Жена встретила свою первую любовь. Не знаю, по какой причине у них не сложилось тогда, сейчас чувства вспыхнули с новой силой. Какое-то время встречалась с ним, скрываясь, но ничто не может длиться вечно. Можно говорить и про верёвочку с её концом, и про шило в мешке, про многое другое. Тем более, что всегда найдутся доброхоты, поспешающие сообщить обманутому супругу/супруге «радостную» весть.

Развелись мирно. Квартиру делить не стали. Жена получила свою долю в денежном выражении и тем довольствовалась. Наша единственная дочь осталась со мной, о чём мама, опьянённая новыми чувствами, особо не сожалела. Не до ребёнка. А мы что? Да ничего. Размазывать сопли по столу было некогда, тем более, что выплата доли жене слегка опустошила кошелёк и пришлось поднапрячься, чтобы выйти хотя бы на прежний уровень жизни. Так что кроме основной работы взял подработку. Дочь тоже нашла какую-то работу с возможностью удалённого её исполнения. Так что не особо и пояски подтягивали. Не шиковали, конечно, но и не бедствовали. Как в той сказке Гайдара: Нам бы день простоять, да ночь продержаться.

Стоит заметить, что дочь большую часть времени проводила со мной. И в гараж, и на рыбалку, да хоть куда. Мама постоянно в каких-то командировках, в поездках, в симпозиумах и прочих мероприятиях. А будучи дома, сказывалась уставшей и с дочерью приходилось возиться мне. Папа и попу помоет, и накормит, и спать уложит. До смешного доходило: деваха уже почти взрослая, титечки бугрятся, лобок оброс, а в ванну пойдёт и кличет папу спинку потереть. В ванне сидит не стесняясь, а вытираться — папа отвернись. А потом в коротенькой маечке без трусиков по дому ходит и вновь всё нормально. Да давно ли перестал писю ей целовать? Приучил с детства, как подмою, либо помою, на кроватку положу и такая она пухленькая, такая сладенькая, такая ароматная, что целую её всю, вдыхаю молочный аромат и надышаться не могу. И целую её всю. А она лишь пальчиком тычет, где целовать. Уж писю в первую очередь. Шлёпал ли её по попе? Шлёпал, конечно, как без этого. Шлёпал скорее символически, потом долго успокаивал, целуя попу. Не больно, больше обидно. Да дочь росла не особо привередливой, не капризной, покладистой девочкой. Как стала старше, стеснительная моя, нашкодит чего, не получается жить по уставу, сама придёт, на колени животиком ляжет и трусики, если в них, спустит. И как такую, осознавшую и повинившуюся, бить. Шлёпну пару-тройку раз, попа порозовеет, потом поцелую и всё, прощена. Последний раз получала по попе не так уж давно, пару месяцев назад. Мать нас уже покинула, а доча вечером пришла слегка поддатая. Дело даже не в этом. Ночь уже, волнуюсь, а её всё нет. И мысли сразу в голову идиотские. Уже собрался идти искать. Покачал укоризненно головой, отправил спать. Куда там. Молча прошла в ванну, плескалась, вышла в халатике. Я на диване сидел, смотрел телевизор. Даже не подумал сердиться. Всё же материн поступок и для девочки стресс. А она подошла, животиком мне на коленки легла и халатик задирает, подставляя голенькую попу.

— Доча, ты что?

— Пап, заработала. Извини, сорвалась что-то с девчонками. Больше такое не повториться. По крайней мере постараюсь.

— Ну и забудем.

— Нет, так будет лучше. Я привыкла получить по попе и получить прощение. Не жалей, пап, я правда свинюша, думаю лишь о себе.

— Дочь, ты же уже взрослая.

— Пап, ты сам говорил, что для родителей дитя всегда будет маленьким. Шлёпай, пап.

Раз просишь, то получи. Сдерживаясь, всё же кипело внутри, отшлёпал вполне серьёзно. Попа стала красной. Своя рука огнём горит. Ну всё. Наклонился, целую. Смеётся, зараза такая.

— Пап, зачем бить, если потом жалеешь?

— Затем. Подрастёшь — поймёшь.

— Пап, по-моему ты больше страдал, чем я. Простил?

— Всё, вставай.

— Можно я полежу, а ты меня погладь. По попе.

— Дочь, дочь, не стоит. Так можно далеко зайти.

Да уже зашли. Длительное отсутствие женщины, а тут голенькая попа молодой девушки. Она же чувствует, что творится у папы в штанах. Отнекиваюсь, а рука самопроизвольно попу гладит, внутреннюю часть бёдер. Дочь ножки расставила. Рука, зараза, сама скользнула меж ними. А там… А там мокренькая, горячая пися доченьки. Пися, которую я столько раз целовал. Она аж выгнулась, застонав. Будто во сне, поднял дочь с колен, положил на диван, развёл ножки в стороны и впился губами в её писечку. Дочь кончила быстро. Отстрелявшись, села на попу, стянула с меня домашние штаны с трусами. Погладила член, поцеловала его, повалилась на спину, потянув меня за собой.

— Дочь, доченька! Не надо! Доча, милая, мы потом пожалеем.

Молча, настырная, вся в меня, тянет на себя. Слава богу мимо того, о чём я подумал. Оседлал её грудь, она ротик открыла и приняла меня в него. Наклонился, упираясь руками над её головой, смотрю сверху вниз, как её язычок порхает вокруг головки, облизывает её, как губки обнимают и сосут, выпускают наружу и вновь в дело вступает язычок. Застонал

— Доча! Доченька! Я сейчас кончу!

Она лишь глубже заглотнула член, прижала его зубками, когда я попытался вытащить. И я выплеснул всё, что накопил, в её прелестный ротик. Было бы меньше, возможно, собрала бы в ротик да потом и выплюнула. Но, именно это но, спермы скопилось слишком много и ей пришлось глотать, чтобы не захлебнуться.

Так и стою, упираясь гловой в спинку дивана, руки трясутся, подо мной лежит дочь, на лице пятна спермы, которую не смогла проглотить, член болтается возле губ. Улыбнулась, слизнула с конца последнюю капельку, обсосала головку.

— Пап, тебе понравилось?

— Дочь! Доченька!

— Вижу понравилось. И ничего мы такого не сделали, о чём стоит жалеть. Пап, а ты теперь будешь меня целовать там. Ты же раньше всегда целовал мне писю.

Лёг рядом, тяжко дышу.

— Буду, милая, буду. Ещё как буду. В день по несколько раз буду.

Обняла меня, целует. Целует по-взрослому. Губы пахнут спермой. Собрал языком внутри её ротика всё, что мог, сглотнул. Титечки целую. Дочь прижимает мою голову к груди

— Папка! Как же я тебя люблю! Пап, я хочу ещё.

Да сладкая ты моя, да сколько угодно. Сполз вниз, по пути целуя и облизывая животик, добрался до лобка, до бёдрышек, до писи. Дочь извивается, стонет, кричит. Сладкая мука, очень сладкая. По привычке, как раньше делал жене, вставил в дочкину писюлю пару пальцев. Доченька, когда же ты успела? И с кем? Я его заранее ненавижу. Встречу — убью. Нет, не убью. Кастрирую. Ублажил доченьку до почти что потери сознания. Лежит, дышит загнанной лошадью. А я стою перед ней голый и конец торчит, приняв боевое положение. Дочь слегка одыбалась, на меня посмотрела.

— Пап, так получилось. Не сердись. Да, твоя дочь не девочка. Уже давно. Шлёпать будешь? А может им накажешь?

И пальчиком тычет в член. И тут же развела ножки, задрав их почти к груди. Писечка вывернулась, распахнув губки, будто раскрылся бутон цветка. Ароматная, красивая, точно роза. Голова ничего не соображает. Навалился на дочь, руками упёрся, не раздавить бы. Она вполне умело взяла конец, провела им несколько раз меж губ, смачивая своей смазкой, направила. И тут же, едва убрав руку, подалась навстречу.

Это с голодухи быстро кончил дочке в ротик. Первый запал прошёл и теперь она стонала, извивалась и кричала, получая удовольствие уже не от папиных губ и языка. Устала держать ножки задранными, повернулась на животик, задрала попку. И вновь лишь стоны, редкие выкрики, шлепки тел. И запах. Одурманивающий запах секса. А потом, устав лежать на животе, скакала, оседлав папочку, повернувшись к нему попой, чтобы он видел, как его член ходит в дочкиной писе. Как её узенькая вагина обнимает его, старается не выпустить, не дать ему уйти раньше времени. Как малые губы тянутся за ним вослед, то втягиваясь внутрь, то выходя наружу и растягиваются, следуя за членом. А он выходит из дочкиной писечки, блестящий от смазки, большой, просто огромный на фоне попочки и писечки. Но та всё же растягивается, принимая всего, без остатка. Дочь садится, погружая в себя член, он доходит до упора, а снаружи остаётся ещё какая-то его часть. Мелкая доченька, маленькая. Чувствуя приближение оргазма, снял дочку с себя, положил на животик, заторопился, кончая.

— Пап! Не вытаскивай! В меня кончай!

Сейчас мы живём мужем и женой. Скорее любовниками. Кто нам официально оформит отношения. Я будто пару десятков лет скинул и приблизился к возрасту дочери. А она, доченька моя, ненасытная. При каждом удобном случае старается подставить папе свою писюлю. Не стоит? Целуй! Я согласна на замену. Рассказала, как потеряла девственность ещё в девятом классе. Просто стало интересно. Девочки уже почти все не целки, а она почти одна такая. Вот и дала мальчику. Доставить удовольствие не сумел, но целочку сломал. А потом почти ни с кем и не была. Попробовала пару-тройку раз, разочаровалась. Никакой ласки, грубый трах для удовлетворения самца. В выходные ездим порыбачить. Как же доченька не спустит штанишки на природе, тем более, что имеется возможность быть застигнутой кем-то. Бодрит и возбуждает. Никакого энергетика не надо. Или папа выйдет на балкон покурить, а дочкина пися тут как тут. В постели не так интересно.

Ужинаем. Дочка какая-то смурная, в тарелке ковыряется. Взгляд пустой, полное отсутствие.

— Доню, что случилось? Давай, колись.

— Пап, ты Ирку помнишь?

— А почему нет? У тебя не так уж много подруг. А что с ней?

— Пап, понимаешь, её родители разошлись. — Ясненько, дочь примерила ситуацию на себя. — Ирка осталась с матерью. А она взяла и замуж вышла. Вот.

Дочка замолчала, что-то обдумывает, морща лобик.

— Дочь, и что здесь такого? Все когда-то заводят семью, даже если разошлись.

— Пап, там всё сложно. Понимаешь, этот материн сожитель, он к Ирке пристаёт.

— Чтоооо?

Вот это уже ни в какие ворота не лезет. Силком брать женщину — удавить гадёныша мало.

— Пап, не кипятись. Ирка из дому ушла. А жить ей негде. Она у девчат в общаге зависала, так дежурная вычислила и попёрли её. А у неё ни вещей, н денег. И вещи мать не отдаёт. И алименты с отца, пока Ирка учится, тоже зажала. А карточка Иркина. Пап, я тут подумала…У нас же места много, а, пап.

Вот же проблема какая. И девчонку жалко. Молодая, неопытная, сгинет. А доимой вернётся, мать сама под сожителя подложит. Дочь, будто услышав, продолжает

— Пап, её мать Ирке не верит, ругает её. И говорит, что могла бы отчиму и дать, не раздувать скандал.

— А где Иринка сейчас?

Дочь понурилась.

— Ну-ка, колись, Зоя Космодемьянская.

— Пап, я же знаю, что ты у меня лучший. Она, пап…Она в подъезде у нас.

— Дочь, а ты знаешь, что ты свинюша? Нет? Теперь знаешь. Девчонка там все нервы истрепала, а ты тут мне сказки рассказываешь. Зови. Проблемы будем позже решать.

Примерно так Ирка вошла в нашу жизнь. Быстро вписалась, приняв все наши уклады. На первых порах мы с дочерью воздерживались от привычных нам отношений. Постепенно дочь просвещала Ирку и пришла пора принимать решение быть Ирке с нами или не быть. Она ведь у нас пока на птичьих правах. Правда к матери её мы наведались. И вещи Иркины забрали, и карточку с алиментами от отца, и сожителю материному, попробовавшему права качать, в табло заехали.

Поужинали. Пришло время определиться. Девочки сидят рядышком. Иринка уже привыкла ходить дома в лёгкой одежде. Майка, трусики, всё, как у дочери. И на то, что я хожу в шортах, внимания уже не обращает. Теперь осталось внушить, что наше с дочерью совместное, в том числе и в половом плане, проживание, не есть нечто сверхъестественное. Начал разговор. Перед этим, во время ужина, накапал девчатам и себе по несколько капель коньяка. Для лучшей работы мозга.

— Ир, ты определилась?

— С чем, дядь Коль?

— Ты будешь жить с нами, или съедешь?

— Дядь Коль, если вы меня не гоните, то, можно, я останусь?

— Ир, я не против. Места много, еды хватает, тем более, что вы с Надей сами и готовите. Ир, понимаешь, у нас с дочерью несколько специфические отношения…

Иринка перебила, махнув рукой

— Ой, дядь Коль, да знаю я всё. Надя рассказала. Я вас не осуждаю, скорее поддерживаю. Было бы у меня так с родным отцом…И про порядок у вас она рассказала. Я на всё согласна, только не гоните меня. У вас тихо, спокойно. У вас аура какая-то очень хорошая. Я сказала что-то смешное?

Смотрит удивлённо, а я остановиться не могу, просто ржу. Отсмеялся, вытер с глаз слезинки.

— Дочь, плесни-ка нам ещё по паре капель. Ирка, ты чудо! Я готовил столько времени речугу, подбирал аргументы, чтобы тебя убедить. Я ведь изначально не хотел, чтобы ты куда-то съезжала. А вот принять наш уклад, это надо было тебе всё растолковать, разъяснить. А ты меня так обломала. Ладно, спасибо тебе, хоть посмеялся. В жизни мало хорошего, так что ещё раз спасибо за позитив. Ну, девочки, за вас, веселушки вы мои.

Выпили. Девчата сидят, переглядываются. Что-то задумали. Дочь Иринку в бок толкает.

— Ир, ну ты чего? Ты же хотела…

Иринка решилась.

— Дядь Коль, не сердись. Я спросить хочу: можно мне, как Наде?

— А что тебе нельзя, как Наде?

Ирка потянула дочкину маечку, задирая её. Последние дни по квартире дочь ходила в трусиках. А тут попка голенькая. Это ЖЖЖ не спроста.

— Вот так мне можно?

— Хм. Ир, а ты сможешь?

— Я? — Ирка соскочила со стула, отчаянно краснея, стянула с себя трусики, замерла, держа их в руках — Смогла?

— Смогла. Но удивила. Ир, ты же понимаешь, что я вполне ещё мужчина со всеми вытекающими отсюда последствиями и…

Ирка не дала договорить.

— Дядь Коля, я хочу быть твоей любовницей.

И замерла. Лицо напряжённое, в глазах страх: А ну как откажут и посмеются? Посмотрел на дочь. Та кивает головой: Давай, пап, соглашайся. Двух трахать будешь, я поделюсь.

— Ир, а Надя тебе не говорила, что иногда получает по попе? Нет? Да? Ты готова к такому?

— Я согласна на всё. Что Наде, то и мне. Дядь Коль…

Протянул руку, она вложила в неё свою. Посадил на колени, сунул руки под маечку, титечки нащупал. Крупнее дочериных. Конец в Иркину попу упёрся. Она всё чувствует, молчит. Задрал маечку, титечки целую. Вот и проверим, на что ты, милая, готова. Слова словами, а каковы будут дела. Ирка стянула майку совсем, в сторону отбросила. Дочь вежливо кашлянула

— Пап, я это, мне там ещё в компе пошариться надо. Ну, я пошла?

Махнул дочери рукой. Губы заняты Иркиными губами. Доню испарилась мигом. Привстал со стула, попытался стянуть с себя шорты. Ирка соскочила, мигом оставила меня без штанов, рукой конец поймала, в глаза мне смотрит: А дальше что? Не привыкла ещё, стесняется. Сел на стул, на коленки к себе девочку усаживаю. Осмелела, направляет что и куда нужно. Едва вошёл, вздохнула глубоко. Девочка, из-за тебя я несколько дней постуюсь. Так что не обессудь, получишь по полной. Ирка оказалась скороспелкой — скорострелкой. Кончила в разы быстрее дочери. Или это с голодухи? Такое тоже бывает. И вновь заскакала. Прижимаю и поглаживаю титьки, шейку кусаю легонько, целую, мочку ушка прикусываю. Изучаю девочку. Надо же знать, что ей по вкусу. А вот уж скоро и сам кончать буду. Приподнял Ирку с колен, к столу толкаю. Просветила дочь, или сама в теме, только поняла всё правильно. Улеглась грудью на стол, попку выставила, руками за противоположный край вцепилась. Даже посуду не убрали со стола. С азартом драл молоденькую, свежую писюлю. Уф, кончил! Поцеловал спинку, поясницу, ягодички.

— Дядь Коль, ты всё?

Будто не чует. Шлёпнул по попе.

— Ой! За что?

— Никаких дядей Колей.

— А как?

— Папа. Папочка. Папуля.

Ирка попробовала, обкатывая новое слово. Хитрая улыбочка.

— А папу можно целовать?

— Нужно.

Ирка привстала на цыпочки, обхватила руками шею, целует. Дочь вернулась.

— Ну, вы всё? Или будете ещё? Ирка, сдурела, шею отцу свернёшь.

— Не сверну, Надь. Пап, Надь, я теперь ваша?

Наша, наша. — Шлёпнул Ирку по заднице. — Подмывайся иди, доченька.

Ирка сверкнула голой жопой, скрылась в ванне.

Надюшка спросила

— И как она?

— Нормально. Это ты её подготовила?

— Пап, тут есть кто-то ещё? Нет.

— Что нет?

— Ревновать не буду. — Дочь засмеялась. — Ты же это хотел спросить?

— Умная ты у меня.

— Чья дочь?

— Знамо дело.

Ирка высунула голову из ванной комнаты

— Надь, майку подай.

— Зачем?

— Ну я же голая. Одеться надо.

— А ты в ванну как пошла?

— Так.

— Вот так и назад иди. Или ты папу стесняешься?

Удар, что называется, ниже пояса. Ирка, розовая от смущения, вышла из ванны, взяла майку, начала натягивать на мокрое тело. Та прилипла. Подошёл сзади, потянул майку вниз, одновременно взяв в плен титечки. ИРка замерла. Прижался к влажной попе. Потискал титечки, опустил руки, легонько сжал лобок. Ирка слегка присела, тут же выпрямилась, замерла. Смотрит на дочь. Та улыбается, молчит. Ирка потёрлась задом о конец.

— Дядь…Ой! Пап, у тебя снова встаёт?

— На такую попку да не встать.

Дочь ржёт во весь голос.

— Ирка, он может всяко. Когда несколько раз подряд, а когда и не допросишься.

Я обиделся

— И когда это я тебе, сучка ты такая, отказывал?

— Пап, от кобеля сучки и рождаются. Это я так, образно.

— Нечего девочку пугать. Ир, а ты чего майку тянешь?

— Одеться же надо.

— Ааа…Я подумал стесняешься.

Ирка рванула майку вверх отбросила в сторону.

— Мне так ходить?

Дочь повременила, соображая. Тут же стянула майку с себя.

— Нет. Так чего-то не хватает.- Девочки замерли в ожидании. — Думаю…Думаю…Вот что я думаю: Надо бы чулочки, что ли…Дочь тут же перебила

— Ой, точно! У меня есть пояс и чулки. Ирк, пошли.

Только сраки голые сверкнули. Помылся, вышел из ванны, девочки в комнате стоят, фигурки демонстрируют. Загляденье. Дочь родная в беленьких чулочках, белый поясок, резинки от пояса к чулочкам обрисовывают ягодички. Титечки поддерживаются чем-то, чему не знаю названия, но соски голенькие. На ножках туфельки на высоком каблуке. От этого ножки кажутся стройнее. Лепота! На приёмной дочери всё то же самое, только чёрного цвета. К её тёмным волосам это подходит больше. Успели и намазюкаться. И когда? Собираются по утрам, так красоту наводят часа по полтора. А тут мигом. Вот что интерес делает. Переглядываются, ждут вердикт. Встал на колени, упал ниц, протянув к ним руки

— О, богини! Позвольте мне, недостойному, прикоснуться к вашим стопам! К вам одним лишь обращаюсь и молю: не оставьте меня своим вниманием.

Развеселил девчат. Важно, насколько позволял сдерживаемый смех, подошли, взяли под руки, подняли. Важно кивнули и почти синхронно

— Позволяем.

Не удержались от смеха

— Пап, ну как?

— О-бал-ден-но!!!

— Ну правда?

— Дочь, не нарывайтесь. Не сдержусь ведь и поставлю вас в позу на диванчик. И буду иметь ваши киски по очереди и хором.

— Пап, ты же только кончил. Встанет?

— А вы на что? Поможете.

Всеобщий хохот. Обнял их за талии, потащил на кухню. В честь такого наряда надо выпить. Они отбиваются. И что опять не так?

— Пап! Пап! Погоди! — Остановился. — Пап, ты говорил, что твоё слово тут закон. Так? А наши слова?

— Если мысль здравая, то имеют право на жизнь и даже на преодоление моего вето. Пусть я и самодур, но вполне вменяемый.

— Пап, мы с Иркой решили, что ты тоже должен ходить в таком же виде, как и мы.

— То есть как? В кружевном поясе? В чулках?

— Нет, пап, что ты. — Смеются, представляя папу в таком наряде. — Есть для тебя наряд. Никаких кожаных костюмов из серии садо-мазо и прочего БДСМ. Всё пристойно. Вт, примерь.

И протягивают пакет с одеждой. Мдя! Если это одежда, то я…А ничего так, нормально. Девчата, получив согласие, в четыре руки стянули шорты, натянули этот наряд. Всё это переодевание так возбудило всех, что пришлось выполнять обещание и ставить девочек раком на диване. И сношать по очереди.

Проснулся среди ночи. По краям две нимфы сопят. Обе повернулись ко мне спинками, холоднючие попки упёрли куда-то подмышку. Благо на эту кровать можно уместить пятерых. Прикрыл одеялом одну и другую Грех, конечно, спать с дочками. Убивать людей тоже грех. И воровать грех. Так что мой не самый тяжкий. Положил руки, раскинув крестом, на попки обеих. Да ну её, всю эту мораль. Спать буду. А утром, чья первая попка подвернётся, та моя. Спите, девочки, спокойной ночи.