Они поймали её, когда она осторожно выглядывала из-за угла двухэтажного здания, намереваясь пробежать короткое расстояние до покосившихся сараев. Они резко выступили наперерез ей, и от такой неожиданности, лицо девушки сначала выразило острый испуг, а затем, оно стало глупо извинительно улыбаться.

И нет! Конечно же, нет! Девчонка не совершала чего либо плохого, и прятаться ей было попросту незачем. И если и была единственная причина это делать, то это всего лишь то путанное паническое состояние, главенствующее у большей части местного населения маленького городка. Два месяца оккупации, спустя от начала войны, превратили местное население в испуганных обывателей, боящихся собственной тени.

И нет! Конечно же нет! Эти двое немцев, не являлись патрулём данного маленького городка, и не ловили конкретных диверсантов или вредителей. Они приехали сюда с областного центра на мотоцикле, чтобы в очередной раз, удачно «порыбачить». И сегодня, сейчас, им попалась желанная лакомая «рыба», отпускать которую, они ни в коем случае не собирались.

Для проформы, они затребовали документы, и одновременно стали задавать множество вопросов, на которые школьница никак не могла ответить, потому что она не знала немецкого языка. Это и явилось той загвоздкой, при которой, задержка на улице, переходит в стадию ареста. А любой подобный арест, имеет лишь один исход, в котором арестованный, должен следовать в определённом заданном направлении. И вот девушка, шла уже впереди офицера и солдата, не имея никакого понятия, куда её ведут?

— С почином Астор, — молвил офицер. — Будем считать сегодняшний день не пустым. Вроде что-то крупное попало.

— Да, — отвечал солдат в каске. — Вроде и ножки ничего, и молоденькая.

— Как ты думаешь, сколько ей лет? — спросил офицер, наблюдая сзади за походкой девушки.

— На вид, не скажу точно, — пожал плечами Астор. — Дал бы ей шестнадцать, но она видимо на два года старше.

— По каким признакам ты так определил? — спросил Герард, — продолжая любоваться ногами девушки.

— Не знаю, — ответил Астор. — Что-то мне подсказывает в её походке, да и в самой стати, что она уже не ребёнок, и возможно даже уже, и не девушка.

— Возможно! Возможно! — задумчиво согласился Герард, оценивая пленницу сзади.

— Русские подобно кошкам, — продолжил он. — Размножаются очень быстро, и очень быстро теряют девственность.

— Но мы в Белоруссии, — поправил его Астор.

— А-а, — махнул рукой офицер. — Нет разницы. Они все едины, что русские, что поляки.

— И всё же, — возразил Астор. — Русские девушки довольно аппетитные, да и на вид темпераментные.

— Ты о постели, — улыбнулся Герард. — Может кто-то из наших и затянет их в постель, но мне их хочется только вешать.

— Мне тоже, — согласился Астор. — В этом мы с тобой абсолютно едины.

— Ты знаешь, — произнёс офицер, опустив голову, глядя себе под ноги. — Ведь я был в традиционном сексе успешный малый. Кровати ломались подо мною, а девки, пищали, пищали и, заходились всё больше. В какое то время, для меня это стало мало. Мне хотелось нечто большее. Например, причинять им боль. Но, что-то мне подсказывало, что неплохо было бы их немного душить до оргазма. И знаешь, это сработало. Такой благодарности я от них ещё не видел. На них были слёзы счастья. Да! Да! Они затем умилялись и просили обязательно такое повторить. И я понял, что секс лежит в сознании нас намного глубже, чем мы думаем. И если он граничит в очередном половом акте со смертью, то это и есть то, чего хочет каждая, но стесняется об этом говорить.

— Я тоже однажды пришёл к этому, — согласился Астор.

— И вот я, — продолжал Герард. — С каждым таким актом, усиливал крепость своих пальцев. Они задыхались, таращили глаза, но только лишь одна из всех их дала мне пощёчину. Это была моя жена. Остальные все, оставались счастливыми, и уже кроме меня, им больше ни с кем не хотелось быть.

— Я такое начал с одной девушки, — ответил Астор. — Она была не очень красивая, но сочная. И я решил попробовать. Я душил её верёвкой. Мне казалось, что она потеряла речь. Я даже испугался. Но всё обошлось. С этого дня она привязалась ко мне. Я уже и не знал, что мне теперь с ней делать? Но, слава Богу, ей подвернулся один простак, кстати богатый, и она вышла быстро за него замуж.

— Ну, а я, — слегка улыбнулся офицер в своих приятных воспоминаниях. — Я не мог уже остановиться на достигнутом. Мой уровень секса стал значим в другом, чем в совании члена туда-сюда. Я просто начал раздрачивать их пальцем, а затем душить. В конечном итоге я понял, что я должен это сделать хоть один раз однажды по настоящему. Когда же всё утряслось с нашим обществом, то я увидел кое-какие возможности для своего заветного плана. И вот я изловил еврейку. Это было поздним вечером. Она была стройна, и вообще прекрасна. Я душил её долго. Её чулки были обтруханы половыми выделениями во время акта. Не знаю, но по моему, она перенесла два оргазма, прежде чем я её совсем задушил.

Естественно, меня никто не искал, и это завело меня. Я задушил ещё троих, и успел перед самой войной одну повесить. Вот тут меня и сбило с катушек. Душить и вешать разные вещи. Повешение, это верх секса. Ты ощущаешь, что ты уже не хулиган, а законный палач. А палач, это генерал секса!

— Ты Герард будто рассказал обо мне, — усмехнулся Астор. — Правда, я успел задушить двоих перед войной, но вот уже с тобой, мы кажется сейчас будем вешать седьмую по счёту за эти два месяца от начала войны с Советами.

— Мне нравится такая рыбалка, — оживился Герард.

— Но она всё слышит, — приставил палец к губам Астор.

— Она ничего не понимает, что мы говорим, — отмахнулся Герард. — Иначе бы она вела себя совершенно по другому.

— А где мы её оприходуем? — спросил Астор.

— Лучше в лесу, — ответил Герард. — Там нам никто не помешает.

Девушка вдруг остановилась, поворачиваясь к ним.

— Извините пожалуйста, — стараясь улыбаться, неровным голосом произнесла по русски она. — Я ничего плохого не сделала. Я ведь только пионервожатая. Я ни в чём не виновата…

— Что она говорит? — спросил Астор.

— Не знаю, но догадываюсь, — ответил Герард. — Скорее всего говорит, что мы её не за ту приняли.

— Фсё пудет корошо! — с улыбкой ответил офицер. — Ми только проферить токументы!

— Документы? — переспросила девушка, убирая пальцами прядь волос от глаз. — Хорошо! Хорошо! — выражая согласие, приветливо улыбнулась она. — Я ведь всего же пионервожатая, — добавила она опять эту фразу в своё оправдание.

— Пионер! Пионер! — дружественно заулыбался Герард. — Ленин! Сталин! Година! (Родина!).

Девушка охотно засмеялась, подтверждая, — Да! Да!

— Что такое «пионер»? — спросил Астор.

— Советский бойскаут! — ответил Герард. — Нижнее звено в партийной иерархии СССР.

— Здесь одни партийные, — отшутился Астор.

— А нам какая разница, — хмыкнул Герард. — Ноги, шея, пизда! Всё как полагается. Для нашей рыбалки вполне подходит. Они все рождены для нашего секса.

Все трое вновь двинулись в путь. Девушка тешилась надеждой, которая давала умиротворение. А двое оккупантов, принялись обсуждать, на чём именно они будут вешать девчонку.

— А это точно не ребёнок? — засомневался Астор. — Бойскауты, это же вроде….

— Эти вопросы к Сталину, — скривил лицо офицер. — Политика меня не касается. Они все в рядах большевиков, и у каждого из них свой наган. Эта девушка уже твёрдо определилась в своём значении и звании, а так же в своём возрасте, и ничего другого, кроме как к сексу, она уже не пригодна. Это отработанный материал, и годен только для наших эротических забав.

— Да, — хихикнул Астор. — Рыбка идёт уверенно.

Как же хороша жизнь……..!

— А ведь сначала, я был в этих делах угловатый, — опять начал вспоминать Герард. — Стеснялся каждую. Вот так, выйду на улицу, и ем их всех глазами.

— Я тоже, — ответил Астор.

— Я не понимал, — продолжал офицер. — На кой чёрт все эти нравственные законы? Ведь жизнь нам дана для удовольствия. Почему я не могу сорвать спелое яблоко в саду? Неужели является преступлением то, что я его съем? Для кого оно тогда растёт? Эти мастурбации! Эти стыдливые чувства, если кто-то начинал узнавать, что определённая красавица нравится мне. Я помню, когда уже душил вторую, я говорил ей, что я не совершаю это из-за расовой ненависти. Я просто хочу этим сполна насладиться, после всех этих нравственных запретов. И эта пионерка мне не враг. Я просто хочу её повесить, прежде, чем это сделают другие. В этом и весь фокус жизни. Хищник поедает слабого, опережая другого хищника.

Раздался громкий хруст ветки.

— Осторожно! — более громко произнёс офицер, когда девушка споткнулась о лесную корягу, и чуть не упала.

— Поэтому, — продолжил Герард. — Мы и ведём с тобой свою незамысловатую охоту там, где она разрешена. А если разрешена, то надо быть последним идиотом, чтобы корчить из себя гуманного кретина.

— Так может быть, вздёрнем её уже где-то тут? — предложил Астор. — Какой смысл идти дальше? А то начнёт уже беспокоиться.

— Что-то мне говорит, что мы найдём место поудобней, чем здесь, — выразил уверенность Герард. — Хорошую девочку, нужно хорошо повесить.

— То есть, ты предлагаешь, не испортить блюдо, — ответил напарник.

— Именно так, — подтвердил офицер. — Хорошие девочки сейчас на дороге не валяются. Они все попрятались, или залезли в стариковскую одежду. А эта видишь! При гольфиках, и колготках. Нам повезло, что она прямо на нас вышла, а то долго бы искали кого-либо другого, да и нашли бы?

— Французы гурманы в еде, а мы, в целомудренных шейках, — чмокнул губами Астор в сладострастном предвкушении.

— И добавлю, — кивнул Герард. — Что даже если среди ног уже всё сломано, если не разворочено, то шейка остаётся целкой, и редко кому приходится эту целку ломать.

— Это как-то мне напоминает разговор про начинённую рождественскую утку, где горлышко тоже фаршируют, — ответил Астор.

— Рождественская утка? — переспросил Герард. — Хм. В этом что-то есть. Ляжки разбросаны, голова отверчена, утка начинена. А что? Хорошее сравнение! А чем бы ты тогда начинил эту утку?

— Эту? — произнёс Астор, глядя на ноги девушки. — Ну, тут бы я пофантазировал. Я бы набил её фасолью, черносливом, как те французы, которые делают своё касуле.

— Французы не добавляют в касуле чернослив, — возразил Герард.

— Как это не добавляют? — не согласился Астор. — Добавляют, да ещё как! Они кладут туда ещё много чего другого, помимо чернослива.

— Да чушь ты несёшь! — гаркнул Герард. — Касуле у французов каноническое блюдо, и рецепт приготовления ни на йоту не изменяется.

— Вот ты сказал! — засмеялся Астор. — Французы главные фантазёры в мире при приготовлении блюд. Это тебе не англичане, строго придерживающиеся традиции!

— Ты или дебил, или непосвящённый человек! — выпалил Герард. — Причём тут фантазии и канонические вещи? Ты хоть слушаешь, что тебе говорят!?

— Да ты сам даун! – рассердился добродушный Астор. — По твоему, весь мир разделён на мелкие квадратики, за границы которых, никто не смеет переходить? Канонически, мы как христиане, не имеем права на извращение в сексе, однако же ты, из-за своей ранней импотенции, или слабости члена, начал всех подряд душить, превратившись в жуткого шизофреника.

— Я запрещаю ефрейтор в таком тоне разговаривать с рангом повыше Вашего! — рявкнул офицер, остановившись у берёзы. — В карцер захотели!?

— Тьфу, — сплюнул Астор. — С кем я связался. Ты оказывается не только извращенец, но и мудак! Чем ты хочешь взять? Своим казарменным рявканьем? Да я сейчас всё брошу, и пошёл ты куда подальше! А заодно ещё и рапорт напишу, чем ты тут все эти два месяца занимаешься! Глядишь, и кинут на передовую, под Смоленск.

— Ну да, ну да, — слегка урезонился офицер. — А ты ангел. Просто, мимо проходил.

Девушка повернулась к ним. Она пыталась понять, из-за чего они вдруг начали ругаться. Её стать продолжала быть такой-же желанной, где в мирное время, хотелось бы наброситься на неё, исходя шизофреническими соплями.

— Я не ангел, а твой друг! — возразил Астор. — И с друзьями таких фортелей не выкидывают. Иди поищи второго такого, который будет с тобой глотки выдавливать беззащитным бабам!

— Ну, ладно! Ладно, остынь! — пошёл на попятную офицер. — Нервы однако. Фронт, и прочее. Я как-то завёлся. Надо её уже цокнуть, а то начинаю дрожать.

— Я уже предлагал свернуть ей голову неподалёку, — не переставая тихо пыхтеть, ответил Астор. — А то будем так идти-идти, и не ровен час, что-то у нас сорвётся. Давай её просто придушим.

— Придушим? — коротко задумался Герард. — Нет, — взглянул он на ждущую их девушку. — Всё-таки, она должна висеть. Ещё с пару сот метров, а то, как то неспокойно здесь…

Они вновь двинулись в путь. Под ногами с громким хрустом, обламывались сухие тонкие ветки. Герард всматривался в лес, окружающий маленький городок. Пройдя ещё немного, все трое вышли на небольшую лесную полянку, на которой размещалась старая, заброшенная охотничья сторожка.

— Вот видишь! — возликовал Герард. — Это то, что нам надо! И вон я вижу, есть на что её поставить, и вообще всё для этого дела.

— Эврика, — утвердительно кивнул Астор. — Идеальное место для повешения, словно нам кто-то в этом помог.

— Ну вот милая, и пришли, — произнёс офицер, с облегчением выдыхая воздух.

Школьница не понимала, от чего двое её конвоиров, привели её сюда? Она начала осматриваться по сторонам, но видела вокруг лишь один лес. Это место было не похоже на опорный пункт, где устанавливают личность задержанного.

— Я всего лишь пионервожатая, — начала опять девушка. — Я ничего плохого не сделала.

Её лицо теперь выражало озабоченность. Улыбка исчезла и теперь хотелось звать кого-либо на помощь. Её провожатые, если можно было их так назвать, подкатывали к большой сосне железную бочку. В их руках оказался и табурет. Только сейчас девушка увидела при офицере моток крепкой верёвки. Он быстро и ловко перебрасывал её через сук сосны. Приготовление к казни ударило шоком по психике подростка, который уже стал школьным выпускником, но согласился на лето быть пионервожатым в школьном лагере. Отсутствие какой либо защиты, вызывало обиду и отчаяние. Хотелось плакать, рыдать, бить кулаками в стену, скрипеть зубами. Перспектива позорно висеть в лесу, вызывала приступы хаотического протеста. И если ничего нельзя было уже сделать в этой ситуации, оставалось только показать перед насильниками свою цену. Губы девушки слабо зашевелились, после чего, послышалось робкое начало «Интернационала».

— Что она поёт? — спросил, смеясь Астор.

— Реквием по своему влагалищу, — сострил Герард. — Знает проститутка свою участь.

— Утка не хочет быть украшением стола? — кинул мимоходом Астор, устанавливая бочку в вертикальном положении.

Герард поднялся на один из двух табуретов, начиная наспех мастерить петлю.

— Только не упоминай снова про касуле, — пошутил он.

— Х-ха, — улыбнулся Астор. — Сейчас покулинарим.

Девушка то всхлипывала, то продолжала тихо петь «Интернационал». Она наблюдала, как фашисты готовили для неё эшафот, и невольно прониклась духом Жанны Д`Арк. Она понимала, что бежать будет бесполезно. Что её поволокут силой назад, но уже как скот на убой. Она возможно сожалела, что её сейчас не видят друзья из школы, или учителя, ибо планка её самооценки, вдруг поднялась очень высоко, чего ей до этого никак не удавалось сделать. Никто не увидит её такой внешне гордой и героической, какой она вдруг стала в силу острого психологического стресса. И конечно же ей не дано было понять, что её героическая гибель на виселице, это всего лишь извращённая форма удовлетворения сексуальных потребностей двух военных, и не более того. Это полевой бордель, а не героический эшафот. И Астор, который связывал ей за спиной руки, вовсе не коварный враг, а затрапезный онанист, воспользовавшийся войною. Ему было ровно наплевать на её духовные полёты, где интересовали лишь ноги в колготках, которые он заставит буйно плясать. И всё это — грязная помойка, которая нравилась этим двум приятелям за время пребывания на данной территории. Холодный август, явился вполне к месту, чтобы комфортнее совершать эротические казни.

— Ну-с, -смачно щёлкнул языком Герард. — Петля готова. Можешь подавать её сюда.

— А как? — несколько растерялся Астор.

— Как-как? — переспросил Герард, скрывая свою нервозность. — Ты что, не знаешь как?

— Слишком высоко, чтобы поднять её на бочку, — попытался оправдаться Астор.

— А у тебя иссякли силы, чтобы схватить её в охапку, и поднять сюда за вымя? — сдержанно пояснил офицер. — Здесь не нужен такт и галантность. Здесь хватай за то, за что удобнее всего.

— Понял, — коротко ответил ефрейтор, начиная неуклюже ухватываться под юбкой девушки. Она запыхтела как ёж, пытаясь ногами как то отделаться от наглеца. Но тот, не смотря на её капризные всхлипывания и приглушенные короткие писки, всё же наконец удобно прихватил девушку между ног, и преодолевая её вес, кое-как водрузил жертву на бочку.

— Фу ты, — стараясь отдышаться, произнёс Астор. — У неё там под юбкой классно. Под колготками нет ничего.

— Это уже становится классикой, при нашем опыте в этих краях, — слегка прищурив в поощрительной улыбке глаза, заметил Герард. — Но мы вправе открывать их тайны. И, конечно же, будь любезен, помоги её ещё и на табурет повыше поднять, а то петля не достаёт.

Ефрейтор начал предпринимать попытки, чтобы заставить девушку подняться на табурет. Он хватался за её гольфы, дёргал голени, силясь принудить девушку совершить финальное восхождение на вершину эшафота. И наверное, со стороны, это смотрелось совершенно глупым занятием, где взрослый, незнакомый мужчина, без всяких на то оснований, тупо докучает школьнице, требуя от неё выполнения непонятных действий. В общественном месте, его бы приняли за дурака, пристающего к соблазнительным дамам. Но здесь и сейчас, мотивация поведения двух мужланов, была в высшей степени простой. Им всего лишь только нужно было повесить девушку, а не домогаться её невинности, с предварительными приставаниями, и ничего больше, лишь бы только зафиксировать петлю на шее. И ефрейтор корпел, напрягался, после чего наконец опять ухватился рукой между её ног, и успешно поставил фемину на табурет.

— Иди сюда красавица, — томно произнёс Герард, просовывая в петлю через подбородок голову девушки. — Чего ты такая непослушная? — приговаривал в полушёпоте он, старательно затягивая у затылка узел петли.

Астор стал принюхиваться к кончикам своих пальцев.

— Вкусная, — проверещал он.

— Ещё бы! — согласился Герард. — Ты думаешь, мы напрасно начали эту войну?

Он спустился с табурета на землю, потирая руки.

— Ну что, приступим? — произнёс офицер. — Я за одну ногу её снимаю, ты за другую. Держим крепко за обе ноги, чтобы она была в замке. Слишком большая роскошь для неё, размахивать ногами.

— Да уж, приструним молодёжь, — разделил мнение друга Астор.

Они подступились к девушке сзади, и ухватившись крепко поверх её стоп, по команде, оба одновременно рванули ноги пионервожатой на себя.

Сначала ничего не происходило. Они спокойно держали её за широко раздвинутые ноги, словно большую повешенную лягушку. Однако затем, потребовалось нимало сил, чтобы удержать в крепких ладонях эти ноги. Они строптиво вырывались. Гольфы проскальзывали по колготкам в том месте, где ладони пытались держать лодыжки в крепком замке. Девушка оказалась живучей, и ещё долго сопротивлялась смерти. И смерть эта подступала, вызывая верх сексуального наслаждения как у школьницы, так и у палачей. Они получили свою конфету, и теперь этого могло хватить на неделю. Соки любви и секса потекли по колготкам, и двое онанистов, слизывали языками жирные ручейки этой жидкости. Мускулы лодыжек ещё подрагивали, но утка уже достигла пика своей участи, откинув голову вправо и высунув язык.

Гламурно висящая девушка, украшала поляну. Половой акт получился. И нет никакой идеологической подоплёки. Есть только завершённая садистско-эротическая нужда, которая теперь впоследствии, и могла своим фактом, объяснить случайному стороннему наблюдателю, чего именно хотел взрослый мужчина, от пышной, зрелой школьницы?

Двое удальцов, вернулись к своему мотоциклу. Теперь, с облегчённой, удовлетворённой душой, можно было ехать назад в областной центр. Ещё одна «рыбалка» прошла успешно, и в областном центре, никак не отобразится её след. Но, в любом случае, они то всего лишь совершили половой акт, особенно в котором, так нуждаются обычные солдаты.

https://www.imagebam.com/view/MEHQK8Z