Ехал и будто впервые думал: она ведь одна… ведь не может не хотеть… ведь мастурбирует как и я… — Простая до обыденности мысль! Но прежде она лишь витала: теперь вдруг такою явью и волнующей простотою встала… И то, что безумно хочу её как мужчина.

Тот день наконец-то был для меня выходной. И Полинка с утра щебетала: купаться! мы поедем купаться! Ты же обещал. и ты же мама!

У реки было столпотворение. Солнце, казалось. пепелит и весь берег кишел в воде, крики, смех и свежий от воды воздух… Полинка ежеминутно:
— Ну, что же вы?! Куда мы все идем… ?
Оля шла молча. вспотела в подмышках как, впрочем, и я…
— Пап, тут столько людей… давай найдем потише… Полинка, замолчи, а то вернемся!. — говорила изредка дочь.

Ну вот. Почти никого… кусты густые, вода рядом. И Полинка, не дожидаясь, пока Оля осмотрится, скинула сарафан. потом вдруг трусики и в воду
— Полина! ты что! одень трусики!… — как прокричала Оля.
— да ладно, мам, мы же свои! и нет тут никого! айда купаться!!…

Оля расстелила полотенца, попросила: пап, ты её одну не пускай!… глубоко вдруг!
И я, раздевшись, до плавок к Полинке. Она ухватилась за руку и с гигиканием в воду!

— Мам! мам! иди скорее к нам! так хорошо… — кричала Полинка. А я, хоть и не показывая вида, все же как-то был смущен: шесть с половиной девочке! ведь не три-четыре же… вода здесь была прозрачной и её тело вовсе не было скрыто… ныряет, а вся её попка наверху… — оглянулся, а Оля так и сидит. Не раздевшись. Уткнувшись лицом в колени.

Завытаскивала и зараздевала её Полинка…
— Ну хватит здесь сидеть! Купаться же пришли!… Ну, мам, ну здесь же не аквапарк, где ты стесняешься… тут мы одни!

***
Странно все было… я старался не смотреть на них… плавая, ныряя. Но волнение не отпускало, оно словно рвало… — увидеть, наконец-то Олю, мою хорошую и любимую Олю!… слыша какбы приглушенно:
— да ладно, ты беги купайся… я не буду… купальник какой-то не тот купила..
— мам, да что ты! красивый у тебя купальник! и ничего там не видно же! ты же те волоски что торчали сбрила…

Полинка словно маленькую её вела к воде. Оля ступала осторожно и, вся красная, смотрела себе под ноги… Я посмотрел и горячо отвернулся: все, что привык видеть в ней в домашем халатике, платьях, юбке — их не было!!! а были огромье ляжек, живота и грудей под обтянутой материей. И все дрожало, подрагивало, как-бы оттеняя тело и его крупность и его рослость и его такую зрелость! а груди колыхались в такт её шагам. Колыхались дынями. Да такими большими… — я как онемел, как словно когда-то мальчик впервые увидевший зрелость женщины… Все было как нечто, как не со мною… Солнце, плеск воды, голая Полинка и медленно приближающаяся Оля. Такая, о боже! И заспасала лишь вода: мой член так и зарвался из плавок…

Нет, я не понял сначало! — но вдруг мальчишеское хи-хи!! и сдавленное:
— Во! Во! Генка, смотри!! девка то голая… а баба то, во жопастая!… Вооо, дылда то! Ой, смотри, а ноги-то какие волосатые… умора!
— я резко повернулся, Полинка зазакрывала письку и присела, а Оля вся застыла, побледнела… вдруг побежала в кусты. Я крикнул: А ну пошли отсюда!
Мальчишки рванули. И, убегая, хихикая:
— Кабыла! Волосатая кобыла!… мужик, раком её ебешь?!!

Полинка быстро накинула трусики. Из кустов услышал: Оля плакала. Плакала как-то сдавленно, что-то, срываясь, шепча… Вокруг стало тихо. И я слышал как Полинка стала успокаивать мать:
— Мам, Мам… ну что ты… дураки они!… дубины!… пойдем купаться, больше не придут! айда. мам! айда дядь Вить… ой! крем-то, забыла! дядь Вить, намажешь?… я сама, а ты маму!…

Оля лежала на животе. Я говорил ей, чтобы отвлечь, дурацкий анекдот, стал говорить о работе и как там у неё… Полинка уже плескалась.
Оля вся как расслабилась и утихла плакать. Её плечи. Теплые, белые… я просто боялся касаться их. И смотреть на всю её. Здесь, так рядом. Здесь, так близко!!! и вдруг ладонь сама по себе на её спину. И нежно, нежно, так нежно и трепетно по ней, такой упруго-теплой, бело-белой заскользил. Запридыхался весь и зашептал:
— Помнишь, мои пальчики они человечки… они путешествуют по тебе… ? Помнишь… ?
— Помню… все помню… я так любила тогда, когда они путешествовали… папа… я правда такая уродка? да ведь пап?… не говори, я знаю… все я знаю… ой! как приятно, папка! пусть они еще там попутешествуют… да. да… так…
И, словно не я, не мои, а чьи-то руки заразвязывали осторожно бантик завязки её бретельки лифчика. В игре, в словах человечков, дрожа, забыв о дыхании и она:
— ты только не смотри…