Кукла (окончание)
Неожиданно зазвонил телефон.
— Да! Какого черта?
— Слышь, Алик, это я – Макаров!
— И чего тебе, Макаров, надо?
— Слышь, мы тут файлы перепутали.
— И что?
— Да то, что мы твоей кукле Наташкин брейн-скан послали, а Наташке – прошивку универкуха. Ты, это, мозги Наташкины не затирай, а то мы копию не сделали.
Вот балбесы!
— Слышь, Наташка сейчас в истерике, все ногти изломала, готовит и готовит. Уссывон полный! Ну, привет!
Не знал я эту Наташку, не знаю, и знать не хочу! Вот она сидит, как дура, во всем новом и красном. Верно говорят, что дурачок любит кумачок!
— Ну-ка, встань! – сказал я, решительно подойдя к Наташе.
Она подняла на меня наивные глаза.
— Зачем?
— Ты на пульте сидишь.
— На каком?
— От тебя пульт. Думаю, вернуть тебя к заводским настройкам.
Она презрительно сощурилась.
— Ты, когда по магазинам шлялся, на солнышке случайно не перегрелся?
— Ну-ка слезь, тебе говорят! – рявкнул я, и дал наглой роботихе по уху. Женщин не бью принципиально, а вот кухонные автоматы очень даже! И прошу меня не считать каким-нибудь луддитом.
Наташка повалилась на ковер и зарыдала, а я схватил пульт и начал лихорадочно искать ручное управление или что-то вроде начальных параметров или отката к заводским настройкам. И нашел, и нажал! Наташка перестала рыдать и медленно поднялась с пола. Слезы еще катились по ее лицу, когда я ввел следующую команду: «Автоочистка поверхности». Ага, сработало! Наташка медленно, как в танце со стриптизом, принялась раздеваться, снимать все красное. У, как славно! Платьице полетело на пол, на ним отправилась рубашка, лифчик и трусики. А теперь вернемся к началу, где притаились начальные настройки. Ага, вот они, размерчики! Самые большие сиськи – двенадцатый размер! Опа! Нет, все на максимум, кроме роста. Да, да, да!
Скоро выяснилось, что одновременно сделать все по максимуму невозможно. Только или гигантские груди при узких бедрах, или широкие, нет, широчайшие бедра при нулевом размерчике бюста, или пузо беременной на девятом месяце и прочих скромных параметрах. Плюнул на все, и оставил максимальный бюст. И соски, чтобы наматывать на палец, и клитор сантиметров в двадцать. Пусть стоит у плиты на кухне и дрочит, как прыщавый школьник! Нажал: «Сохранить» и «Использовать». Все!
Наташка снова упала на пол, на этот раз под тяжестью огромного бюста. Потом с трудом встала на четвереньки, упираясь руками в паркет, и тут я на нее накинулся. Грубо, как неандерталец — на свою непонятливую полуобезьяну, как рабовладелец — на непослушную рабыню, как помещик — на бестолковую дворовую девку.
Я долго тыкался в поиске вожделенной дырочки и нашел. Как была под разъем, так и осталась, маленькая-маленькая. Еле влез, чуть себе не порвал нежную кожицу. Но Наташкины сиськи, мягкое облако, точнее, два! И каждое облако не охватить лаже двумя ладонями. Бедрышки куда ближе и охватнее, и талия, как у девушки. И я начал двигаться, медленно и сладко. И хорошо, что ее влагалище такое узкое, потому что детородная жидкость должна продираться с трудом. Да так оно и вышло! Напор был такой, что мне показалось, я слышал шипение спермы на выходе. Вжик-вжик-вжик! А потом меня по члену словно кувалдой садануло! Раз, и ничего не помню…
Когда очнулся, первым делом ощутил запах аммиака. Не того, что у немытой коровы, а того, который из аптечного пузырька. Одетая Наташка сидела возле меня на корточках, дрожащими руками держала у меня под носом пузырек с нашатырным спиртом и плакала. Когда я открыл глаза, она всхлипнула и сказала:
— А я думала, ты помер!
— Интересно, сколько у тебя на разъеме обратного напряжения. Вольт семьсот? Тысяча?
Ее бюст «без меня» сдулся и вернулся к типичному размеру номер три.
— Да не знаю я!
Она сложила пальцы птичьим клювом и сунула куда-то в трусы под короткую юбку. А трусов-то я ей не покупал!
— Нет там никакого напряжения! – недовольно сказала Тимофеева. – Я максимально расслаблена.
На кухне кто-то возился, и оттуда тянуло чем-то вкусным.
— А там кто? – спросил я слабым голосом умирающего от белогвардейской пули красного комиссара.
В этот момент из раскрытой двери высунулась женская голова, покрытая белым колпаком. Это была Наташа номер два! Значит, у меня сильное раздвоение личности Наташ! К вечеру их будет три, потом четыре, а завтра взвод этих милых Тимофеевых выставит меня на улицу под предлогом нехватки жилплощади!
Видимо, от этой мысли я сильно загрустил, да так, что Наташа-первая снова сунула мне пузырек под нос.
— Ну, как он? – спросила Наташа в колпаке.
— Оклемался вроде, – ответила Наташа без колпака.
— Ну, тогда давайте ужинать. У меня все готово.
В конце ужина, не глядя в сторону Наташ, я упрямо спросил: «Так как же разъем?».
— Нет там никакого разъема, это у меня выпадение конденсатора, как его… ионистора. Он тебя и ебнул.
— А разъем? Ведь он был!
— Рассосался разъем…
Наутро одну из Наташ забрали на доработку. С тех пор дорабатывают. А другая Наташа осталась. Сказала: «Я тут поживу немного, у тебя». До сих пор живет. А готовить приходится мне. «Она его за муки полюбила, а он ее – за состраданье к ним» (В. Шекспир)…