Пятница 15 июля 2016 года день 18

Что такое любовь? Не причиняй мне боль, малыш… не причиняй мне боль… не надо.

Не знаю, как долго я стоял в дверях, наблюдая, как доктор Питерс трахает мою жену.

Казалось, прошла целая вечность, но, скорее всего, пара минут. Первым моим побуждением было уйти. Я – большой парень, которому никогда не приходилось драться. В последний раз я ударил кого-то кулаком в начальной школе. Поэтому моя первая мысль – избегать конфликтов, не потому, что я их боюсь, а потому, что это – цивилизованный поступок.

Если бы не петля времени, я, вероятно, воспользовался бы своим телефоном, чтобы сделать короткое видео, прежде чем уйти, чтобы решить, как буду иметь дело с моей изменяющей женой.

Но зачем мне были нужны видеодоказательства теперь? На следующее утро они исчезнут.

Я посмотрел на белые стены нашей спальни и на мгновение подумал о том, чтобы превратить их в картину Джексона Поллока. В моей голове танцевали видения артериальных брызг.

Я стоял, парализованный нерешительностью. Я даже не задумывался, что буду делать, если Джулия мне изменит. Это было попросту невозможно. Я доверял ее верности даже больше, чем своей собственной.

Я сделал полшага назад, готовясь уйти, но потом… к черту все! Ничто из того, что я делал, не имело бы длительного эффекта, но также это означало, что я мог делать все, что, черт возьми, хотел!

Я ворвался в комнату, схватил доктора Питерса за волосы на затылке и оттащил от жены. Левой рукой я начал колотить ему по почкам (по крайней мере, туда, где, как мне казалось, были почки).

В быстрой последовательности произошли два действия: закричала Джулия и доктор Питерс вывернулся из моей хватки и ударил меня локтем в скулу. Я почувствовал, как та треснула.

– О, боже, нет! – закричала Джулия. – Сэм, нет, пожалуйста, этого не может быть.

Пока Джулия пыталась сказать что-нибудь осмысленное, мы с доктором Питерсом были заняты другим. Я все еще держал его за волосы. Он не мог полностью развернуться, не вырвав их себе. Но и я не смог воспользоваться своим преимуществом. Я наносил ему бешеные удары левой рукой, но его локоть ошеломил меня. В моих ударах не было никакой силы.

Питерс наклонился вперед, выводя меня из равновесия, затем резко отпрянул назад, снова ударив локтем. Если от первого удара у меня треснула скула, то от второго она разлетелась вдребезги. Мое лицо издало звук, похожий на раздавленный арбуз. Я увидел звезды.

Должно быть, только адреналин в моем организме не давал мне упасть в обморок. Я отпустил Питерса и отшатнулся. Мне даже удалось поднять руки в своеобразной боевой стойке.

А затем… голый мужчина выбил из меня все дерьмо.

Доктор Питерс был на двадцать лет старше, на двенадцать сантиметров ниже и на двадцать килограмм легче меня. Но он, очевидно, больше меня знал, как драться. Мне хотелось бы думать, что я мог проявить себя лучше, если бы мое лицо не было похоже на мешок плоти, полный битого стекла.

Он отметился рядом ударов справа и слева по моему лицу и телу. Ударов в левую щеку больше не было, то ли из-за расчета Питерса, то ли потому, что вся моя стратегия в этой схватке сводилась к тому, чтобы он не попал туда еще раз. Даже если моя щека и не пострадала, каждое движение посылало колющую боль через мое лицо.

К моей раздробленной скуле вскоре присоединился сломанный нос. На глаза навернулись слезы. Я почувствовал вкус крови.

Сквозь водянистую дымку я видел, как доктор Питерс размахнулся и влепил, клянусь Богом, удар ногой с разворота. Может, я и предвидел его, но хрен что мог сделать, чтобы остановить. Его нога угодила мне прямо под ребра. Я чувствовал и слышал, как они ломаются.

С тех пор как я оттащил от нее Питерса, Джулия продолжала кричать. По большей части это были бессвязные вопли, но вперемежку с ними звучали мольбы прекратить драку. Я бы и не возражал против перемирия, но Питерс выглядел так, словно только разогрелся.

Доктор Питерс переминался с ноги на ногу, готовясь нанести еще один удар, когда Джулия обхватила его сзади.

– СТОЙ! СТОЙ! Не причиняй ему вреда!

Питерс отвлекся, пытаясь оторвать от себя руку Джулии. Я действовал инстинктивно и, скорее благодаря удаче, чем мастерству, наконец, сумел нанести солидный удар.

Я бросился вперед и ударил его прямо в челюсть.

Доктор Питерс, возможно, и был чемпионом по нанесению ударов, но он был слабаком, когда дело доходило до их принятия. Он погас, как свет. Питерс, Джулия и я – все свалились в кучу. Я приземлился на Питерса, потом медленно скатился с него.

Все мое внимание было сосредоточено на Питерсе. Я почти ожидал, что он очнется и бросится на меня, как голливудский убийца с топором.

– О, боже! – закричала моя жена. – Твое лицо! Детка, лежи спокойно, нам нужна скорая.

Все еще с этим дерьмом «мы». Я думаю, мы уже прошли через это. Вид женщины, которую я любил, все еще обнаженной, вызывал у меня тошноту. Мне не нужна была ее помощь. Я бы ее не принял.

Она выбежала из комнаты. Я слышал, как она спускается по лестнице. Это меня смутило. Куда она собралась? Ее одежда оставалась здесь, в спальне.

Я с трудом поднялся на ноги, старательно удерживаясь прямо на каждой ступеньке. Похоже, у меня были проблемы с равновесием. Наконец, я добрался до нашего парадного входа и обнаружил, куда убежала Джулия.

Ее сумочка с мобильником лежала на столике у двери. Она была на середине разговора, когда я, пошатываясь, прошел мимо нее.

– Терраса Хитвью 555. Моему мужу нужна скорая… Он участвовал в драке, у него серьезные травмы лица. Пожалуйста, поторопитесь!

– Сэм? Сэм, куда ты собрался?! Тебе нужна помощь, ты ранен.

Она попыталась остановить меня, когда я выходил за дверь. В обычной ситуации это не было бы проблемой, но адреналин от схватки начал спадать, с каждым мгновением усиливались боль и головокружение

Джулия попыталась обхватить меня одной рукой, держа другой телефон. Я слышал на линии голос оператора 911.

– Мэм, вы здесь? Вы в опасности? Что происходит?

Я протиснулся в дверь и вышел. Джулия бросила телефон. Она бросила его на пол и нырнула, обхватив обеими руками мою ногу.

– Стой! СТОООООЙЙ!

Я продолжал идти, таща ее за собой. С такой скоростью я никогда не доберусь до своей машины. Несмотря на всю боль, которую моя жена причинила мне, я все еще не хотел причинять боль ей. Я положил ладонь ей на лоб и оттолкнул от своей ноги. Думаю, я был немного грубее, чем намеревался. Она взвизгнула и отпустила ногу.

Я видел, как она напряглась, чтобы встать. Меня поразило, что мы стоим на лужайке перед домом, а она – все еще голая. Соседские бидди, вероятно, никогда не затмят это шоу.

Я перешел на неуклюжий бег, прежде чем она смогла подняться на ноги. Я добрался до своего «Тауруса» на несколько шагов опережая нее и запер двери. Я видел, как она отпрыгнула назад, когда я завел двигатель и тронулся. Она даже пробежала за мной несколько шагов, размахивая руками.

Я выехал из нашего района на главную улицу и проехал около двух кварталов, прежде чем меня остановил светофор.

Я услышал крик и посмотрел на машину, поравнявшуюся со мной на соседней полосе. На меня смотрела, прикрыв рот рукой, женщина в серебристом микроавтобусе. Я видел маленького мальчика с широко раскрытыми глазами, прижавшегося лицом к стеклу позади нее. Какого черта?

Я опустил солнцезащитный козырек и посмотрелся в зеркало.

Черт побери.

Кровоподтеки вокруг моих глаз глаза уже налились чернотой. Мой нос был сдвинут на сторону, под ним веером растекалась кровь, покрывая рот и рубашку.

Но хуже всего была моя щека. Казалось, провалилась половина моего лица. Мой левый глаз, казалось, сидел на моем лице ниже правого. В углубление на месте моей скулы можно было воткнуть бейсбольный мяч.

Думаю, это объясняло, почему Джулия была в таком исступлении.

Это был такой шок, что моей первой мыслью было: «Кто этот парень? Как он может все еще находиться в сознании?» Потребовалась секунда, чтобы осознать, что лицо в зеркале – мое.

Мне казалось, что я и раньше испытывал боль. Но теперь агония была ослепительной, как будто боги ждали перерыва в действии, чтобы обрушить на меня молот Тора.

Я буквально ничего не видел. Раскаленная добела молния пронзила мое лицо, пробежала по щеке и за глазами.

Я знаю, что загорелся зеленый свет, потому что позади меня гудели машины. Слева от меня раздался успокаивающий голос: Женщина из микроавтобуса подошла и открыла мне дверцу. Я также услышал низкий пронзительный стон, который, как я понял, исходил от меня.

– Все в порядке, сэр, – сказала женщина, – помощь уже в пути.

Почти сразу же появилась полицейская машина, за которой вскоре последовала «скорая помощь». Интересно, как они добрались сюда так быстро? Вскоре на мой вопрос был дан ответ.

– Мистер Уотли, сидите спокойно. Нам позвонила ваша жена. Вы получили серьезную травму головы, постарайтесь не двигаться.

Я хотел сказать офицеру, чтобы он держал эту суку подальше от меня, но слова не выходили из моего разбитого лица. К счастью, она еще не прибыла на место происшествия, иначе я мог бы снова попытаться уехать.

Медики надели на меня шейный корсет, а затем осторожно вытащили из машины и привязали к каталке. Я смотрел, как в моем водянистом зрении прокручивается небо. Затем – внутренность машины скорой помощи. Я почувствовал укол в руку.

– Что это за…?

***

Пятница 15 июля 2016 года день 19

Что такое любовь? Не причиняй мне боль, малыш… не причиняй мне боль… не надо.

Я мгновенно сел. Мои руки потянулись к лицу. Конечно, все было прекрасно. Боль прошла, и голова была ясной. Я должен был ожидать, что повреждения исчезнут, но это было облегчением. До сих пор я видел, что остальной мир перезагружается каждый день. Теперь, вот доказательство того, что и я тоже.

Еще… Я сидел в постели, бессознательно потирая лицо в течение целых десяти минут.

Вскоре мои мысли вернулись к жене.

Я стоял в дверях нашей спальни и смотрел, как спит Джулия. Кто была эта незнакомка в теле моей жены? Я бы поставил на ее верность свою жизнь.

И проиграл.

Я повернулся и пошел обратно в комнату для гостей, начав механически одеваться.

Как это началось? Почему? Как давно? Мне нужны были ответы. Чтобы понять, почему женщина, которой я отдал свое сердце, бросила его на землю и растоптала.

Я мог бы просто спросить ее. Если и можно было одним словом описать мою жену, так это честная.

Я не имею в виду, что она «расскажет все как было», говоря, что кто-то «рассказывает все как было», мы просто говорим иными словами, что они – мудаки. У меня нет другого выбора, кроме как быть грубым и несносным придурком, потому что я говорю все как есть.

Нет, Джулия была честна в самом прямом смысле. Она никогда не говорила ничего, что, как она знала, не было правдой, или она в это не верила. Она сдерживала свои обещания и делала все возможное, чтобы выполнить принятые обязательства. Если кассир давал ей слишком много сдачи, она возвращала ее. Если она что-то находила, то старалась вернуть владельцу.

Я не знал, как она смогла нарушить свои брачные обеты.

Но я мог спросить. Я знал, что если задам ей прямые вопросы, то получу ответы. Но этот маршрут казался очень… не имеющим смысла.

Я не знал, какие вопросы следует задавать. К тому же, хотя Джулия и может быть честной, она не всегда бывает откровенной. Она могла отказаться отвечать на некоторые вопросы. Могло быть полное молчание. В конце концов, если невозможно отрицать, что изменила… Но она не обязана была рассказывать мне все, а именно это я и хотел знать – все.

Учитывая природу временной петли, я мог бы расспрашивать ее бесконечно. Я мог бы усовершенствовать свои методы допроса, методом проб и ошибок выяснить, какие именно надо задавать вопросы. По мере того как узнавал бы больше, я мог использовать эту информацию, чтобы вытянуть из нее больше ответов.

Но меня это не привлекало.

Я чувствовал себя с ободранной кожей, хрупким. Я не хотел видеть ее, не говоря уже о том, чтобы говорить с ней. Мысль о том, что я буду сидеть с женой, день за днем выпытывая подробности ее романа, вызывала у меня физическую тошноту.

Я хотел сам выяснить, что делала Джулия за моей спиной. Поэтому, когда, наконец, откровенно поговорю с ней, если я с ней поговорю откровенно, я буду вооружен знанием. Я бы узнал, если бы она попыталась что-то от меня утаить. Я хотел полной и открытой честности, которая обычно была данностью Джулии. Но что она могла бы скрыть, если бы я зависел только от ее готовности говорить и моих собственных не поддержанных осведомленностью вопросов?

Но как?

Я не мог использовать высокие технологии и прослушивать ее телефон или устанавливать камеры в нашем доме. Это бессмысленно. У меня будет только один день доказательств. Если только она не решит позвонить подруге и рассказать историю своей жизни, я облажаюсь. Я уже знал, что она будет трахаться с доктором Питерсом, или доктором Диком, как я начал думать о нем в полдень. Что еще я мог узнать?

С другой стороны…

Прослушивание дома позволит мне услышать любой разговор между Джулией и доктором Диком. Это может оказаться полезным. Кроме того, я мог бы признаться Джулии в том, что знаю о ее романе, а потом уйти. Если бы я каким-то образом прослушивал ее телефон, то мог бы услышать несколько телефонных звонков членам ее семьи или подругам.

Я мог бы сделать это, но все же, имея только один день, чтобы проследить за женой, сделаю это наблюдение, в лучшем случае, слабым вариантом.

Точно так же пустой тратой времени было бы обращение к частному детективу. Что они смогут обнаружить менее чем за двадцать четыре часа, даже если я смогу заставить одного из них бросить все и начать немедленно?

Эврика!

Я вспомнил, что где-то читал, что подавляющее большинство детективной работы теперь основано на технологиях. Сыщики больше не топали по тротуару, не стучали в двери и не обыскивали закоулки. Подавляющее большинство того, что им было нужно, чтобы сделать дело, находилось в интернете. Они искали в базах данных, прочесывали телефонные записи и просматривали аккаунты в социальных сетях.

Пусть у меня нет времени на старомодную слежку за моей женой, но, возможно, я смогу проследить ее кибер-след.

Если я и был в чем-то уверен, так это в том, что Джулия не скрывала своего незаконного романа. У нее были лучшая подруга и сестра, которым она рассказывала все. И матери она рассказывала почти столько же. От этой мысли меня на мгновение ослепила ярость, но я знал, что был прав. Она часто утверждала, что от Эммы или Лиз у нее секретов нет. Однажды я спросил: «А как насчет секретов от меня?» – и она ответила: «В девушке должна быть какая-то загадка».

Поэтому мне нужно было залезть в ее ноутбук или мобильный. Сотовый был бы лучше, поскольку я мог бы получить доступ как к СМС, так и к электронной почте.

Сегодня было уже слишком поздно. К тому времени, как я сформулировал план действий, Джулия уже была на работе. Я поехал в ту же закусочную, что и накануне.

«Завтра», – поклялся я, – «завтра я начну искать ответы».

***

Пятница 15 июля 2016 года день 20

Что такое любовь? Не причиняй мне боль, малыш… не причиняй мне боль… не надо.

Я прокрался в спальню и взял телефон Джулии с прикроватной тумбочки. Быстро проверил, не открывается ли телефон по отпечатку пальца… фиг вам. Это было бы проще всего. Я мог бы поднести ее палец, пока она спала. Я спустился вниз и по пути к двери схватил сумку, в которой она держала свой ноутбук.

Вместо телефона жены я оставил свой. Модель была одна и та же. Я решил, что ей потребуется некоторое время, чтобы понять, что произошла подмена. Скорее всего, она проспит без будильника. А потом не сработает ее пароль. Через некоторое время она поймет, что это – мой телефон, может быть, когда увидит, что исчез ее ноутбук.

Я сел в поезд до Нью-Йорка. Мой план состоял в том, чтобы весь день кататься на метро по Нью-Йорку. Я ожидал, что Джулия просто уедет на работу. Она может попытаться позвонить, но я не отвечу. Если она выйдет в интернет на работе и попытается использовать для отслеживания своего телефона GPS, то он окажется в паре часов езды и будет находиться постоянно в движении.

Мне нужно было угадать PIN-код жены, чтобы открыть телефон.

Сначала я попробовал дни рождения. Ее, мои, моих родителей… черт, я не знал ни дня рождения ее лучшей подруги Лиз, ни остальных членов ее семьи. Они хранились в моем календаре… на моем телефоне. Что ж, завтра я пропущу весь гамбит с подменой телефонов. Я понял, что это все равно бессмысленно. Я сделал это, чтобы Джулия не имела способа связаться с нашим поставщиком услуг и сообщить о краже своего телефона. Даже без моего телефона вместо ее, я был уверен, что она поймет, кто его взял. Сообщит ли она об этом, зная, что он у ее мужа? Готов был поспорить, что нет. Она подождет, чтобы встретиться со мной дома.

Я надеялся, что она грызет ногти при мысли о том, что я получу доступ к ее данным.

Что ж, до завтра никаких дней рождения. В то же время я начал с общих комбинаций чисел. 1-2-3-4-5. 5-4-3-2-1. Все углы. Крестик на цифровой клавиатуре.

Вскоре я столкнулся с еще большей проблемой. После семи неудачных попыток телефон заблокировался на пять минут. Каждая последующая ошибка увеличивала время блокировки. После девятой попытки я пошел и взял что-нибудь поесть, потому что мне требовалось убить час, прежде чем он позволит мне попробовать еще раз. Наконец, после попытки номер десять, он заблокировался навсегда. Он направил меня на сайт компании, чтобы снова активировать телефон.

Я полагал, что не смогу удовлетворить все меры безопасности, необходимые для его реактивации, и выбросил телефон в мусорный бак на станции метро. Вернусь к этому завтра.

Пора переключить внимание на ноутбук.

Я загрузил его. Сначала я провел пальцем по сканеру отпечатков пальцев, чтобы проверить, включена ли эта функция. Тот не сделал абсолютно ничего, даже не выдал сообщения об ошибке, говорящее, что отпечаток пальца не найден. Так что, это исключалось.

Конечно же, он был защищен паролем. К счастью, я мог делать столько попыток, сколько мне хотелось, и он не блокировался. Я попробовал наши имена, имена друзей и родственников, любимые фильмы, ее машину. Я напрягал мозги в поисках чего-нибудь, что имело бы значение для Джулии, и набирал это.

Ничего.

Я провел весь день, угадывая пароли, прежде чем сдаться и заселиться в отель. Все завтра.

***

Следующие две недели я провел, пытаясь взломать телефон Джулии.

Через пять дней я отказался от ноутбука. Все равно электронные письма я мог получить с ее телефона, а с полной клавиатурой было бесконечно больше возможных паролей.

Я попытался позвонить нашему оператору сотовой связи и с помощью блефа заставить их разблокировать телефон Джулии, но они видели меня насквозь. Даже говорить высоким голосом и притворяться Джулией не получалось. Кто бы мог подумать.

Имея всего десять попыток в день, у меня было много времени, которое требовалось убить. Я решил возобновить каждодневное посвящение себя жизни на полную катушку.

Первым шагом в этом плане были деньги. Я собирался вычеркнуть каждый пункт, который я когда-либо даже рассматривал, чтобы включить в свой список того, что нужно успеть сделать за жизнь. Большинство вещей я мог бы просто пойти и сделать. Посетить все музеи, тематические парки, ярмарки и туристические достопримечательности в пределах одного дня пути от Трентона, штат Нью-Джерси. Скай-дайв, бейс-джампинг, прыжки на надувной женщине, катание на страусе.

Но многое в моем личном списке дел требовало денег. Очень много.

Можно подумать, что деньги для меня не проблема. Я работал на Уолл-Стрит, с комфортом зарабатывая шестизначные суммы. Но я был по уши в долгах.

До того как я узнал, что моя жена – забытая Богом шлюха, я бы сказал, что ее самая большая вина состоит в том, что она избалована. Она наслаждалась комфортом и не любила, когда ей отказывали. Ее родители принадлежали к высшему среднему классу, хотя и не были богачами. Но у Джулии были большие амбиции.

У нас обоих были студенческие ссуды на шесть лет после окончания школы. С отсрочками, которые мы взяли, вероятно, будет еще по крайней мере шесть, прежде чем они будут выплачены.

У меня был шкаф, полный дизайнерских костюмов, которые я считал необходимыми расходами для бизнеса, если хотел, чтобы меня всерьез воспринимали в мире финансов. Счет за одежду Джулии был больше моего на порядок. Вы могли бы купить весь мой гардероб за то, что она потратила на одну только обувь. У нее был целый ряд «Джимми Чу». И кошельки… О, боже мой. Коуч, Прада, Гуччи, Луи Виттон.

Потом наш дом. Мы неплохо зарабатывали, но коттеджный посёлок закрытого типа, в котором мы жили, был выше наших средств.

Единственное, где я настоял на своем, – это наши машины. Мне хватало моего старого Тауруса. Я все равно только доезжал на нем до транзитного узла. Но Джулия хотела иметь роскошный автомобиль. У нас было несколько скандалов о том, чего мы хотим, а не о том, что можем себе позволить. Наконец, она сдалась и сказала, что купит простую «Хонду». Конечно же, она купила Пайлот, самый дорогой автомобиль, который делает Хонда, со всеми опциями, которые они предлагают.

Так что, да, деньги. У меня их не было.

Поэтому каждый день, после десяти попыток взломать телефон Джулии, я делал то, чего не планировал… шел на работу.

Не поймите меня неправильно, я не забыл, что моя жена была шлюхой. Но мне нужно было чем-то отвлечься.

В первые несколько вечеров, после того как меня либо блокировали, либо я заканчивал работать с устройствами Джулии, я сделал то, чего раньше никогда не делал… напился до одури.

Я не пьяница. Моя теория состоит в том, что большинство людей начинают пить молодыми, чтобы вписываться и быть «крутыми». Колледж делает тяжелое пьянство почти обязательным курсом. К тому времени, когда мы достигаем зрелости, выпивка кажется необходимым условием для того, чтобы получать удовольствие.

Молодым я не начал. Мои родители пили пиво лишь изредка. Я никогда не видел, чтобы они выпивали больше двух бутылок за один присест. За эти годы они позволили мне удовлетворить свое любопытство несколькими глотками.

Я просто хочу сказать: пиво на вкус – как задница. У меня есть серьезные сомнения, что очень многие люди выпили свое первое пиво и сразу же его полюбили. Это – приобретенный вкус. Я его не приобрел.

Но теперь я искал способ убежать от своей болезненной реальности, а ничто так не убивает клетки мозга и не туманит воспоминания, как крепкий алкоголь. Я по-новому оценил радости спиртного.

Я купил несколько бутылок крепкого спиртного и удалился в свой дневной отель. Потом я напивался до бесчувствия, пока не просыпался на следующее утро. Одно из преимуществ петли времени – никакого похмелья!

Но неожиданный недостаток этого плана положил конец моему пьянству.

Должно быть, я выпил слишком быстро и потерял сознание. Это и было моим намерением, но я не планировал просыпаться все еще в пятницу.

Мне приснился первый сон за месяц.

***

Я сижу на диване в нашей гостиной. По обе стороны от меня беседуют, сидя в креслах, мама и Нэнси Рейган.

– Ну, конечно, конечно, ты можешь взять мой рецепт мясного рулета, Нэнси. Секрет заключается в использовании измельченных картофельных чипсов вместо панировочных сухарей.

– А они не намокнут, Ронда? – спрашивает миссис Рейган.

– Да они не столько для текстуры, сколько для вкуса. Говорю тебе, Рону это понравится.

– Надеюсь, что так. В последнее время он казался таким далеким. Он подрабатывает на полставки, работает в Уолмарте. Я боюсь, что это немного разочаровывающе, после того как возглавлял свободный мир. Боюсь, что у него может быть депрессия.

– Ну, – спрашивает мама, – а ты пробовала делать ему минет?

– Ну конечно! Это было первое, что я попробовала. Для этого я даже вынула зубы.

– Позволь рассказать тебе о том, что отец Сэма просто обожает. Это называется Тихуанские вафли…

Мою мать прерывает стук над нашими головами.

– Ох уж эти дети! – раздраженно восклицает Ронда. – Они опять прыгают на кровати. Сэм, ты не мог бы подняться и сказать им, чтобы они успокоились?

– Конечно, мам, – ответил я.

Я встаю и иду к лестнице. Я с трудом поднимаюсь по ней. Смотрю вниз и вижу, что мои трико спущены до лодыжек. Я начинаю наклоняться, чтобы подтянуть штаны.

– Нет-нет, Сэмюэл, – кричит Нэнси, – оставь их. На самом деле, сними эти треники.

Я вздыхаю:

– Да, госпожа Президент.

Я стягиваю вниз мои тугие крутые трусы и вижу, что я гладкий, как кукла Кен. Меня это не тревожит.

Я не могу подняться, поскольку мои лодыжки – в ловушке, поэтому прыгаю вверх по лестнице. Несколько раз падаю, но, в конце концов, достигаю верха. Я пробираюсь к двери спальни и открываю ее…

Джулия стоит на коленях на гигантской лилии рядом с кроватью, одетая в костюм медсестры.

На кровати лежат пять докторов Питеров. Они голые, если не считать стетоскопов на шеях, очень волосатые, с легким обезьяньим оттенком.

Они прыгают вверх-вниз по кровати, стетоскопы и пенисы шлепают. Джулия хлопает в такт своей песне.

– Пять маленьких мартышек… прыгают на кровати… одна упала… и получила голову.

Один из Питеров спрыгивает с кровати и засовывает свой член в рот Джулии. Он хватает ее за затылок и трахает в рот. Через несколько минут он вырывается и кончает ей на лицо.

Он отходит, и Джулия снова начинает хлопать, ее волосы и лицо слиплись от спермы.

– ЧЕТЫРЕ маленьких мартышки… прыгают на кровати… одна упала…

***

AAAХХAХAХAХA…

Я проснулся в холодном поту и посмотрел на часы. Я схватил последнюю неоткрытую бутылку рома, стоявшую на кровати рядом со мной, и выпил ее так быстро, как только мог. У меня кружилась голова и тошнило, но я продолжал пить.

***

Пятница 15 июля 2016 года день 26

Что такое любовь? Не причиняй мне боль, малыш… не причиняй мне боль… не надо.

– Все, больше не пью.

Я поклялся, что перестану напиваться каждый день. Но если не буду пить, чтобы отвлечься, то требуется что-то другое.

Так началась «операция мгновенный миллионер».

Я по-прежнему проводил утро, набирая пин-коды в телефоне Джулии. Но приезжая в Нью-Йорк, я на самом деле шел на работу.

У меня мелькнула мысль украсть деньги. Мне не нужно было беспокоиться о том, что меня поймают. У меня был доступ к информации о личных счетах членов моих взаимных фондов. Я мог бы слить достаточно денег, чтобы продержаться день, прежде чем кто-то выше меня это поймет. А если меня поймают, я проведу в тюрьме всего несколько часов.

Но я не так устроен. К тому же, у меня были средства, чтобы быстро разбогатеть – дневная торговля.

В Бродуэлл энд Маркс я не вел торговлю для клиентов. Моя работа была чисто аналитической. Но у меня был доступ ко всем стандартным инструментам анализа рынка компании и возможность совершать сделки с моим личным портфелем.

В моем портфеле акций было не так уж много денег (по крайней мере, сравнительно). Около двадцати тысяч долларов. Лично я предпочел бы использовать эти деньги, чтобы погасить часть своего долга. Но для обитателя Уолл-Стрит не иметь вложенных денег – табу. Это – как мясник-вегетарианец.

На самом деле, несмотря на то, что наши личные финансы должны быть частными, высшие руководители используют свой системный доступ к максимальному значению. Я часто задавался вопросом, не удерживает ли меня нежелание рисковать собственными деньгами на рынке в Бродуэлл энд Марксе. Иногда Дуэйн Максвелл, один из вице-президентов, смотрел на меня так, словно у меня на лбу было клеймо КИСКИ. Остальные были более тонкими, но мои полугодовые обзоры часто были приправлены тонко завуалированными намеками на то, что мне нужно быть более агрессивным инвестором, если я хочу, чтобы меня заметили.

Вы можете спросить: «зачем работать на Уолл-Стрит, если не доверяешь своему собственному суждению как правильно инвестировать»?

Я доверяю своему суждению. Если я провожу исследование какой-либо компании, у меня нет проблем с тем, чтобы нажать на курок. Но я не хочу тратить все свое свободное время на работу. Я не могу инвестировать в компании и продукты, которые ищу для наших взаимных фондов. Для этого есть собственное название – инсайдерская торговля.

Наши фонды обладают огромной покупательной способностью, накопленным богатством тысяч инвесторов. Поэтому, когда фонд покупает акции, цена меняется. Каждая купленная или проданная акция перемещает ценовую точку. Например, с помощью одной сделки наш фонд роста B&M Small Captl может купить несколько сотен тысяч акций компании. Что, если бы вы заранее знали о такой сделке…?

Поэтому я не мог торговать акциями компаний, которые исследовал для фирмы. Все долгие часы, которые я тратил на анализ, были бесполезны для личного обогащения. Мне придется больше заниматься исследованиями рынка в свое свободное время.

Или я мог бы сделать то, что делают многие мои коллеги, – обмануть. Хотя я и не мог торговать, основываясь на своей собственной внутренней информации, я мог бы выйти сухим из воды, торгуя с использованием чужой информации. Допустим, друг, работающий в другом подразделении, знает о большой сделке, которая должна произойти с его фондом. Он передает информацию мне, чтобы я мог использовать ее для получения быстрой прибыли. Затем, в будущем в какой-то момент я возвращаю услугу.

Также незаконно, но труднее доказать. Отчасти именно так волки с Уолл-Стрит делают свои состояния. Они стараются не оставлять следов. Никаких писем. Ничего в письменном виде. Все общение либо лично, либо по одноразовым телефонам. Не все это делают, но большинство в какой-то степени срезают углы.

Даже попасться – это еще не черная метка. Можно заплатить некоторые штрафы, даже провести короткое время в федеральной тюрьме. Но если заработал кучу денег для себя и, особенно, для своих инвесторов… Уолл-Стрит все быстро прощает.

Не было никаких сомнений, что именно мой отказ играть в эту игру задержал меня в моей карьере. Моя способность к сетевому взаимодействию и налаживанию связей в финансовом мире была ограничена отсутствием почесывания спины.

Честно говоря, я мог бы поддаться давлению, чтобы добиться успеха. Оставшись один, я бы переступил границы закона, и к черту этику.

Но моей женой была Джулия, женщина, которую я считал воплощением личной и профессиональной честности. Мне не хотелось ее разочаровывать.

Теперь мне уже было наплевать, что думает моя жена. Я бы с радостью вернулся к преступной жизни, пока длится эта временная петля.

Но в этом не было необходимости. Я мог зарабатывать деньги честно, так что, это то, что я предпочел сделать.

Фондовый рынок открывался в полдесятого и закрывался в полпятого.

Я проводил дни, наблюдая за рынком в режиме реального времени, отмечая каждое изменение, способное принести мне деньги с предварительным знанием, которое было буквально всем. Проблема была не в том, чтобы найти способ заработать деньги. Проблема заключалась в том, чтобы сузить список до того, что я бы смог запомнить. С рассветом мои записи исчезнут.

Мне нужно было заранее забронировать свои сделки, чтобы утром пойти в офис, а затем наблюдать, как в течение дня растут мои банковские счета. Я покупал фьючерсы, шортил акции, покупал на марже.

На второй день я начал заключать сделки.

Через неделю к закрытию торгов я заработал около трехсот тысяч долларов.

После двух дней – один и два десятых миллиона.

Я никогда не переставал вносить в свою формулу небольшие поправки. Я был ограничен только своей собственной памятью и способностью сохранять информацию, которая постоянно улучшалась с моим временем, застрявшим в петле.

В конце концов, я превратил свои двадцать тысяч долларов в более чем семь миллионов. Могло бы быть и больше, но мне пришлось бы позволить всей сумме колебаться до закрытия рынка в полпятого. Вместо этого я настроил все так, чтобы деньги начали поступать на мой расчетный счет в десять утра. Он будет постепенно расти, пока у меня не появится полная сумма с легким доступом, чтобы ее тратить.

Теперь у меня были деньги, чтобы делать все, что захочу.

Как раз в то время, когда я заработал свой первый миллион, мне удалось взломать телефон Джулии.