцев. Это несомненно были они, потому что их узкие глаза светились злым кровавым огнем. В остальном они выглядели, как пьянчуги, и раньше бродившие по границам рабочих кварталов их небольшого сибирского городка. Но Жанна сразу догадалась — это не люди, а страшные оборотни. От оборотней несло перегаром, блевотиной и похотью. Эрбек был массивен, редкая, всклокоченная, чёрная и как будто мокрая борода торчала из его лица кривыми пучками. Глаза Эрбека постоянно таращились, как у какого-нибудь подземного жителя, а скулы выглядели как-то стоптано, уплощёно и под стать хозяину, по-злому. Второй мужчина был заметно постарше и поменьше ростом, тело его ссохлось на тропах войны, такая же клочковатая, как и у Эрбека, борода порыжела от беспощадного степного солнца и не менее беспощадного напалма. В руках он держал рифленую гранату, и лицо у него было таким злым, что Жанна затряслась от первобытного ужаса. Её вдруг едва не вырвало, но рвать было нечем.

— Чаво трясёсься? — дико рявкнул Эрбек и с размаху врезал Жанне кулаком в живот.

Жанна успела увидеть, как дёрнулся смотревший вверх ствол оружия за его спиной, потом страшная боль согнула её в поясе, и она повалилась на пол лицом вниз, обмочившись.

Чьи-то твёрдые, сухие, словно дерево, мозолистые пальцы проникли под задравшееся платье и с таким же предательским треском, как и ворот секундами ранее, разодрали мокрые трусы Жанны. Жанна ощутила острые, мерзкие запахи возле самого лица, клочья волос гадко защекотали её щёку. Эрбек навалился на неё всей своей могучей тушей, в бедро Жанне упёрлось что-то твёрдое и жаркое.

— Обсыкалась, гадина, — пыхтел Эрбек, — ну ничаво, так легше пойдёт.

Его член проник в девственную щель Жанны, причиняя той нестерпимо жгучую боль. Эрбек приподнял Жанну и поставил раком, сорвав последние остатки одежды. Он беспощадно начал насиловать Жанну, мять её прекрасное юное тело, иногда прикладываясь к нему кулаками и больно щипая, теребить маленькие упругие сиськи.

Он страшно и протяжно завыл, будто и не человек, а какой-то дикий зверь, член его захлюпал в увлажнившейся от спермы, уже не девственной, щели Жанны. Жанна почувствовала, как по её ногам потекло нечто тёплое и густое.

Так Жанна стала членом их семьи. Оборотень с порыжевшей бородой оказался главой этой семьи, а Эрбек был его сыном. Они по-очереди насиловали Жанну. Эрбек почаще, но без затей. Просто ставил Жанну раком и трахал до тех пор, пока не выплюнет в неё своё густое семя. Бил и царапал он Жанну уже не так сильно, скорее по привычке. Даже проявлял о ней некоторую заботу, кормил супом и иногда мыл в душе, а после душа, налапавшись и насосавшись её прекрасного тела, покрытого густой сетью синяков и царапин, неизменно насиловал прямо на скользком кафельном полу душевой, оставляя на локтях и коленях Жанны кровавые ссадины. Но в сравнении со своим отцом он был довольно вежлив и даже учтив, без дела Жанну не лупил, только за плохую уборку и стряпню мог отвесить подзатыльник или дать пинка под её маленький оттопыренный задок.

Рыжебородый же Оборотень, как прозвала его Жанна, насиловал её пореже, но зато любил разные затеи. Особенно нравилось ему вставлять Жанне в «пиздёшку», как он любил выражаться, какой-нибудь продолговатый предмет вроде огурца или кабачка, а в это время трахать её в некогда тугую, а теперь разбитую его кривым и толстым елдаком до состояния широкой пещеры, попку. Делал он это в разных позах, долго не мог кончить, а перед долгожданным облегчением страданий Жанны, начинал кряхтеть, кусаться гнилыми зубами и царапаться грязными заскорузлыми когтями. Жанна старалась в такие моменты повернуться к нему спиной, но не всегда у неё это получалось, и потом приходилось мазать какой-то гадкой мазью прокусанные губы и кровоточащие соски. А ещё Оборотень любил забрызгать личико Жанны своей мерзкой спермой, заставляя глотать отвратительную на вкус жидкость до последней капли, а после всего долго водить вялым елдаком по нежным губам.

Жанна не помнила, сколько дней она жила у них, предшествующее времяисчисление отодвинулось для неё за пределы восприятия. Единственные часы в доме новых хозяев не работали, а солнце лишь смутно напоминало о себе иногда сквозь закопчённые окна. Вместо солнца Жанна измеряла теперь путь своей жизни промежутками между истязаниями. Где-то между ними и густым, мучительным забытьем сна, она, наверное, и жила теперь, сама всё меньше и меньше веря в реальность собственной жизни.

Но в один день семьи не стало. Эрбек и Оборотень просто ушли, вооружившись до зубов и громко крича, и не вернулись. Зато вместо них пришли сияющие безупречной чистотой люди в ярко-синем обмундировании. Таком ярком, что Жанне не верилось что это человеческие существа. Она думала, что это те самые ангелы, о которых давным-давно рассказывал смешной бородатый дядька в школе, спустились к ней с небес.

Ангелы забрали её и долго лечили, а потом взяли с Жанны согласие участвовать в каком-то жутко интересном эксперименте. Жанна согласилась. Да и как она могла отказать посланникам небес, спасшим её от жестоких оборотней?!

***

Часть 18. Басра.

Отряд уже более недели продвигался по Халифату на пригородных автобусах и электричках, а порой и пешком, ночуя в неприметных дешёвых отелях, харчевнях, а то и просто в палатках. В пути обходилось без происшествий. Вели они себя тихо и скромно, не привлекая лишнего внимания. Денег и Сока было в достатке для спокойного и неспешного перемещения по незнакомой стране.

И вот они почти уже достигли цели — порта в Басре, остановившись в одной из харчевен на окраине этого пыльного и жаркого города. Из Басры их путь лежал прямо в Антарктиду. На самолёте, конечно, было куда дешевле и быстрее, но для полётов у них не было документов, так что опять придётся воспользоваться услугами контрабандистов.

* * *

Тина, как всегда, без аппетита глотала огненно-острый суп и косилась на одного из немногочисленных клиентов харчевни, дорого, но неопрятно одетого, грузного, взъерошенного, словно воробей после дождя.

— «Вылитый Эрбек, только не такой страшный и жирнее», — размышляла она, — «Вот бы встать сейчас, и размазать его потную тушу об стену!» — но продолжала быстро и сосредоточено работать над дымящейся тарелкой овсяной лепёшкой, заменявшей местным жителям ложки и вилки.

Тина, естественно, понимала, что это не мог быть Эрбек, ведь прошло слишком много времени после их последней встречи, но отделаться от неприятного ощущения брезгливости никак не могла, уж слишком гадкими и отчётливыми были воспоминания. Анус её непроизвольно сжался.

Её хмурые мысли прервало недовольное бурчание Пахома:

— Ну и гадкое же пиво варят эти халифатцы! — он опрокинул остатки ячменного напитка в пасть и оскалился, — Да и свинина у них — дерьмо!

— Тише, дурень, тише, — Георгина недобро смотрела на псоглавца, — мы в гостях, а потому должны с благодарностью принимать яства и напитки от подданных великого халифа Али!

— Но свинина, — голос Пахома стал тише, — едва ли не тухлая…

— Ты ещё не застал времён до воцарения великого халифа Абдурахмана, отца Али. Тогда свинина и алкоголь были в этих краях под полным запретом.

— Бред полнейший, — Пахом пытался выковырнуть языком застрявший между зубами кусок мяса, — что за идиоту могли прийти в голову мысли запретить бухло и бекон…

— Спасибо мудрости Абдурахмана и пророка Мухаммада, они отменили данный запрет более двадцати лет назад.

— Говорят, пророк до сих пор жив, — шепнула Мари.

— Да, и несёт свою мудрость славному

и правоверному народу Халифата и Африканской Империи! — Георгина произнесла эту фразу достаточно громко, чтобы почти все посетители и персонал дружно оглянулись на их стол, кто одобрительно улыбаясь, а кто с подозрением хмурясь.

Георгина предупредила девочек, чтобы вели себя как можно тише и одевались по возможности скромнее, не привлекая излишнего внимания. С Халифатом, в отличие от Восточной Сатрапии, Великое Княжество не воевало, но отношения между странами всё равно были не лучшими. Хотя в отряде решили всё же не врать о своём происхождении. Девочки, по их легенде, были подарком для одного из очень богатых ханов от его хорошего и не менее богатого друга. А Пахом выступал в качестве охраны. Ведь на весь мир гремела слава о силе и отваге звероголовых мутантов и каждый уважающий себя состоятельный человек мечтал приобрести себе такого защитника и слугу.

К их большому столу, собранному из двух маленьких, подошёл официант, он же бармен и хозяин харчевни. Его пожилое, смуглое лицо, испещренное морщинами и шрамами, усталое, с жидковатыми седыми усами, выражало редкостную скуку.

— Вон тот господин выражает интерес к вашему товару, — глухо произнес харчевник, указывая сухим пальцем на того самого человека, которого так невзлюбила Тина с первого же взгляда.

— Мы ими не торгуем, — Георгина вежливо улыбнулась, — это подарок в гарем султану Басры Исмаилу от одного очень уважаемого господина.

— Хорошо, я так и передам господину Турхану.

Харчевник с недовольным выражением лица двинулся к господину Турхану и начал что-то шептать ему на ухо. Оба они хитро улыбались и косились на отряд. Господин Турхан спешно покинул заведение.

— Не нравится мне всё это, — шепнула Джи.

— И мне, — кивнула Мари.

— Если этот вонючий ублюдок — Турхан только притронется ко мне, — тихо зарычала Тина, — я оторву его сраную руку и засуну её в его сраную задницу.

— Лучше сожру его печень, — зевнул Пахом, — всяко вкуснее ихней свинины будет.

Лишь Герда продолжала молча жевать свою черствую овсяную лепёшку и смотреть безучастно, будто ничего не происходит.

— Только не наделайте глупостей, когда цель так близка, — пыталась образумить их Георгина, — ведём себя тихо и благоразумно, как всегда. И что на вас нашло вдруг?!

Они быстро доели свой завтрак и двинулись на выход.

Едва они вышли на пылающую под утренним солнцем мостовую, как их окружила группа из дюжины крепких ребят в песочного цвета униформе. У одного из них была вроде как собачья, а скорее даже шакалья, голова, а у ещё одного, самого высокого — голова леопарда. Возглавлял всю эту компанию тот самый мужчина с клочковатой бородой.

— Куда-то торопитесь? — криво ухмыльнулся он.

— Да, в дворец султана Исмаила, — голос Георгины оставался спокоен, — доставить щедрые подарки в его гарем.

— Опрометчиво с вашей стороны путешествовать с таким ценным грузом со столь ничтожной охраной, — мужчина кинул насмешливый взгляд в сторону Пахома, — ведь мало ли что может произойти в пути. Мы проводим вас до дворца.

— Спасибо, уважаемый?..

— Турхан.

— Уважаемый Турхан, вы очень любезны, но мы знаем путь к дворцу султана Исмаила. А ещё мы знаем, что славный город Басра славится своим гостеприимством и добропорядочностью, и нам вполне хватит нашей скромной охраны.

— Не зря, ха-ха-ха, наш город славится гостеприимством! Мы просто обязаны проводить вас ко дворцу моего господина — Исмаила, учитывая, что я начальник его стражи. А это, — Турхан обвёл жестом свою хмурую команду, — мои лучшие бойцы. С ними вам ничто не грозит. А ещё у нас для вас приготовлен шикарный паланкин, как раз соответствующий статусу гостей! Подать экипаж дорогим гостям султана!

Турхан громко свистнул и за спинами его бойцов показался выехавший, будто из неоткуда, камуфлированный бронеавтомобиль.

И дураку тут стало бы ясно, что дело запахло жареным. Первым среагировал Пахом:

— Все назад, в харчевню, я их задержу! — и тут же получил под дых пятнистый кулаком леопардоголового.

Но не так легко было выбить из Пахома боевой дух. bеstwеаpоn Он обхватил длинную руку бойца Турхана в клещи своих не таких длинных, но куда более крепких лап, закалённых в жарких партизанских войнах, надавил на них всей своей массой и швырнул пятнистого противника отработанным борцовским приёмом через себя. Раздался нечеловеческий рёв поверженного, удар его тела о землю и хруст ломаемых костей.

Остальной отряд уже скрылся за дверьми харчевни.

Но как бы не был Пахом силен, натиск толпы он выдержать всё же не мог. Покалечив ещё двоих бойцов руками и пастью, он таки пал на пыльную мостовую, глотая разбитым ртом воздух. Из харчевни послышались звуки, похожие на стрельбу из автомата.

— Тут не убивать, — властно скомандовал Турхан, — упакуйте пока, и в машину. Берём девок. Харчевник должен уже уладить вопрос с их хозяйкой.

На борьбу с Пахомом у стражников ушло около трёх минут. Трое из них потащили его в машину, а остальные двинулись к харчевне. Ещё трое лежали и сидели в пыли, стоная от боли. Один из них с глупым видом держал в руке остатки отгрызанного уха.

Внезапно дверь харчевни распахнулась, едва не ударив вовремя увернувшегося шакалоголового.

На пороге со злой улыбкой стояло нечто кровово-красное и голое. Вишнёвые глаза этого существа светились недобрым огнем. Оно заговорило хриплым, будто лающим голосом:

— Ну что, сучечки, пришло время умирать!

* * *
— Надо уходить! — Георгина показывала на чёрный ход.

— А как же Пахом? — упиралась Джи.

— Мы вытащим его, но потом.

— Потише, дамочки, — раздался звук перезаряжаемого оружия, — побудьте пока моими гостьями.

Хозяин таверны в одной руке держал пистолет-пулемет, а в другой — копну бледно-розовых волос. Волос Мари. Сама девочка стояла перед мужчиной на коленях, её длинное платье было разорвано спереди по шву, бесстыже обнажив белоснежную грудь и гладкий живот.

— Не дури, хозяин, — пыталась успокоить его Георгина.

— А я и не дурю, старая шлюха!

Короткая автоматная очередь отбросила бывшую наставницу назад и уронила на пол. Отряд с ужасом смотрел на её тело, распластанное под одним из столов. Красная лужа расползалась под ним.

— А вы, дешевки, стоять на месте, пока я и вас не порешал!

Остальные клиенты угрюмо наблюдали за творящимся кошмаром, но продолжали молча сидеть на своих местах. Парочка из них пялилась на полуголую Мари.

Она вдруг заговорила:

— Ошибочка вышла, тварь… Мёртвая тварь.

— Что ты сказала, шлюха?! — взревел харчевник и рванул девочку вверх, ещё больше оголив её ладное тело на потеху клиентов.

Пальцы Мари превратились вдруг в тонкие блестящие иглы. Она вонзила их мужчине в шею, а потом резко выдернула, заставив того повалиться на пол и фонтанировать кровью, корчась и хрипя. Она тут же проткнула рукой живот ближайшего клиента, сидящего у барной стойки, и выпустила кишки того наружу. Остальные посетители в ужасе, валяя столы и стулья, побежали в подсобку, к чёрному ходу.

Мари сняла с себя остатки одежды, взяла в руки ещё дымящиеся кишки человека и выдернула их, раскидав по полу. Потом аккуратно отделила его голову от тела при помощи своих пальцев-пил. Омылась его кровью, жутко улыбаясь и что-то сосредоточено бурча себе под нос.

Девочки следили за её действиями, замерев и затаив дыхание. Они отлично знали, что лучше не вмешиваться, когда в Мари вселяется Она. Безумная. Страшная. Ненавидящая. Та, чьего имени они не знали и знать не хотели.

Мари забрала оружие из под мёртвого харчевника и пошла к выходу.

Герда проверила пульс Георгины:

— Мертва.

* * *

— У неё оружие! — завопил Шакалья Башка и был разорван автоматной очередью поперёк.

Уложив пулями ещё двоих, Маша бросила оружие — кончились патроны.

Пока остальные суетились у броневика, Маша добила кричащих раненых руками-мечами, раскидав ошмётки их тел по всей улице.

По ней начали стрелять из-за машины из пистолетов. Пули проходили насквозь, оставляя на теле девочки множество отверстий, не причиняя ей ни малейшего вреда, но ещё больше раскрашивая в красное.

Она зашла за машину и разрубила на куски руками, будто мачете, ещё четверых. Двое последних с позором бежали. Турхан закрылся в машине вместе с водителем. Машина резко тронулась, развернулась и попыталась задавить девочку-мясника.

Маша подпрыгнула на месте и приземлилась на капоте. Рукой-копьем она пробила сверхпрочное бронестекло будто папиросную бумагу, пригвоздив водителя к креслу. Машина врезалась в столб и заглохла. Турхан в ужасе смотрел на голую окровавленную девчонку, хищно улыбавшуюся ему.

— Освободи Пахома, — послышалось сзади неё.

Маша обернулась. На неё смотрела девочка. Рыжая. Зеленоглазая. Своя.

Маша ушла. Вернулась Мари.

* * *

— Тебе повезло, ублюдок, что у тебя есть вертолёт и что ты можешь им управлять, — Джи повторяла это уже много раз, но никак не могла успокоиться.

— И тебе повезёт, если мы удачно пересечём границу, как ты обещал, — добавил Пахом.

— Везучий ты, гад, — зло процедила сквозь зубы Тина, — не вздумай только выкинуть какой-нибудь фокус.

Герда, как обычно, молчала, а Мари спала, заживляя раны.

Прошёл час полёта.

— Долго ещё? — спросила Джи.

— Уже пересекли границу, скоро будем в Бурсафаге.

Джи всмотрелась в бесконечную желтеющую саванну под ними, задумалась:

— Сажай здесь.

— Но здесь лишь голая земля, до городов далеко.

— Сажай, я сказала.

Они вышли из вертолёта, озираясь по сторонам. Мари потирала свежезаживлённые пулевые отверстия.

— Это и есть Африканская Империя? — Джи провела рукой по высокой сухой траве.

— Она самая.

— На вид такое же дерьмо, что и ваш сраный Халифат, — Тина зло сплюнула, — На колени, ублюдок!

— Но вы же обещали отпустить меня!

— На колени, блядь, кому говорят!

Турхан, рыдая, упал на колени, стал хныкать:

— Но вы же обещали… Молю…

— Ей, — Тина ткнула пальцем в чёрный брезентовый мешок, — ты тоже кое что обещал.

— Но я…

На его голову с треском обрушился большой газовый ключ. Из затылка Турхана хлынула кровь, он упал на землю. Тина ещё несколько раз с яростью обрушила на его мёртвую голову сильные удары ключом, приговаривая:

— Сдохни, сучий Эрбек, сдохни! Сдохни, гнида! Сдохни, гадина! Сдохни!

Наконец, она успокоилась, отдышалась:

— Готово.

— Определённо, — цокнул Пахом, — кушать подано.

— Опять ты за своё, — вздохнула Джи, — людоед сраный.

— Что поделать — такой уж зверский аппетит, — псоглавец погладил себя по животу, — а что за Эрбек, Тина?

— Тень из прошлой жизни.

— Я так и знал. Прошлое — ваша вечная боль.

Они с почестями похоронили Георгину, сели на вертолёт и улетели вдаль. Африканская Империя встречала их грозовыми тучами на горизонте.