Студентом к тётке погостить приехал в деревню, в поезде поспал, утром захожу с сумкой в знакомую калитку, жара, на мне шорты, футболка да сандалии — а она обниматься навстречу, сама слёзы, смотрю вытирает:

— Ну ты что, тётя Наташа, как маленькая?

— Потом расскажу, пошли пока чаю с дороги.

Ну, «чай» дело понятное — там и пироги на самом деле, и блины, и наливки бутылочка. Умылся во дворе под умывальником да к столу.

Сели мы, по чашке чаю со свежими ватрушками выпили, потом по рюмке наливочки пропустили. И давай моя тётя наташа на сына шелопутного, Витьку, жаловаться:

— В кого такой сволочью уродился? 18 лет — а у меня на шее сидит, ни работать, ни жениться! Как муж ушёл — совсем распоясался! Вчера пьяный приходит в ночь, я его было ругать — а он меня распоследними словами, да спать завалился! Хоть ты с ним поговори!

Во мне всё закипело прямо — тётя Наташа мухи не обидит, а вот в кого из родни Витя уродился… говно говном!

И, главное, только подумал — в соседней комнете шум, и двоюродный брат вваливается собственной персоной: сам худой, щуплый, в одних трусах, перегаром разит. Стакан хватает, наливки в него полный, башку нечёсанную задрал — только кадык заходил, ухнул, как допил.

— Ну здорово, братишка! — нагло смотрит.

Тётя Наташа отвернулась, слезинку смахнула:

— Витя, сходи брату его комнату покажи, а я вам пойду баньку истопплю!

Поднялась и во двор.

— Тёть Наташа, может, помочь? — говорю.

— Да я привычная — а сама уже сквозб слёзы, слышу, говорит.

У меня внутри всё заклокотало от злости! Витька ещё полстакана из графина намахнул, поднимается:

— Пошли, братан, старая сама управится, глянешь где спать. — Дом то у них добротный, 4 комнаты.

Не успели в к комнату зайти — сумку в угол, двери на крючок, а Витьку к стенке припёр, за шею ухватив:

— Ты чего, говорю, так с матерью?

Он брыкаться давай, вырвался, на меня кинулся, но я то сильнее, шиб он меня на мою постель, но я борьбой не зря занимаюсь! Его в захват, так что он у меня на коленях очутился, жопой кверху — и меня такая злость на этого дурака взяла, что стянул я с него трусы и как маленького, давай ладонью по голой худой жопе хлестать.

Тот ногами дрыгает, и ягодицы открылись, а очко всё в рыжем говне. Тут у меня зовсем переклинило — по шее его дал, чтобы оглушить, стянул трусы, поставил перед собой, и свои шорты с трусами тоже до земли спустил — да и сунул ему между ягодиц член со всей ярости!

Тот только охнул, я ему всаживаю в говённую жопу, хуй по говну как по смазке идёт! Девки у меня давно не было, а жопа у двоюродного беспутного узкая, потому быстро разрядился, накончал вовнутрь всё, что, наверное, неделю копил.

Выпустил последнее, отпустил его. И даже жалко стало — стоит, всхлипывает,, по ляжкам сперма моя течёт, с говнецом смешанная. Голову через плечо повернул, лицо в слезах, красное:

— Ну зачем ты меня так?

Мне что-то аж стыдно сделалось, шорты натянул, из кармана носовой платок достал, свой член обтёр, да этому дураку ляжки.

Витька трусы свои подобрал, на меня смотрит как маленький.

И из-за двери тёти Наташи голос:

— Мальчишки, чего закрылись-то, в баньку давайте, в первый пар!

Достал я смену белья из сумки, Витька тоже там у себя по шкафам порылся. Гляжу, трусы мокрые сзади у него. Лишь бы, думаю, тётка не заметила!

Не обратила внимания, к счастью, нам по полотенцу деревенскому выдала.

В предбаннике Витька скинул свои трусы, я тоже разделся, давай мы мыться молчком и раз, у меня снова встал на него. Сзади за бёдра его беру, он молча оглянулся, слёзы в глазах, и вдруг сам передо мной наклонился, всунул я ему, ебу уже не торопясь, и тут слышу — плеснуло что-то. Витька додрочил и на стенку кончил, да много так! Видать, понравилось…

Ну, погостил я у них, и домой.

А окончание истории услышал, когда через два месяца с тётей Наташей созванивался:

— Не знаю, о чём вы тогда говорили, но Витька шёлковый стал: и друга себе хорошего нашёл, не пьяницу, из соседнего двора, тихий парень спокойный, и с пьянью никакой не водится, и работать на пилораму устроился. Этак скоро и женится! — излагает, довольная.

Может, и женится 😉