Мари не понимала, к чему в древнем французском замке английское окно. Оно не раскрывалось створками, как все нормальные окна, а поднималось вверх. При том с большой натугой и даже поднятое вверх, все время висело дамокловым мечом, угрожая обрушиться на шею несчастной служанки, когда та протирала пыль на подоконнике и наводила чистоту с внешней стороны. Да или просто решила бы высунуться, полюбоваться парком, устраивая себе небольшой отдых от дневных хлопот. К счастью такие окна были только в смотровой башне замка. К несчастью именно здесь надлежало наводить порядок Мари. Она не совсем понимала, к чему тут вообще наводить порядок, в башне не то что никто не жил, сюда, кроме Мари и не заходил толком никто. Но экономка, что частенько отправляла её сюда, думала иначе. Хотя, отсюда, особенно с самого верхнего этажа открывался прекрасный вид на реку и парк. Это готово было слегка примирить Мари с обязанностью поднимать тяжелую английскую раму.

Впрочем, сегодня рама не капризничала как обычно. Относительно легко она поднялась вверх, комната наполнилась теплым осенним солнцем, запахом травы и горьковатых листьев, чуть тронутых желтизной. Мари подалась вперёд, к этой свежести, прочь из пыльной комнаты. Парк был тих и безмятежен, словно на пасторальной картине. Вот, идут куда-то лакеи Пьер с Раймоном, а за ними семенит, приподняв юбку, маленькая полненькая Манон. А вот, графиня рисует, ей позирует на качелях Мелисса, одетая в прекрасное платье персикового цвета, которое, говорят, пошили специально для неё. Везет же… Дело даже не в платье, а в том, что она сидит сейчас на свежем воздухе. Впрочем, будь Мари поласковее или проявляла чуть больше страсти, когда госпожа заставляла ласкать её в постели, может это она бы сейчас сидела на качелях… Впрочем, нет. Мари чувствовала, что это всё как-то неправильно.

О, Боже, что они… что они делают? Пьер, Раймон и Манон подошли к графине, она кивком велела что-то. А потом… Дыхание у Мари перехватило, она совсем забыла зачем сюда пришла. Пьер подтянул качели Мелиссы к себе, достал свой член и проник им между её ног! Да прямо на глазах у госпожи и Раймона с Манон! Впрочем, чему удивляться, графиня ведь устраивала что-то подобное с ней и Мадлен. Но то в её будуаре, а тут вот так, в парке, среди бела дня! Раймон и Манон тоже не отставали, они начали целоваться, руки лакея жадно шарили по телу служанки, пытаясь освободить её большие пышные груди. Графиня же… графиня лихорадочно рисовала происходящее! Причем мелок она держала одной рукой, а второй жадно шарила у себя между ног. От этого зрелища Мари бросило в жар, её девственная раковинка запульсировала. Забыв обо всем, девушка подалась вперёд, из окна, стараясь не пропустить не мгновения этого горячего зрелища. Мари и раньше доводилось подглядывать за играми господ и слуг. Но такое яркое и бесстыдное зрелище, она видела впервые. Рука Мари уже стремилась вниз, стараясь нащупать свою заветную пещерку, приласкать пальцами набухший клитор. Она подалась ещё чуть вперёд, рискуя выпасть из окна. Но Мари не могла пропустить ни одной детали разворачивающегося перед ней спектакля. Пьер то подтягивал Мелиссу на качелях к себе, то отпускал. Манон оседлала Раймона, словно норовистого жеребца. Мари уже была близка к обмороку, когда внезапно стукнула дверь внизу башни. О, нет! Кто там? Она дернулась в испуге назад, но проклятая английская рама скрипнула и резко опустилась вниз. Мари вскрикнула, попробовала освободиться, но не тут то было. Рама крепко прижимала её к подоконнику. Только не это! Шаги приближались. Мари ерзала задом, пытаясь вылезти. Слуги в парке продолжали самозабвенно предаваться утехам, графиня столь же страстно рисовала происходящее.

Идущий поднялся наверх, стал сзади Мари. Или это была женщина?

— Умоляю, помогите! — взмолилась Мари.

Ответом ей было молчание. Неизвестная фигура стояла, то ли в раздумьях, то ли… Мари услышала странное шуршание. А потом чужие руки стали задирать её юбку! Только не это, нет! Незнакомец на мгновение замер. Мари это мгновение казалось вечностью. У неё перед глазами разворачивалась картина групповой страсти. А сзади стоял некто, наверняка с оголенным елдаком, как конь готовый сношать кобылицу. Мари не раз доводилось видеть это зрелище. И сейчас на мгновение она почувствовала себя такой же кобылицей, дрожащей в ожидании и… предвкушении. Её затруднительное положение, как оказалось, не сказалось на её возбуждении. Оголенная незнакомцем пещерка была горячей и влажной. Ну же… чего же он ждёт? Мари вздрогнула, почувствовав, как чужие руки стали гладить её ягодицы, как ворвались в её вагину чужие пальцы.

— Нет… не надо… — прошептала она. Но пальцы, что скользили в ней, не встречая сопротивления, говорили сами за себя. Это было пугающе и приятно. Не менее приятно, чем тогда, когда с ней играла Мадлен…

Пьер в парке вогнал свой жезл в Мелиссу, так что его яички стукнули о её зад. В это же мгновение Мари обожгла боль, нечто большое, упругое и горячее в мгновение ворвалось в её сокровенную глубину. Мари вскрикнула, но тут же осеклась, боясь привлечь чье-то внимание. Незнакомец сзади тяжело дышал, его горячий упругий елдак двигался спокойно и размеренно. Иногда он достигал полной глубины, вызывая не боль, а щекочуще-невыносимое чувство. Руки его крепко держали Мари за обнаженные ягодицы, натягивая её на себя.

В парке Манон, что сидела сверху Раймона ускорила движение своих широких бедер, Пьер же резким движением снял Мелиссу с качелей, прижал её к дереву и они задергались в пике наслаждения. Манон тоже не выдержала бешеной скачки, её лицо исказилось. Судя по лицу графини, она тоже пришла к своему финалу. От этого зрелища и Мари почувствовала, как её накрывает горячая волна. Мари, не смогла сдержаться и протяжно вскрикнула, судорожно вцепившись ногтями в подоконник. Это щекочуще-невыносимое чувство стало ещё невыносимее. Оно из самой её глубины словно выплеснулось, как вулкан по всему телу девушки. Несколько мгновений она не могла ни думать, ни что-то делать, она просто стояла в багровом тумане, а мир плыл вокруг неё, то сжимался, то сокращался. Ей доводилось видеть подобное у других, но сама переживала это впервые. Но незнакомец ещё не получил своего, он продолжал двигаться не меняя своего темпа. Лакеи и служанки в парке, лежали на траве без сил, а Мари все ещё оставалась в плену английской рамы и того, кто бесстыдно пользовался этим, вгоняя в служанку свой упругий горячий поршень.

— Ах, вот ты где, негодница!

Мари вздрогнула, внизу, у башни стояла экономка Монблан, её тяжелый насупленный взгляд не сулил ничего хорошего.

— А ну спускайся немедля! Тебя ищет госпожа, а ты тут прохлаждаешься?!

К счастью экономке не было снизу видно незнакомца, лишь раскрасневшееся веснушчатое лицо Мари.

— Да, мадам… — сумела только выговорить горничная под мощным напором сзади, — я уже иду, мадам!

Незнакомец резко дернулся и мелко задрожал. Мари почувствовала, как он вынул свой жезл, и нечто горячее и липкое брызнуло ей на обнаженные ягодицы, потекло по ноге.

— Умоляю… Поднимите раму — сказала Мари ему тихо. Но ответом ей были удаляющиеся шаги. Что же теперь делать? Как ей быть? Неужели она застрянет здесь и будет найдена в таком виде экономкой или иными слугами? Нет! Только не это! Мари напрягла все свои силы, дернулась назад, царапая кожу о проклятую раму. Ещё мгновение! Свобода! Мари с трудом выпрямилась, чувствуя боль в спине, рама со стуком опустилась вниз. Мари опустила задранную юбку и пошла по винтовой лестнице вниз, держась за поясницу. Интересно, кто это был? Кто-то из лакеев? Кучер? Кто-то из гостей замка? Кто? Но ответов на эти вопросы не было. Можно было с уверенностью сказать лишь то, что это были не Пьер и не Раймон.

Экономка что-то кричала на неё, брызжа слюной, но Мари её не слышала. Она все вспоминала произошедшее. И это казалось ей каким-то странным сном, что бывало тревожили её по ночам. Доктор Дюмаж говорил, что подобные сны следствие её девственного состояния. Если так, то больше они её не потревожат.